Он улыбнулся:

«В моей книге есть об этом история. О заточенной в башне принцессе, которая бросает записки в океан. Их находит повелитель рыб».

– Я сомневаюсь, что повелителю рыб есть дело до наших трудностей, – бесстрастно ответила Сири.

«Подобное существо лишь ненамного сказочнее возможности, что мои записки найдут и правильно истолкуют. Если я выброшу их из окна, никто не поверит, что они написаны Богом-королем».

– А передать через слуг?

Он нахмурился:

«Допустим, что ты права и мои жрецы действуют против меня. Не безрассудно ли обращаться к слугам, которых они же и наняли?»

– Наверное, безрассудно. Можно попробовать договориться со слугой из Пан-Каля.

«Никто из тамошних ко мне не вхож, ибо я Бог-король. Да и чем нам поможет пара слуг? Разве это разоблачит жрецов? Никто не поверит слуге из Пан-Каля, который выступит против духовенства».

Сири встряхнула головой:

– Ты можешь устроить скандал – сбежать или вызвать смятение.

«Когда я нахожусь вне дворца, меня постоянно окружает сотня человек. Пробуждающие, солдаты, стражники, жрецы и безжизненные воины. Неужели ты искренне думаешь, что я могу устроить скандал? Меня уволокут до того, как я с кем-нибудь свяжусь».

– Это верно, – признала она. – Но нам придется что-то делать! Должен быть выход.

«Я его не вижу. Нужно действовать заодно со жрецами, а не против них. Наверно, они лучше знают, почему умирают Боги-короли. Они могут сказать – я способен общаться с ними при помощи ремесленного шрифта».

– Нет, – возразила Сири. – Не сейчас. Дай мне сперва подумать.

«Хорошо», – написал он и взял очередное пирожное.

– Сьюзброн… – наконец сказала она. – Хочешь бежать со мной? В Идрис?

Он нахмурился. Ответил после паузы:

«Возможно. По-моему, это крайность».

– А если я докажу, что жрецы покушаются на твою жизнь? И отыщу выход – найду кого-нибудь, кто выведет нас из дворца и из города?

Это идея пришлась ему не по вкусу.

«Если это окажется единственным выходом, – написал Сьюзброн, – то я пойду с тобой. Но я не верю, что до этого дойдет».

– Надеюсь, ты прав, – сказала она.

И подумала: «Но если нет – убежим. Война не война, а мы попытаем счастья в моей семье».

В трущобах даже средь бела дня царила ночь.

Вивенна бесцельно брела, переступая через кучки грязного цветастого мусора. Она понимала, что должна найти укрытие и затаиться, но мыслить связно уже не могла.

Парлин погиб. Ее друг детства. Это она уговорила его пуститься с ней в авантюру, теперь представшую пределом идиотизма. Его смерть лежала на ее совести.

Дент и его бригада оказались предателями. Нет. Они никогда и не работали на нее. Теперь, оглядываясь назад, она различала тревожные знаки. Как ловко они нашли ее в ресторане. Как воспользовались ею, чтобы добраться до дохов Лемекса. Как манипулировали, внушая, что она под опекой. Все было обманом.

Сама того не зная, она стала пленницей.

Пережить их предательство было еще труднее, после того как она доверилась им и даже подружилась с ними. Стоило прислушиваться к звонкам. Шутливая жестокость Тонка Фаха. Слова Дента о том, что наемникам неведома верность. Он сам признал, что Брюлики готова работать против собственных богов. И по сравнению с этим – что такое измена другу?

Держась за кирпичную стену, она, спотыкаясь, свернула в очередной переулок. Пальцы испачкались в грязи и саже. Волосы побелели, так и не восстановив свой цвет.

Было страшно, когда на них напали в трущобах. В плену у Вашера – ужасно. Но вид Парлина, привязанного к стулу, с кровью под носом, с разрезанными до полости рта щеками…

Такого ей не забыть. Внутри ее что-то сломалось. Впереди выросла стена. Тупик. Она повернулась, чтобы пойти обратно.

– Эй ты, – послышался голос.

Вивенна обернулась мгновенно, удивившись себе. Рассудок помутился, но тело бодрствовало. Защитный инстинкт сохранился.

Она стояла в узком переулке, не отличавшемся от тех, в которых проблуждала весь день. Она старалась не выходить из трущоб, решив, что Дент рассчитывает на ее бегство в открытый город. Наемник знал его лучше, чем принцесса. В своем помрачении она вообразила, будто лучше остаться в тихом замусоренном квартале.

Позади нее, оседлав небольшой штабель ящиков, сидел человек. Невысокий, темноволосый, в типичном местном наряде – тряпье разной степени изношенности.

– Ты наделала много шума, – сказал этот тип.

Она стояла молча.

– Женщина, шляющаяся по трущобам в красивом белом платье. Глаза темные, волосы белые и растрепанные. Если бы не недавняя облава, которая всех напугала, тебя засекли бы еще несколько часов назад.

Мужчина казался смутно знакомым.

– Ты идриец, – прошептала Вивенна. – Ты был здесь, в толпе, когда я встречалась со здешними заправилами.

Он пожал плечами.

– Тогда ты знаешь, кто я, – сказала она.

– Ничего я не знаю. Особенно того, что может причинить неприятности.

– Ты должен мне помочь. Пожалуйста. – Вивенна шагнула вперед.

Он спрыгнул с ящиков, в руке блеснул нож.

– Помочь тебе? – спросил. – Я помню твой взгляд, когда ты явилась на встречу. Ты смотришь на нас как на пыль под ногами. Точняк как халландренцы.

Она отшатнулась.

– Прорва народа видела, как ты слоняешься, словно призрак, – продолжил мужчина. – Но где тебя найти, никто, похоже, не знает. Иные кварталы так и прочесывают.

«Дент, – подумала Вивенна. – Чудо, что я еще на свободе. Надо что-то предпринять. Хватит бродить. Пора найти убежище».

– Сдается мне, рано или поздно тебя кто-нибудь да найдет, – заметил идриец. – Поэтому я стану первым.

– Пожалуйста, – прошептала она.

Он поднял нож:

– Я тебя не сдам. Ты достойна хотя бы этого. К тому же я не хочу привлекать к себе внимание. Но твое платье… За него прилично заплатят, даже за рваное. Эта тряпка прокормит мою семью не одну неделю.

Она замешкалась.

– Крикнешь – я тебя прирежу, – сказал он спокойно. – Это не угроза. Лишь неизбежность. Платье, принцесса. Без него будет лучше. Это на платье все пялятся.

Она же прикидывала, использовать ли дох. Но вдруг не получится? Она не могла сосредоточиться и опасалась, что команды не сработают. Вивенна колебалась, но занесенный нож убедил ее. И вот, глядя перед собой и сама не своя, она расстегнула пуговицы.

– На землю не бросай, – предупредил мужчина. – Уже и так достаточно грязное.

Она сняла платье и задрожала, оставшись в лосинах и нижней рубашке. Идриец забрал платье, ощупал и заглянул в потайной карман. Извлек веревку и, помрачнев, отшвырнул ее в сторону.

– Что, денег нет?

Она тупо покачала головой.

– Лосины. Они ведь шелковые, да?

Рубашка доходила до середины бедер. Вивенна нагнулась, стянула лосины и подала их мужчине. Тот взял, и она заметила, как в его глазах промелькнула алчность… и что-то еще.

– Рубашку, – помахал он ножом.

– Нет, – тихо ответила она.

Он шагнул вперед.

Внутри ее что-то щелкнуло.

– Нет! – выкрикнула Вивенна. – Нет, нет, НЕТ! Забирай свой город, цвета, одежду – и убирайся! Оставь меня в покое! – С плачем она упала на колени и принялась горстями втирать в рубашку грязь и помои. – На! Хочешь – сними ее с меня! И продай такую!

Идриец, вопреки своим угрозам, замялся. Он огляделся, затем прижал дорогую ткань к груди и стремительно скрылся.

Вивенна осталась на коленях. Откуда взялось столько слез? Плача, она свернулась в клубок, безразличная к грязи и мусору.

Она так и лежала, пока не пошел дождь – мглистый и ласковый, как всегда в Халландрене. Ее целовали в щеку капли, по стенам бежали ручейки.

Она была голодна и измучена. Но дождь немного прояснил голову.