Она опустила бинокль и устремила на Марка свой холодный, непроницаемый взгляд.
— А гробница Маху, — беззвучно прошептала она, — на нее у нас будет время?
Он нахмурился.
— Как вам будет угодно. Почему именно гробница Маху?
Она вернула ему бинокль.
— Из-за наскальных рисунков, доктор Дэвисон. Я хочу… посмотреть наскальную живопись…
Не в состоянии отвести от нее глаз, Марк вдруг ясно осознал, как близко она стояла, и сладкий гардениевый запах ее духов сводил его с ума.
Он думал, что бы ответить, когда вдруг услышал позади металлический щелчок. Марк обернулся и заметил Рона, который махнул ему рукой.
— Здорово я вас подловил!
Недалеко от Рона, прислонившись к большой высокой пальме, стояли Жасмина и Хасим и тихо разговаривали.
— Это бывший Северный дворец? — осведомилась Алексис, показывая томным жестом на земляные холмики и рвы.
— Так называют его египтологи.
Марк отошел от нее и не спеша зашагал между кучками гальки и обломков кирпичей, образующих очертания того, что некогда было фундаментом дворца.
— Никто не может точно сказать, для чего служили эти строения. Об этом можно только догадываться.
Он присел у одной из разрушенных стен на корточки и провел рукой по ломким камням. Термиты уже давно проникли в кирпичи из ила и съели последние остатки соломы. Затем в них вонзились тонкие корни травы. Кое-где виднелись даже корни пальм, пробивающиеся наружу сквозь галечный пол дворца.
— Тель Эль-Амарна — удивительное явление в археологии, миссис Холстид. На самом деле это не совсем Тель. Тель — это древний курган, состоящий из различных слоев. Каждый слой свидетельствует об определенном периоде поселений на этом месте. Если город погибал в результате пожара, эпидемии или войны, то на его обломках часто возводили новый. Вспомните, например, Трою. Различные слои раскопок дают сведения о следующих друг за другом периодах поселений, а нижний пласт представляет самый ранний из них. Но Ахетатон был построен, населен и снова оставлен менее чем за двадцать лет. Жители покинули этот город и никогда больше не вернулись обратно. — Марк встал и отряхнул руки о джинсы.
Ее голос прозвучал отрешенно и немного грустно:
— Тогда бы от города осталось больше, чем мы видим…
Марк покачал головой и посмотрел на гальку, которая, возможно, когда-то была великолепным мраморным полом.
— Люди, уезжая, забрали все с собой. Мебель, двери, даже колонны. А потом уже природа взяла свое. Незащищенные строения из речного ила были в течение трех тысячелетий предоставлены ветру и дождю. Да еще туристы, которые уже сотни лет приезжают сюда и останавливаются, чтобы прихватить с собой сувенир. Нельзя забывать и про феллахов из окрестных деревень, которые растаскивают кирпичики из ила и делают из них удобрение. Удивительно, что здесь вообще хоть что-то еще осталось.
Марк прошелся между остатками стен, галька хрустела у него под ногами. Алексис не отставала от него ни на шаг.
— Почему вы не уверены, что здесь был дворец? Мне кажется, каждое здание может быть точно идентифицировано.
Они остановились рядом с лестницей, ведущей в никуда.
— Все базируется на предположениях, миссис Холстид. Многие специалисты делают выводы из того, что ни один из них толком не знает. Пример тому — строение, которое мы называем зверинцем Эхнатона. Мы именовали его так только потому, что его крохотные помещения без окон слишком малы для спален и украшены фресками животных. Кроме того, там были найдены необычные каменные ванны, которые могли служить кормушками. Так как нам ничего другого не пришло в голову, то мы назвали его зверинцем.
Алексис пристально посмотрела на Марка сквозь темно-зеленые стекла очков. Он сам не знал почему, но ему вдруг стало не по себе.
— Ну а вы-то верите в то, что здесь когда-то был дворец, доктор Дэвисон? — спросила она нежным голосом.
Он отвел глаза.
— Я не совсем уверен. Во-первых, здесь нет ни кухонь, ни помещений для слуг. Во-вторых, хотя здесь и есть ванны, но у них нет сливных труб, как это было принято в других жилых домах. Этому так называемому дворцу не хватает многих необходимых удобств царского жилища. Кажется, будто это огромное здание было построено не для того, чтобы служить жилищем, а только для того, чтобы его символизировать.
Марк оглянулся и увидел, что остальные члены группы в нетерпении столпились вокруг машин.
— Что было раньше на этом месте, миссис Холстид? Дворец или что-то другое? Определенно что-то, что современный человек не в состоянии постичь, что-то, что принадлежало народу, жившему здесь более трех тысяч лет назад и унесшему эту тайну с собой в могилу.
Алексис внимательно слушала, не отрывая глаз от его лица.
— Так же как и так называемый дворец в Кносе, — продолжал Марк, — который постепенно навел археологов на мысль, что это вовсе не дворец, а огромный склеп, населенный не живыми, а мертвыми. Кто знает, что будут думать археологи через три тысячи лет, в четыре тысячи девятьсот девяностом году, о каруселях и платных туалетах?
— Эй, вы, давайте сюда!
Марк обернулся. Рон звал их к «лендроверам».
— Статуя в Египетском музее представляет его обнаженным и без половых органов. А здесь вы видите его в наряде, напоминающем женское платье. У него широкие бедра и грудь кажется женской. И тем не менее он носит титул царя.
Голос Рона разносился в холодной тишине выдолбленной в скале пещеры. Они тесной кучкой столпились в гробнице Юи и после того, как их глаза привыкли к темноте, стали рассматривать огромный рельеф, который занимал почти всю стену. Освещаемый проникающим через вход солнечным светом, перед ними сидел фараон Эхнатон, который откинулся на спинку кресла и мирно глодал кость. За ним сидела его жена Нефертити и пила вино из бокала. За несколько столетий рельеф слегка закоптился факелами многочисленных посетителей.
— Загадка той статуи из музея объясняется легко, — продолжал Рон, — дело в том, что Эхнатон повелел изображать себя символично, как «отца и мать человечества», и его портреты никогда не имели ничего общего с мужскими чертами. Но это еще ничего не значит, поскольку Тутмес Третий также носил титул «отца и матери человечества», его изображения, однако, производят впечатление исключительной мужественности. Эта теория опровергается также, если принять во внимание революционный стиль искусства при Эхнатоне. Прежде всего искусство должно было изображать жизнь такой, какой она была на самом деле, и Эхнатон настаивал, чтобы даже уродство его лица, следуя традициям его нового искусства, было правдиво отображено. Радикальным формам искусства во время правления Эхнатона было не свойственно аллегорическое изображение. И так как его тело тоже должно было изображаться таким, каким оно было на самом деле, можно с большой вероятностью предположить, что у Эхнатона действительно не было половых органов.
Шесть пар глаз были прикованы к гигантскому изображению фараона, имевшего столь необычный вид, а Рон не был уверен, что хоть кто-нибудь его слушал, но это его нисколько не волновало.
— Некоторые факты свидетельствуют о том, что шесть предполагаемых дочерей Эхнатона были вовсе не дочерьми, а его сестрами. Где бы ни появлялось имя одной из царевн, оно постоянно сопровождалось титулом царская дочь. Царь, однако, ни разу не упоминается по имени, хотя имя матери везде присутствует. Например, здесь. — Рон поднял руку и указал на вертикальный ряд иероглифов. — Здесь говорится о царевне Бакетатон: «Бакетатон, царская дочь, плоть от плоти его, рожденная от главной жены Тии. Мы знаем, что отцом Бакетатон был Аменхотеп и что она была сестрой Эхнатона. А Тия была главной женой Аменхотепа и матерью Эхнатона. Но к его так называемым дочерям относится, однако, и «царевна Анхесенпаатон, царская дочь, рожденная от главной жены Нефертити». В любом случае они обозначаются как дочери царя, как будто имя царя неизвестно, тогда как имя матери должно быть точно обозначено.
