Спустя недолгое время я устало сажусь на землю, переводя дыхание. Провожу рукой по лбу, даже не обращая внимания на то, что она грязная. Я уже успел забыть, какая это морока ― пилить с трудом поддающиеся корни, и, кажется, поторопился с выводом, что теперь мне будет легко. Видно, всё дело в том, что в начале Игр я был значительно выносливей. Во время следующего перерыва я передаю нож Аннабет, по её же настоянию. Но несмотря на то, что Аннабет взялась мне помогать, к концу работа идёт ещё хуже: зазубренное лезвие затупилось и теперь не сколько пилит, сколько просто скребёт корни.
Словами не передать, как мы измучились, но всё-таки Аннабет с горем пополам выбирается из ловушки. Теперь мы точно сюда никогда больше не сунемся! Что бы ни случилось, будем обходить это место десятой дорогой.
За работой я совсем позабыл о времени. Часов здесь нигде не найти, поэтому приходится ориентироваться по солнцу. Если верить моему опыту, скоро наступит полдень. Мы на ногах ещё с ночи, а во рту у нас со вчерашнего дня не было ни крошки. Мне кажется, мой желудок уже давно стал похожим на сдувшийся резиновый мячик. Что бы только я сейчас ни отдал за свежее, жареное на углях мясо, которым нас нередко кормили в лагере, или за мамины пирожки с черничным повидлом, ещё горячие, только что вынутые из духовки!..
― У нас что-нибудь осталось? ― сглотнув голодную слюну, без особой надежды спрашиваю я.
Аннабет отрицательно качает головой.
― Только это, ― она протягивает мне неполную бутылку, которую сама же предусмотрительно набрала накануне вечером.
Я жадно пью, но даже наличие воды меня сейчас не сильно ободряет. И лес, когда я осматриваюсь по сторонам, не даёт мне никакой подсказки, что делать дальше. Мы в очередной раз избежали опасности, но ситуация от этого не стала проще. Да что говорить, она с самого начала не была простой, это лишь мы обманывали себя иллюзией временной безопасности. Словно челюсть хищника, она сдавила нас, не давая вырваться и свободно вдохнуть.
За неимением лучшего варианта мы с Аннабет, посоветовавшись, идём к тому месту, где несколько дней назад оставили вялиться под солнцем кусочки мяса неведомого зверька. Так и есть, наша добыча осталась нетронутой. Но вот годится ли она в пищу ― это сомнительно. Тем не менее мы никак не можем решиться выбросить эти несчастные кусочки. В нашем случае это непростительная расточительность. Нужно, что ли, попробовать поджарить их на костре… Но единственный источник огня находится у входа в лабиринт. Мы очень устали, но всё равно забираем нашу добычу и плетёмся к самому зловещему месту на арене.
Чем ближе мы подходим к нему, тем неуютнее мне становится. Одного взгляда, брошенного на чернеющий проход, хватает, чтобы по спине побежали леденые струйки страха. Вместе положенных шести, там горят уже только два факела, но нам это без разницы. Я беру один, и мы заходим в лес, но не очень далеко, так как неизвестно, какие опасности таят его глубины.
Сухой хворост, сложенный пирамидкой, быстро схватывается пламенем. Костёр разгорается, и от него кверху начинают тянутся лёгкие клубы дыма. Теперь уже не важно, выдадут они нас или нет. Всё равно мы не можем вечно прятаться. Да и профи уже перестали быть той грозной, непобедимой силой, встреча с которой сулит неминуемую смерть. Они потерпели серьёзное поражение и теперь в живых остались только Кларисса и Бьянка.
Круг наших врагов сужается. Я перечисляю в уме всех трибутов и с удивлением прихожу к выводу, что, помимо нас с Аннабет и двух девушек из компании профи, выжили только Алексис и Пайпер. Всего четверо врагов. И среди них ни одного парня. Значит, я уже фактически победитель. Но это открытие вызывает у меня лишь скептическую усмешку. Я ещё не выиграл, и для достижения победы мне нужно ещё очень постараться. Та же Кларисса из одной зловредности не захочет допустить меня к триумфальной колеснице.
Обилие опасностей научило меня всегда быть настороже. Именно поэтому, едва заслышав далёкий крик, я сразу вскакиваю, попутно обнажая меч. Мои нервы натянуты, я уже согласен сразиться с трибутами, но пусть это будет не очередная подлянка от богов!
Прерывистый, полный ужаса крик приближается и вскоре мы видим его владелицу ― Пайпер. Словно обезумевшая, она проносится мимо, даже не задержав на нас взгляда. Но не успев скрыться из виду, она падает и остаётся лежать неподвижно. Мы замираем, напряжённо вглядываясь вдаль, готовые в любой миг сорваться с места. Но едва последние крики девушки растворились в душном воздухе, лес снова замер, как замирает вода, встревоженная брошенным в неё камнем.
Удостоверившись, что никакой опасности не предвидится, мы опускаем оружие и подбегаем к Пайпер. Её руки раскинуты в стороны, она лежит, повернув голову, а на её спине покоится небольшой заплечный мешок. По остекленевшему взгляду девушки я понимаю, что она мертва. Пушечный выстрел не оставляет в этом никаких сомнений. Мой взгляд, блуждающий по её распростёртому телу, останавливается на маленькой, длиной с иголку, колючке, что торчит из её шеи. Я неосознанно протягиваю к ней руку, намереваясь вытащить её и рассмотреть поближе…
― Осторожно! ― Аннабет вовремя останавливает меня. ― Наверняка она отравлена.
Я тут же одёргиваю руку и мысленно проклинаю себя за неосторожность, ведь и сам только что подумал о том же.
― Похоже на шип какого-то растения…
― Наверно, так оно и есть. Помоги мне…
Я осторожно приподнимаю Пайпер, чтобы Аннабет было легче снять мешок с её плеча. Собственные действия вызывают у меня отвращение, хотя я и понимаю, что это вынужденная необходимость. На арене царят волчьи законы. Я стараюсь не смотреть Пайпер в лицо, но взгляд притягивается сам собой. Даже сейчас, несмотря на тонкие полосы грязи на лице, она выглядит красивой. И от этого её смерть кажется ещё более несправедливой.
В мешке погибшей дочери Афродиты мы находим немного еды, а также пустую бутылку и моток проволоки. Всё это легко поместилось бы в моём рюкзаке, но Аннабет берётся сама нести эту поклажу ― так мы увеличиваем свои шансы не остаться без всего, даже если один из нас вынужденно потеряет свою ношу.
― Надо уходить отсюда, ― закинув мешок на плечо, Аннабет осматривается по сторонам.
― Согласен, ― я подхожу к месту недавнего кострища и затаптываю едва тлеющие угли.
Эта часть леса и так отталкивала нас своей неизведанностью, а после смерти Пайпер задерживаться здесь и вовсе не хочется. И потому мы, невзирая на усталость, ближе к вечеру возвращаемся на свою территорию. Правда, там неприятных воспоминаний тоже хватает с избытком, но там, по крайней мере, есть вода да и ловушки тех краёв нам уже знакомы.
Но куда бы мы ни пошли, за нами всюду незримой тенью следует тревога. Скоро всё должно решиться… И окружающая нас тишина не без оснований кажется нам затишьем перед большой бурей.
***
― Ничего не поделаешь, видно, у нас только два выхода, ― наступившим утром я подвожу итоги своих тяжёлых раздумий. ― Или мы снова отправляемся в лабиринт ― возможно, там что-то ещё осталось, ― или идём искать оставшихся трибутов и заканчиваем эти Игры. Иначе скоро мы будем не в состоянии сделать ни то, ни другое.
Аннабет, будто не слыша меня, сидит, обхватив руками колени и уставившись в одну точку. Падающая на её лицо тень от раскидистого куста усугубляет его и без того мрачное выражение. Еды у нас совсем не осталось ― и это наша главная проблема. Запасы Пайпер мы разделили ещё вчера.
― Я не хочу погибнуть от рук полубогов, лучше уж такие твари как циклоп, ― тихо произносит Аннабет. ― И убивать я тоже не хочу. Пусть будет лабиринт.
― Думаешь, так у нас больше шансов выиграть? ― осторожно спрашиваю я.
― А кто здесь вообще выигрывает? ― бесцветным голосом отзывается дочь Афины.
В её взгляде ― пустота, никаких эмоций и, кажется, уже ничто на свете не способно вывести её из этого транса. Такое равнодушие равносильно смерти, и мне становится по-настоящему страшно за Аннабет. Но, к счастью, мои страхи не оправдываются: через минуту она вздыхает и видно, что через силу, но всё же улыбается:
