Даже его история оправдывает такое применение. Немецкое meute — «стая» — ведет свое происхождение от среднелатинского movita, означавшего «движение». Возникшее из него старофранцузское meute имеет двоякий смысл: оно может обозначать как «восстание», «мятеж», так и «охоту». Здесь на первом плане еще человеческое содержание. Старое слово точно обозначает явление, даже двоякость его смысла соответствует тому, о чем у нас идет речь. В ограниченном смысле — как «свора охотничьих собак» — слово стало применяться гораздо позже и в немецкий вошло с середины XVIII в., тогда как слова вроде Meutemacher, Aufruhrer (мятежник, бунтовщик) или Meuterei (мятеж), также производные от старого французского слова, появились на рубеже XV–XVI вв.

Охотничья стая любыми средствами старается настигнуть нечто живое, чтобы убить его, а затем поглотить. Следовательно, ее ближайшая цель — всегда убийство. Важнейшие из ее средств — погоня и облава. Они применяются против одинокого большого зверя либо против многих, при появлении стаи ударяющихся в массовое бегство.

Жертва всегда в движении, за ней приходится гнаться. Решает стремительность движения стаи, которая должна бежать быстрее, чтобы утомить и загнать жертву. Если животных много и их удалось обложить со всех сторон, массовое бегство превращается в панику: каждый на свой страх и риск старается вырваться из вражеского кольца.

Охота движется на большом и разнообразном пространстве. В случае, если преследуется одно животное, стая существует, пока жертва старается спасти свою шкуру. Возбуждение во время охоты растет, оно выражается в криках, которыми обмениваются охотники, вызывая друг в друге жажду крови.

Концентрация на предмете, который постоянно в движении, исчезает из виду, снова возникает, вдруг теряется, так что его приходится искать, но, терзаемый смертельным ужасом, не может вырваться из поля смертоносного внимания, — эта концентрация для всех одна.

У всех в глазах одно и то же, все стремятся к одному и тому же предмету. Сокращающееся расстояние между стаей и жертвой сокращается для каждого. У стаи общий смертоносный пульс. Ровный во время погони в меняющихся ландшафтах, он становится тем чаще, чем ближе преследуемое животное. Когда оно настигнуто, каждый хочет нанести смертельный удар, стрелы и копья концентрируются на одном существе. Они — продления жадных взоров во время погони.

Но всякое состояние такого рода имеет свой естественный конец. Сколь ясна и отчетлива преследуемая цель, столь же отчетливо и внезапно меняется стая, когда цель достигнута. Безумная гонка кончается в момент убийства. Вдруг успокоившись, все толпятся вокруг лежащей жертвы. Они составляют круг тех, кому положена часть добычи. Они могли бы, как волки, вонзить зубы в жертву. Но поглощение, которое волчьи стаи начинают на живом еще теле жертвы, люди откладывают на более поздний момент. Дележ происходит без свар, согласно определенным правилам.

Идет ли речь об одном большом животном или о многих мелких — если охотилась вся стая, добычу нужно распределить между ее членами. Происходящее при этом прямо противоположно процессу образования стаи. Каждый хочет урвать для себя как можно больше. Если бы дележ шел без правил, если бы не существовало на этот счет древнего закона и авторитетов, следящих за его соблюдением, все завершилось бы мордобоем и взаимным истреблением. Закон дележа — самый древний закон.

Существуют две совершенно разные его версии. Согласно первой, добычу делят между собой только охотники. Согласно другой, в дележе участвуют также женщины и мужчины, не входившие в охотничью стаю. Предстоятелю дележа, который должен следить, чтобы все шло по правилам, первоначально от этой должности никаких выгод не доставалось. Могло даже случаться, как при китовой охоте у некоторых эскимосских племен, что из соображений достоинства он отказывался от собственной доли. Ощущение общности добытого сидело очень глубоко: у сибирских коряков идеальный охотник приглашал всех пользоваться его добычей, а сам довольствовался тем, что останется. Закон дележа крайне сложен и изменчив. Почетная доля отнюдь не всегда положена тому, кто нанес смертельный удар. Иногда на нее вправе рассчитывать тот, кто первым увидел зверя. Но и тот, кто только издалека видел схватку, может претендовать на часть добычи. Свидетели в этом случае рассматриваются как соучастники, они переживали борьбу и могут насладиться ее плодами. Я упоминаю об этих крайних и не часто встречающихся случаях, чтобы показать, как сильно пронизывающее стаю ощущение общности. Но по каким бы правилам ни организовывался дележ, главное, на что ориентируются, — это обнаружение и убийство зверя.

Существенное различие между охотящейся и военной стаей состоит в двоякой позиции последней. Когда горящая местью группа стремится догнать и наказать одного-единственного человека, то здесь налицо структура типа охотящейся стаи Если же этот человек принадлежит к другой группе, которая не хочет его отдавать, то вскоре стая выступает против стаи. Враждебные группы не очень отличаются друг от друга. Это люди, мужчины, воины. В первоначальной форме ведения войны они так похожи, что их трудно различить. Нападают они одинаковым образом, вооружение у них почти одно и то же. С обеих сторон звучат дикие угрожающие крики. У них обеих одно и то же намерение. В противоположность этому позиция охотящейся стаи — односторонняя: животные, на которых она охотится, не пытаются окружить и преследовать человека. Они бегут, а если иногда и переходят к обороне, то лишь в момент перед самым убийством. Чаще всего они просто не в состоянии защититься от человека.

Для военной стаи характерно — и это главный ее признак — наличие второй стаи, которая планирует по отношению к первой то же самое, что первая по отношению к ней Эта раздвоенность неизбежна и граница между ними абсолютна, если речь идет о состоянии войны. Что они планируют друг против друга, становится ясно из сообщения о походе южноамериканского племени таулипанг против враждебного племени пишауко. Это дословная передача рассказа одного из воинов-таулипангов; в нем есть все, что нужно знать о военной стае. Рассказчик воодушевлен и полон впечатлении, он изображает события изнутри, со своей точки зрения в их наготе, столь же правдивой, сколь жуткой, и в своем роде неповторимой.

«Вначале была дружба между таулипангами и пишауко Потом они поспорили из-за женщин. Сначала пишауко убили нескольких таулипангов, напав на них в лесу. Потом они убили молодого таулипанга и одну женщину, потом еще трех таулипангов в лесу. Так пишауко хотели раз за разом уничтожить все племя таулипанг.

Тогда Маникуза, военный вождь таулипангов, собрал всех своих людей. У таулипангов было трое вождей: Маникуза, старший вождь, и двое младших вождей, один из которых был маленький, толстый, но очень храбрый, а другой был его брат. При этом был еще старый вождь, отец Маникузы. Среди его людей был также маленький, очень храбрый человек из соседнего племени арекуна. Маникуза велел приготовить перебродившую массу кашири, пять полных тыквенных сосудов. Затем он велел снарядить шесть каное. Пишауко жили в горах. Таулипанги взяли с собой двух женщин, которые должны были поджигать дома. Они поплыли по реке, не знаю, по какой. Они ничего не ели — ни перца, ни больших рыб, ни убитых животных, только маленьких рыб — до самого конца войны. Они взяли еще всякие краски и белую глину для раскрашивания.

Они приблизились к тому месту, где жили пишауко. Маникуза послал пятерых мужчин к дому пишауко, чтобы разведать, все ли они там. Все были там. Это был большой дом, окруженный частоколом. Разведчики вернулись и рассказали это вождю. Тогда старый вождь и трое вождей произнесли колдовство над перебродившей массой кашири. Они сделали то же самое над красками, и белой глиной, и над боевыми дубинками. У стариков были только луки и стрелы с железными наконечниками, никакого огнестрельного оружия. У других были ружья и дробь. Каждый имел при себе мешок дроби и шесть банок пороха. Все эти вещи тоже заколдовали. Потом они разукрасили себя белыми и красными полосами начиная со лба: красная полоса вверху и белая внизу, через все лицо. У себя на груди каждый нарисовал три полосы попеременно: сверху красная, снизу белая и то же самое на обоих предплечьях, чтобы воины могли узнать друг друга. И женщины разрисовали себя так же. Тогда Маникуза приказал развести водой массу кашири.