Оставшаяся сестра, плача, рассказала об этом отцу, и отец решил отомстить. Он сел жевать табак, как всегда делают эти люди, решив кого-нибудь погубить, впал в опьянение, и в этом состоянии ему пришла в голову мысль, как он мог бы отомстить змее. Он приготовил много картофельной муки, вышел на берег и, позвав змею, проглотившую его дочь, крикнул ей: «Глотай меня!» Чтобы убить ее, он был готов на все и пил из табакерки, висящей у него на шее. Змея пришла на зов и схватила горшок с картофельной мукой, который он держал высоко над собой. Он прыгнул к ней в пасть и спрятался там. Змея подумала, что убила его, и уплыла.
После этого она съела одно племя, и прямо на нем разлагались люди. Потом она начала есть другое племя, и люди тоже разлагались на нем. Он сидел, а они гнили на нем, отчего приходилось выносить сильную вонь. Она проглотила все племена на реке, и там не осталось ни одного человека. Он захватил из дому острую раковину, чтобы взрезать ей живот, но рассек его только слегка, отчего змее все время было больно. Потом она стала поедать племена на другой реке. Людям было страшно, они не ходили обрабатывать поля и все время сидели дома. Да и все равно это было невозможно, на полпути змея устроила себе нору и хватала всех, кто возвращался с поля. Каждый боялся, что змея его сожрет, и не показывал носу из дому. Даже из своих подвешенных коек они старались не вылезать, боясь, что вблизи окажется нора и змея утащит их к себе.
На нем гнили и разлагались люди. Он пил табачный настой и резал тело змеи изнутри так, что она испытывала сильную боль. «Что со мной? Наверное, я проглотила Деи-гому, Режущего, и теперь мне больно», – говорила змея и вскрикивала. Теперь она отправилась к другому племени, выходила там из земли и хватала людей. Им некуда было бежать, и на реке тоже не было спасения. В бухте, где они брали воду, появлялась змея, хватала их и утаскивала с собой. Даже когда они утром вставали на пол, змея хватала их и уносила. Отец же резал ей живот раковиной, и она кричала: «Откуда у меня эта боль? Я проглотила Деигому, Режущего, и оттого мне больно».
Дух-хранитель предупредил его: «Деигома, будь осторожней, когда режешь. Это не тот речной залив, где стоит твой дом. Очень далеко отсюда до твоего дома». Услышав это, он перестал резать. Змея же вернулась туда, где ела людей раньше, и стала хватать оставшихся. «Она все еще здесь, – говорили жители деревень. – Что с нами будет? Она извела наше племя». Они отощали. Им нечего было есть.
Люди умирали и сгнивали в брюхе. Деигома пил из табакерки и резал ее тело. Он уже долго сидел внутри ее. С незапамятных времен он ничего не ел, а довольствовался табачным соком. Да и что ему было есть? Он пил табачный сок и, несмотря на вонь, был спокоен.
Племен больше не было, змея пожрала все живое, что было на реках под небом, и людей больше не осталось. Духи-помощники сказали отцу: «Деигома, вот залив, где твое жилище. Режь теперь сильнее. Еще два изгиба реки, и ты дома».
Он взялся за раковину. «Режь, Деигома, режь сильнее», – говорили они. Тут он рассек брюхо змеи, расширил отверстие и через мех на брюхе выбрался наружу прямо в своем заливе.
Выбравшись наружу, он сел. Оказалось, голова у него совсем облезла, на ней не было волос. Змея билась неподалеку. Так он вернулся назад, проведя немыслимое время во внутренностях змеи. Он хорошенько помылся в своем заливе, пошел в хижину и увидел своих дочерей, радующихся возвращению отца».
На всем протяжении этого мифа, который приведен здесь в значительно сокращенном виде, не менее пятнадцати раз специально отмечено, как люди разлагаются на герое. Этот важный мотив приобретает буквально навязчивый характер: это разложение, да еще пожирание людей змеей – вот чаще всего повторяющиеся ситуации. Деигома пьет табачный сок и поэтому остается в живых. Это спокойствие и невозмутимость посреди разложения отличают героя. На нем могут сгнить все, кто только есть в мире, и это на него не повлияет, посреди всеобщего гниения он останется прямым и целеустремленным. Это, если угодно, невинный герой – гниющие не на его совести. Но ему приходится жить и действовать во всеобщем распаде. Распад не губит его, но, наоборот, можно сказать, заставляет сохранять целеустремленность. Концентрация трупов в этом мифе, где все действительно важное происходит в брюхе змеи, более чем наглядна – это сама истина.
Герой тот, кто благополучно выходит из все новых и новых опасных ситуаций. Но выживает не только герой. Его выживанию помогает масса его товарищей, и именно в том случае, если они все погибают.
Как удается человеку спастись на войне, когда все его товарищи погибли, и что он, оставшись один, ощущает? Об этом говорится в одном из индейских мифов, записанных Кох-Гринбергом у таулипангов в Южной Америке.
«Ночью враги напали на деревню, состоящую из пяти хижин, и подожгли ее в двух местах, чтобы стало светло и жители не смогли скрыться в темноте. Тех, кто выскакивал из домов, они убивали дубинками.
Один по имени Майчауле невредимым улегся между мертвыми и вымазал лицо и тело кровью, чтобы ввести врагов в заблуждение. Они решили, что все мертвы, и ушли. Майчауле остался один. Он встал, смыл с себя кровь и пошел к другой деревне, что располагалась неподалеку. Он думал, там кто-то есть, но никого не нашел. Все жители убежали. Он нашел только лепешки из маниоки и копченое мясо и немного поел. Потом он поразмыслил, вышел из дому и пошел неизвестно куда. Потом он сел и опять стал размышлять. Он думал об отце и матери, убитых врагами, и о том, что теперь у него никого нет. Потом он сказал себе: «Я хочу лежать с моими близкими, которые мертвы». В тоске он пошел назад к сожженной деревне. Там было много стервятников. Майчауле был знахарем и подумал о красивой девушке. Он спугнул стервятников и лег возле своих мертвых родственников. Он опять намазался кровью, а руки держал над головой, чтобы удобно было хватать. Скоро стервятники вернулись и стали кружиться над трупами. Потом прилетела дочь королевского грифа. И что же сделала дочь королевского грифа? Она села на грудь Майчауле. Она хотела разодрать его тело, и тут-то он схватил ее. Стервятники улетели. Он сказал дочери королевского грифа: «Превратись в женщину! Я такой одинокий, и никто мне не помогает». Он забрал ее с собой в пустой дом и там держал, как ручную птицу. Он сказал ей: «Сейчас я пойду на рыбалку. Когда я вернусь обратно, ты должна уже превратиться в женщину».
Сначала он лег среди мертвых, чтобы спастись от смерти, притворился мертвецом, чтобы его не нашли. Потом он обнаружил, что остался один, на душе стало жутко и тоскливо. Он решил вернуться и лечь к своим мертвым родным. Возможно, сначала он думал о том, чтобы разделить их судьбу. Но это было не очень всерьез, ибо он возмечтал о красивой девушке, и, поскольку кроме стервятников ничего живого вокруг не было, поймал себе стервятника вместо женщины. Можно бы добавить, что потом птица, согласно его желанию, и впрямь превратилась в женщину.
Удивительно, как много племен по всей Земле произошло от пар, оставшихся в живых после огромной катастрофы. В хорошо знакомой истории всемирного потопа ситуация несколько смягчена: Ной остался со своим семейством. Ему было дозволено взять в ковчег всю родню и каждой твари по паре. Но благосклонностью Господа пользовался только он: доблесть выживания, на этот раз религиозного характера, была присуща только ему, и только благодаря ему в ковчег пустили остальных. Есть более последовательные варианты той же легенды, где гибнут абсолютно все, кроме пары прародителей. Такие повествования не обязательно связаны с идеей потопа. Иногда это бывает эпидемия, когда умирают все, кроме одного-единственного человека, который бродит в поисках живой души, пока не натыкается на женщину или на двух женщин и не женится на них, кладя тем самым начало новому роду.
То, что он остался один, добавляет предку славы и величия. Даже если об этом не сказано прямо, все равно тот факт, что он не погиб вместе с остальными, ставится ему в заслугу. К уважению, которым он пользуется как прародитель всех ныне живущих, добавляется преклонение перед его счастливой способностью выживания. Пока он жил вместе с другими, ничто его особенно не выделяло – такой же, как все. И вдруг он оказывается в полном одиночестве. Период его одиноких скитаний изображается во множестве подробностей. Показано, как он ищет живых, но везде находит только трупы. Поняв, что в живых больше никого не осталось, он приходит в отчаяние. Но при этом отчетливо звучит и другая нота: человечеству, начинающему сначала, он – единственная опора, без его решимости начать все снова никого и ничего не было бы.
