Самые головокружительные мечты властителей прошлого, для кого выживание стало пороком и страстью, нынче выглядят убогими. История, которая вспоминается из сегодня, обрела вдруг уютный и мирный облик. Как долго тогда все это длилось и как мало можно было уничтожить на незнакомой Земле! Нынче между решением и актом минет мгновение. Что Чингисхан! Что Тамерлан! Что Гитлер! С точки зрения наших возможностей – жалкие подмастерья, халтурщики и дилетанты!
Вопрос о том, есть ли возможность добраться до выживающего, который вырос до таких чудовищных пропорций, – это самый главный, можно даже сказать, единственный вопрос. Подвижность и специализированность современной жизни не дают правильно понять важность и сложность этого основного вопроса. Ибо единственное решение, противостоящее страстной тяге к выживанию: творческое одиночество, ведущее к бессмертию, – это решение лишь для немногих.
Чтобы бороться с этой растущей опасностью, которую кое-кто уже чувствует нутром, надо принять в расчет еще один новый факт. Выживающий сам испытывает страх. Он всегда боится. Его возможности необычайно и невыносимо выросли. Его триумф может стать делом минут или часов. Но на Земле нет уже безопасных мест, в том числе и для него самого. Новое оружие дотянется повсюду и повсюду достанет его самого. Его величина и его неуязвимость в постоянном конфликте. Он стал слишком большим. Властители сегодня трясутся иначе, как будто они такие же, как прочие люди. Изначальная структура власти, ее ядро и сердцевина – выживание властителя за счет всех других, – свелась к абсурду, лежит в развалинах. Власть сегодня более могущественна, чем когда-либо, но и более проклята, чем когда-либо. Выживут все или никто.
Чтобы подобраться к выживающему, надо уметь разоблачать его действия там, где они кажутся простыми и естественными, а это значит – и самыми опасными. Так, никто не протестует, когда он сосредоточивается на отдаче приказов. Было показано, что приказ в его одомашненной форме, какая используется в человеческом общежитии, есть не что иное, как отсроченный смертный приговор. Действенные и тонкие системы таких приказов внедрены повсюду. Тот, кто быстро добрался до вершины или кому удалось овладеть такими системами как-то иначе, по самой природе своего поста одолеваем страхом перед приказами и ищет способы от него освободиться. Постоянная угроза, которой он служит и которая, собственно, составляет самую суть системы, поворачивается в конечном счете против него самого. Угрожают ли враги ему на самом деле или нет, он постоянно ощущает опасность. Эта опасность исходит от его собственных людей, которым он всегда приказывает, которые всегда при нем и которых он прекрасно знает. Средство освободиться от этой угрозы, к которому он прибегает не без колебаний, но от которого никогда полностью не отказывается, – это внезапный приказ о массовом убийстве. Он начинает войну и посылает своих людей убивать. Многие из них при этом погибнут; он жалеть не будет. Как бы он ни демонстрировал себя вовне, его глубокая и тайная потребность – проредить шеренги собственных сторонников. Чтобы освободить его от страха приказов, нужно, чтобы умерли многие из тех, кто борется на его стороне. Лес его страха стал слишком густым, и ему трудно дышать, пока не станет светлее. Однако если он колеблется слишком долго, то утрачивает ясное видение и может нанести большой вред делу. Страх приказов в нем вырастает до катастрофических размеров. Но прежде чем катастрофа докатится до него самого, до его собственного тела, воплощающего для него весь мир, она приведет к гибели бесчисленного множества людей.
Система приказов признана повсюду. Четче всего, конечно, она налажена в армиях. Но и многие другие сферы цивилизованной жизни находятся под воздействием приказов. Смерть как угроза – это монета власти. Очень легко, складывая монету к монете, скопить огромный капитал. Тот, кто хочет стать сильнее власти, должен научиться без страха смотреть в глаза приказу и найти средство вырвать его жало.
