На стук Магеллана вышел радостно улыбавшийся Энрике в куртке, обсыпанной гусиными перьями. Он принял плащ с портупеей хозяина и доверительно сообщил:

– Вечером вас угостят вкусной жареной птицей.

Фернандо посмотрел на расчесанные черные волосы слуги, на чистую белую рубашку, на аккуратно подстриженные ногти и подумал, что с рабом происходит что-то странное. Недаром Энрике зачастил на кухню, хотя не страдал обжорством.

– Сеньорита дома? – спросил капитан.

– У себя в комнате, – кивнул малаец. – Играла на трубах.

– На органе, – поправил офицер.

– Сейчас вышивает. Взяла раму с холстом, колет ее иголкой, говорит, будто вырастут цветы.

– Как ты попал к ней?

– Позвала, расспрашивала о вас.

– О чем?

– Как мы воевали в Африке.

– Тебе нравится сеньорита?

– Очень. Она подарила мне пять монет.

– За что?

– Я качал воздух в трубы – с гордостью ответил слуга.

– Недурно. Так, как мы с тобой воевали в Африке? Что ты поведал?

– Она интересовалась вашим ранением, обещала приготовить отвар из листьев валерианы. Сеньорита поила брата настоем после кораблекрушения.

– Я приму лекарство, хотя дон Педро изрядно напичкал меня микстурами. О чем она спрашивала?

– Есть у вас женщина в Португалии или нет? Я сказал, наша Сабина самая толстая и красивая!

– Дурак!

– Хозяин учил – обманывать нельзя. Бог Христос не пустит домой.

– Ладно, праведник… Как потратишь деньги?

– Энрике купит перья и пришьет на куртку, – радостно признался малаец.

– Прекрасная идея, отложи ее до Малакки.

– Хозяин запрещает покупать перья? – расстроился Энрике.

– Купи, но не ходи в перьях по городу.

– Я подожду, – утешился слуга. – Белиса позвала щипать гуся, хозяин пустит меня на кухню?

– Иди, да смотри, чтобы не жаловались на тебя! – погрозил Фернандо.

Магеллан придирчиво осмотрелся в зеркале, причесал костяным гребешком волосы, распушил бороду, ослабил воротничок сорочки, выставил напоказ краешек волосатой груди, отчего, как ему казалось, выглядел моложе. Стряхнул с башмаков рыжую пыль и, вместо того, чтобы пойти к себе наверх, направился в гостиную, надеясь дождаться случайной встречи с Беатрис.

Он миновал темный коридор, вошел в залитый солнцем зал. Через раскрытую стеклянную дверь во внутренний дворик, косые лучи проникали в комнату, упирались в ровные черные и белые квадратики мраморного пола. Словно шахматный офицер, Фернандо ступил на черное поле и, стараясь не наступать на белые плитки, заскользил зигзагами к камину, где стояло старое кресло. Квадратики были маленькими, отчего приходилось приподниматься на цыпочки и балансировать руками, чтобы не сбиться с пути. Увлекшийся игрой, капитан замычал матросскую песню, чертыхаясь с досады, когда оступался, «сжигал» ногу. Не успел он замысловато придвинуться к камину и плюхнуться в кресло, как услышал за спиной сдавленный смешок. Он обернулся и обомлел. В углу на сундуке, в котором хранились скатерти для семейных обедов, сидела Беатрис. Девушка уткнула лицо в ладошки, пыталась подавить смех, но ей не удавалось. Пяльцы с нитками лежали рядом. Фернандо замер посреди комнаты, как нашкодивший мальчишка. Ему ужасно захотелось исчезнуть из залы, сбежать из Севильи, а она нагибалась ниже к коленям, краснела от смеха и смущения, будто он поймал ее за чем-то предосудительным. Успокоившись, Беатрис виновато спросила:

– Сеньор капитан любит играть в шахматы?

– Да, – выпалил Фернандо.

– Часто вы так играете? – она опять засмеялась.

– Бывает… – неопределенно ответил он. – Там… – и помахал рукой в сторону патио.

– Там все плиты одинаковы, – лукаво заметила она.

– С вашим отцом, – поправился Фернандо.

– И он прыгает? – удивилась она.

– Вы смеетесь надо мной, – обиделся Магеллан.

«И-я!»– послышался со двора крик павлина, штурмовавшего клумбу.

– Кыш, Пипо! – вскочила на ноги Беатрис— Кыш, пошел!

В воздухе мелькнуло розовое атласное платье, желтые туфельки звонко застучали по полу. Девушка обдала Магеллана запахом жасмина, выскочила в патио.

«И-я!» – кричал Пипо, стараясь ущипнуть ее за руку. Фернандо мужественно прикрыл Беатрис обнаженной грудью. Вдвоем они отогнали павлина от цветов. Пипо обиженно раскрыл облезлый хвост, опустил голову и по-гусиному злобно зашипел. Затем гордо выпрямился, важно отошел к кормушке с зерном.

– Вашему слуге очень нравится Пипин хвост, – засмеялась девушка. – Энрике боится птицу, считает священной, разговаривает с ней. Белиса жаловалась, будто малаец таскает с кухни павлину лакомые кусочки. Неужели дикари так сильно любят перья?

– На островах перья используют в качестве денег и для украшений, – пояснил Фернандо. – Вплетают в тесемочки десятки, сотни тысяч перышек райской птицы, делают связки до десяти метров длиной, а короткие – в праздники носят на шее.

– Это красиво, – согласилась Беатрис— Брат рассказывал, как индейцы украшают перьями лодки. Вы видели туземные корабли?

– Приходилось. Но такие лодки, хотя они и большие, кораблями не назовешь.

– Почему? – заинтересовалась девушка.

Она слегка наклонилась над клумбой, поправила примятые павлином цветы. Глубокий вырез обнажил полную грудь. Аромат белоснежных цветов поднимался над землей. Фернандо с трудом отвел глаза в сторону и, защищаясь от нахлынувшей страсти, застегнул шнуровку на груди. Сдерживая неровное дыхание и стараясь не показывать волнения, глуховатым голосом принялся рассказывать о Молуккских островах:

– Туземцы подыскивают дерево с толстым ровным стволом. Мужчины рассаживаются вокруг него, колдун начинает магический обряд. Он постукивает по стволу топором, изгоняет злых духов, проверяет, нет ли гнили и трещин, бросает рисовые зерна, поливает землю пальмовым вином, танцует, поет, произносит заклинания. Убедившись, что духи покинули дерево, получив от него согласие, туземцы медленно рубят ствол, совершают ритуальные действия. Так проходит день до заката солнца.

Беатрис сорвала цветок, сунула нос в фарфоровую чашечку лепестков. Красно-коричневая пыльца замазала ей лицо, но девушка не заметила. Магеллану сделалось весело и легко.

– На следующий день у поваленного дерева обрубают ветки, с помощью катков и веревок перетаскивают ствол в деревню, каждые сто метров устраивают жертвоприношения. На берегу мастера выжигают и долбят ствол в течение месяца, пока не получится легкая вместительная лодка, способная выдержать свыше сорока человек. К корпусу пришивают в два ряда доски для бортов, замазывают смолой дырочки. Иногда из циновок устанавливают похожий на клешню рака треугольный парус, острым концом обращенный к днищу. К одной стороне лодки крепят на шестах дополнительный поплавок-балансир, устраивают между шестами помост для продуктов и снаряжения. Такие двадцатиметровые лодки обгоняют каравеллы, не боятся волн. Туземцы украшают суденышки резьбой, перламутром, раковинами, разноцветными камешками. К носу привязывают божка в гирляндах из цветов и перьев.

– Теперь понятно, почему Энрике любит красивые перья, – сказала Беатрис, разглядывая павлина.

– Он мечтает не только о перьях, – добавил Фернандо, – ему хочется ходить голым, чтобы все видели великолепную татуировку.

– Татуировку? – переспросила девушка. – Дуарте рассказывал о восточном обычае. Это болезненная операция?

– Довольно неприятная, но в последние годы португальские моряки подражают малайцам.

– Неужели святая инквизиция терпит дьявольские символы? – удивилась Беатрис.

– После крещения водой орнамент теряет магическую силу, становится простым украшением.

– Я слышала от францисканцев, будто даже после крещения туземцы остаются людоедами.

– На большинстве островов каннибализм – обычное явление. Виной тому языческая вера и скудная животная пища. У туземцев есть лишь свиньи и куры, да и то не везде. Некоторые племена варят мясо собак в соленой воде. Оно хорошо помогает при грудном воспалении и скорбуте (цинге).