Вернулся Тифей. «Пройдите, пожалуйста, за мной», – сказал он и повел меня через дом к кабинету его господина. Указав на вход, он зашел за мной и закрыл за собой дверь.

Хотя у меня и сложилось какое-то представление об этом человеке по слухам, распространяемым форумом обо всех наших избранных ронах, это была моя первая личная встреча с Корпио. Возможно, и имеет смысл быть в курсе последних новостей о сильных мира сего, однако я предпочитаю держаться от них подальше и не вмешиваться в их дела.

На вид Корпио казалось пятьдесят с небольшим; это был крупный здоровый мужчина, который начал слегка раздаваться в ширину. У него были длинный нос и высокие скулы; загоревшая кожа лица и рук говорила о его частом пребывании на солнце и ветру, впрочем, как и выгоревшие светлые волосы. Его когда-то зелено-голубые глаза отливали красным, будто он постоянно их тер. Должно быть, в молодости он провел немало дней в море, но с тех пор сдал немного, проводя большую часть жизни на суше, чего требовала карьера государственного служащего.

«Проходите, пожалуйста, и присаживайтесь, – указал он на кресло перед столом, в котором я и расположился. – Я осведомлен о вашей репутации, Феликс, и, что более важно, я знаю о вашем умении хранить секреты. Оба эти фактора чрезвычайно важны в сложившейся ситуации. Могу я на вас рассчитывать?»

Я кивнул.

Я давно усвоил, чтоесли высокопоставленный чиновник начинает разговор подобным образом, подробности будут раскрыты только на его условиях.

«Вопрос личного характера, – продолжил он, – в котором мне не обойтись без ваших талантов. Это не имеет отношения ни к другим ронам, ни к Сенату. Все, что вы найдете, необходимо сообщать только мне и никому другому».

Я опять просто кивнул. «Речь идет о моем младшем сыне Кэзо». Его голос дрогнул, как только он произнес имя сына. Он остановил на мне свой взгляд и моргнул несколько раз. Я сохранял молчание, позволяя ему собраться с силами. «Мой сын мертв. Прошлой ночью он был найден при весьма необычных обстоятельствах, и я прошу вас провести расследование.

Мой сын… мой младший сын Кэзо… всегда отличался от своего старшего брата Маркуса, он никак не мог привыкнуть к морской качке и никогда не интересовался делами и традициями нашей семьи. И все же он был любимчиком его покойной матери. Я старался воспитать в нем мужчину, достойного нашего рода, нанимал для него лучших учителей, пытался раньше обучить его нашему ремеслу. Но, к сожалению, он не проявлял к этому никакого интереса. Его все больше привлекали вино и поэзия, а не что-либо, достойное внимания. Он быстро оставлял любые начинания, но в то же время был всегда полон жизни и энергии, проводил много времени с друзьями.

В конце этого года что-то изменилось. Кэзо стал замыкаться, коротая дни напролет в уединении. Вначале мне казалось, что это всего лишь очередной этап его отношений, ведь все его сердечные дела имели мимолетный характер. Но вскоре это отразилось на его учебе. Я решил отправить его в путешествие к моему брату на Кеброс в надежде, что смена обстановки и глоток морского воздуха поднимут его дух. Мой брат, Публиус Квинктиус, обещал присмотреть за племянником и отвлечь его от тревожащих мыслей. У него большой загородный дом, там есть чем заняться, так что мы надеялись вытащить юного Кэзо из депрессии. Вместе с ним я отправил сына моего друга, Гнея Друсуса.

Вначале нам показалось, что это действительно помогло. Мой брат писал, что жизнь на островах пошла Кэзо на пользу, несмотря на то что его особо не интересовал семейный бизнес. Мальчики вернулись в конце навигационного периода и продолжили обучение.

Однако за зиму здоровье сына заметно ухудшилось. Он зачах – побледнел и совсем истощал. Я послал за самыми титулованными магистери карнеум, за лучшими докторами, которых только можно было найти за деньги, но он отказался принять их и сказал, что не нуждается в лечении.

Тогда я решил опять отправить его в морское путешествие, но на этот раз на более длительный срок. Вчера, однако, когда я сообщил ему о моем решении, он просто обезумел и напрочь отказался от поездки. Вначале он говорил, что не сможет жить без Эгретии, что я отправляю его в ссылку, подвергаю остракизму, что с таким же успехом я мог бы просто казнить его. Но я стоял на своем. Тогда он просто впал в бешенство, начал поносить меня самыми что ни на есть оскорбительными словами. Я распорядился, чтобы мой приказчик отвел Кэзо в его комнату. Еще какое-то время оттуда доносились ругань и вопли, но потом он, казалось, утих».

Рон остановился и сделал глубокий вдох, собираясь с духом. «Мой приказчик запирал дом, как обычно, в полночь. Он любил Кэзо, поэтому решил заглянуть к нему в комнату. Кэзо там не оказалось, но мой приказчик решил, что он выскочил на секунду за едой. Он начал его искать и уже хотел было звать меня, как вдруг увидел, как Кэзо возвращается с улицы. Он проследил за ним до его комнаты и остался доволен тем, что мой сын, казалось, пришел в себя. Однако утром, заглянув к Кэзо, он нашел его мертвым. Мальчик лежал на кровати с ужасной гримасой на лице. Его лицо… Вы вскоре поймете, почему меня так потрясли и смутили обстоятельства его смерти. Я хочу знать, как и почему он умер прошлой ночью. Хотя бы потому, что это хотела бы знать его мать, моя покойная жена».

Мы шли вместе – Корпио вел всех впереди, Тифей следовал за мной. Пройдя атриум, через небольшой коридор мы вышли в роскошный открытый сад. Мы направлялись к жилым и спальным помещениям в глубине особняка. На подходе я заметил выходящую на океан лоджию, между колонн которой открывались великолепные виды.

«Об этом еще никто не знает, – продолжал Корпио, пока мы шли, – кроме нас троих и моего приказчика. Мы заперли двери и не позволяли никому входить. Когда мы слегка оправились от шока, Тифей вспомнил о вас и вашем… опыте в подобных вопросах».

Мы остановились перед закрытой комнатой, и у меня по спине пробежал холодок. Я уже ощутил этот вполне различимый запах. Дверь в комнату охранял невысокий лысый мужчина изможденного вида, которого Корпио представил как своего приказчика. Он кивнул ему, и тот открыл запор и распахнул дверь. «Посмотрите сами, – сказал Корпио. – Мы оставили все в том виде, в котором обнаружили».

Когда я зашел в комнату, ставни все еще были закрыты и утренний свет пробивался сквозь щели, едва освещая все вокруг. Я мог рассмотреть очертания фигуры, лежащей на роскошной кровати, и отчетливо почувствовал запах опорожненного кишечника.

Я подошел ближе. Кэзо лежал на спине. Его тело было уже туго натянуто в результате трупного окоченения. Руки лежали вдоль туловища, поясница – выгнута над матрасом. Казалось, будто он застыл в болевом спазме. Я перевел взгляд на его лицо, и мое впечатление усилилось. Его глаза были зажмурены, ноздри раздуты, рот оскален в гримасе ужаса. Казалось, еще слышен слабый скрежет его зубов.

Я видел, как люди умирают – некоторые в сильных болевых спазмах, некоторых трупное окоченение застает в весьма необычных позах. Но я еще ни разу не видел, чтобы люди умирали, а их тела застывали посреди такого ужасного спазма.

Помимо запаха пота, мочи и фекалий, я чуял едкий сладковатый аромат, говорящий о начале серьезного дела, за которое можно получить хорошие деньги. Я подошел к окну и открыл ставни. Сзади раздался сдавленный крик. Я повернулся и осмотрел тело. Кэзо был красивым юношей лет восемнадцати, с золотистыми волосами до плеч, гладкой кожей, крепким подбородком и скулами и длинным носом. Он был олицетворением здоровья, если бы не признаки явно болезненной смерти.

Подойдя к кровати, я провел кончиками пальцев по предплечью Кэзо. Ощутил под рукой гусиную кожу, от чего меня передернуло. Я опустился возле него на колени и попытался аккуратно открыть ему глаза. Мускулатура его лица была сильно сжата и не поддавалась. Я попытался разжать ему зубы но это также было бесполезно, они были стиснуты слишком крепко, без единой щели.