И опять ничего.

Я дошел до вершины Септентрионали, где Залив Эгретии выходит на Марэ Сэпие. Обойдя изгиб, я увидел Понс Игнис – путепровод, ведущий к Инсула Лариде – небольшому острову, на котором стоит Фарос. От этой вершины невозможно идти дальше в северном направлении; северная сторона Септентрионали, выходящая на открытое море, полностью изрезана отвесными скалами. Стоящие на вершине дома богачей могут похвастаться живописнейшими видами и естественной защитой от вторжения, по меньшей мере с этой стороны.

Массивные каменные блоки, образующие пять арок моста, были заложены столетия назад. Когда наш кочевой народ наконец решил осесть вокруг залива, он основал рыбацкую деревушку в наиболее приближенном к центру месте. С ростом торговли росла и деревушка. Возведение Фароса считается одним из трех ключевых моментов в основании нашего великого города.

Перейдя Понс Игнис, я с трудом вскарабкался вверх по крутой тропе к основанию Фароса. И расположение, и форма этого холма идеально подходили для маяка. Наш народ в течение многих лет поддерживал тут костер еще задолго до его появления. С расширением нашего порта также расширялись наши знания. Именно инкантатор Иуний Брутос стал создателем Фароса более четырехсот лет назад и объявил миру о возникновении нашего города и нашей коллегии. Он использовал силу шести стихий, чтобы воздвигнуть квадратное основание, поставить на него изящную башню из чистого мрамора и зажечь на ее вершине неугасающее пламя. Его мастерство было совершенным; воздвигнутый им каменный шпиль обвивали барельефные изображения, отображающие некоторые значимые события из жизни города: наши скромные начинания в качестве кочевников, наши победы над Вольски и Габии, проживавшими в этом регионе до нас, первая Курия Сената, знаменитое жертвоприношение Курция в форуме, извержение Вергу, которое практически погубило весь город. И, конечно же, изображение самого Брутоса, устанавливающего этот шпиль на вершине.

На самой вершине, на капители в форме листьев аканта, Иуний Брутос смастерил мраморную статую прекрасной белой цапли, хохолок на голове которой выглядел слишком изящно, чтобы быть вырезанным из камня. В клюве цапля держала вечный огонь. С тех пор, в течение четырехсот лет, несмотря на войны и природные катаклизмы, этот огонь никогда не гас. Рассказывали, что во время совершения колдовства и устремления магических энергий для создания Фароса Иуний Брутос в течение семи дней и семи ночей не мог сойти с места. После же окончания ритуала он наконец шевельнулся, и его покрыл тонкий слой мраморной пыли.

Я взобрался на основание, к подножию конструкции. Высота квадратного подиума Фароса – около тридцати футов. Боковые ступеньки ведут к широкой платформе, с которой можно наблюдать за кораблями на горизонте. Выступающий по центру шпиль сделан из цельного куска мрамора высотой в сто футов, и только сумасшедший мог бы осмелиться взобраться на него и достать огонь, хранимый на вершине белой цаплей.

Размышляя о минувших событиях, я вдруг увидел мистическую сцену, изображающую, как Сервилий Ахала поражает некроманта Афанасия. На какую мысль мог бы меня натолкнуть это древний персонаж?

Я присел лицом к морю, свесив ноги. Вдали виднелись парусные суда и гребные шлюпки, рыбацкие и прогулочные лодки. Слева пригревало солнце, вода ослепляла своим блеском, а легкий ветерок покачивал пушистые белые облака.

Это был идеальный день, но моя голова все же была занята темными мыслями. Я задумался о том, что в первую очередь следовало бы поговорить с Друсусом. На этот разговор я возлагал большие надежды, но прежде нужно было все продумать. Сложность заключалась в том, что передо мной стояла намного более необычная задача, чем те, к которым я привык. Более того – я не знаю никого, кому поручали бы более странное задание. Тема некромантии всплывает не так часто. Даже просто упомяни я эту тему, многие люди в лучшем случае начали бы избегать меня как сумасшедшего или, в худшем, сдали бы меня ронам Коллегии Инкантаторум как опасного для общества психически больного.

Это определенно было не мое направление. На свой хлеб и рыбный соус я зарабатывал делами о краже драгоценностей, пропаже людей, изменах супругов. Редкие случаи разоблачения шарлатанов, подтверждения древних свитков и даже дело с настоящим магическим кольцом – это именно то, что однажды могло бы лечь в основу моих мемуаров. Но некромантия! На это я точно не рассчитывал. Если мне посчастливится дожить до того дня, когда все закончится, это расследование станет пиком моих мемуаров. Кто знает, возможно, я даже смогу продать их!

А выжить – это довольно нелегкая задача в деле о некромантии.

Мне нужны были некоторые наработки, некоторые потайные рычаги, на которые я мог бы нажимать, разговаривая со свидетелями. Мне нужен был повод направить разговор в сторону мистической смерти Кэзо, пронаблюдать за реакциями, не вызывая при этом подозрений у властей. Мне нужно было освежить свои знания о некромантии, восстановить данные о последних комбинаторах, каких-либо недавних событиях с применением незаконной магии и о случаях торговал контрабандными товарами.

Одним словом, мне нужен был Араксус.

Больше известен как Араксус Безумный.

Последнее, что я слышал об Араксусе, – он живет в трущобах на Кампус Цивикус среди отвергнутых рабов, затерявшихся иностранцев, сумасшедших, нищих и других отбросов общества. Поскольку этот район находился на противоположной стороне залива, я мог туда добраться вплавь, проделав долгий путь вокруг залива или наняв лодку.

Я перешел Понс Игнис обратно и пошел по набережной, вглядываясь в проходящие мимо судна. Эта сторона была населена более состоятельной публикой, поэтому предприимчивые люди всегда находились неподалеку, высматривая, кого бы подвезти. На мне же была респектабельная тога, которая должна была обязательно привлечь хоть чье-то внимание. Я выбрал судно, капитан которого меньше других походил на человека, способного перерезать мне горло и скинуть мое тело в залив, и сторговался с ним о цене в два серебряных сестерция. Торговался я больше для порядка, поскольку все расходы брал на себя Корпио.

У моряка было четыре раба, чтобы довезти нас до Кампус Цивикус. Мы виляли между более крупными судами, пробираясь сквозь оживленное движение гавани. В его гребной лодке было достаточно места для нескольких человек, а экипаж привычен к более тяжелым грузам, так как богачи редко передвигались без свиты. Мы направились к общественным причалам, переполненным в это время дня судами, загружающими и разгружающими всевозможные товары: широко известные на всю Марэ Сэпие вина Эгретии из виноградников, произрастающих на богатых вулканических почвах с другой стороны Вергу; с архипелага Кеброс импортировали столь любимый в наших краях рыбный и кальмаровый соус, перевозимый в больших килевидных глиняных сосудах, помеченных штампами качества от «изысканного» до «плохого»; зерно, скот, живая рыба, тюки с полотном. Здесь же сновали посыльные с официальными депешами, сюда причаливали даже военные судна, перевозящие солдат и патрулирующие наши берега. Гавань была колотящимся сердцем всей империи, и в такой ясный весенний день, как сегодня, все внимание капитана было сосредоточено на маневрировании его маленькой лодки между другими участниками движения.

Добравшись до Кампус Цивикус, мы пришвартовались у одного из общественных причалов. Я вышел, а лодка быстро отплыла от берега, высматривая потенциальных клиентов с воды, вместо того чтобы занять место на стоянке и внести сбор начальнику порта.

Я миновал тюки с силосом, большие склады, базилику, торговые лавки, увертываясь от постоянного движения рабов и груженных повозок, орущих начальников и торопящихся рабочих. Телега, запряженная волами, доставляющая цыплят с фермы на рынок, перегородила мне путь. Я пошел за ней и наступил на свежую кучу, только что оставленную на дороге одним из волов. «Мерда! Феллатор асини!» – выругался я на извозчика. Он обернулся, выпучил на меня глаза и поднял свой хлыст. Я поспешил свернуть за угол. Конфиденциальность и тому подобное – сейчас действительно было не время заниматься ерундой.