— Вера, я видел самолет, я не псих и доверяю своим глазам.

Она помолчала.

— Я тебе тоже верю, дай мне координаты, где ты видел его.

— А держаться мне чем, зубами за ветку? Погоди полчаса.

Я выключаю связь, собираюсь слезать, и тут вспыхивает небо, подсвеченное с земли десятками прожекторов. Розоватые рыхлые тучи нависают над скалами и лесом, роняют из неуемной утробы тучи снежинок. Алый крошечный огонек пульсирует в толще тучи. Как ни смешно, я держусь, чем придется, чтобы только настроить навигатор на нужный курс. Есть!

Остаток ночи провожу в пути. Утром, миновав патрули, надо сказать, весьма неумелые, уже своими глазами вижу серые коробки ангаров, склады и вышку-радар. Аэродром маленький, всего три посадочные полосы, но техники сюда согнали на целый полк.

Снова включаю связь и настраиваю камеру.

— Я на месте, координаты… — навигатор выдает нужные параметры с точностью до десятой градуса.

— Спасибо, Дан, ты умница! Увеличь разрешение камеры, я сниму технику.

Вера что-то колдует, ее дыхание в наушнике странным образом успокаивает.

— Все, я закончила. Дан!

— Ау?

— Немедленно уходи оттуда, у тебя семь часов, чтобы покинуть восемнадцатый квадрат, поторопись.

— Но почему…?

— Райт, ракеты уже наводят, времени мало. Слышишь, что я говорю?

Слышу. Вот только это последнее, что я слышу — аппаратура отказывает. Я поднимаю винтовку, но понимаю, что патрон прирос к патроннику. Ощущаю себя жутко беспомощным, стискиваю ладонь, с хрустом ломая навигатор.

Их трое, нарьяги. Одежда уже не похожа на нищенские лохмотья — меховые куртки и добротные штаны, заправленные в высокие сапоги, но бритые черепа и костистые лица не спутаешь ни с чем. Один из них делает шаг ко мне. Я никогда его не встречал, однако он — мой давний знакомый, порождение кошмаров, я сразу его узнаю и протягиваю руки с одной целью — задушить, но в тот же миг проваливаюсь в темноту.

Маленький нарьяг, очевидно, сильно преувеличил возможности Камфу. После первой же атаки меня должно было разложить на молекулы (если верить словам Шику), но я прихожу в себя в относительно целом виде. Открыв глаза, понимаю, что лежу на полу в каком-то бункере, даже шлем с меня не сняли, только разоружили. Возможно, Камфу и не собирался меня убивать.

Не шевелясь и почти не дыша, обдумываю положение, в котором очутился. Не припомню, чтобы было хуже, но это вовсе не повод сдаваться. Поворачиваю голову — в небольшом помещении с промерзшими каменными стенами кроме меня находятся трое: сам Камфу и два солдата (не нарьяги!) в безликой форме и шлемах с забралами. Нарьяг немедленно реагирует на мое движение — делает шаг вперед, и я понимаю, что если не остановлю его, он остановит меня.

— Con`o! Сдурели?! — ору я охрипшим после беспамятства голосом. — Где Алвано, maricones?!

Убийца брата замирает в удивлении. Его лицо остается бесстрастным, но блеклые глаза становятся черными от расширившихся зрачков. Я поднимаюсь на локтях и, словами Сергея, кую железо пока горячо:

— Нет, я не нанимался на такую работенку! Три дня ползу по лесам, чтобы нарваться на таких maricones и получить по башке! Не, это не по мне! Дайте мне связь с доном Ромари, у меня для него приятные новости!

— Ты — человек Алвано? — недоверчиво спрашивает Камфу, хоть и на имперском, но лает, как все нарьяги.

— Hijos de puta! Сколько тебе объяснять?! Достали меня разговоры, где дон?

Камфу кривит лицо, и без того похожая на жуткую костяную маску рожа становится вовсе пугающей.

— Командор прибыть за два часа после завтрак, — уже не лает, а скрипит он в отчетливом отвращении к Алвано и таким, как он. Но лучше пусть он ненавидит меня, как прихвостня Ромари, чем как мятежника, перебившего посольство.

— А сейчас сколько? — нетерпеливо спрашиваю я.

— Восемь часов после полуночи, — отвечает он.

Меня охватывает злое ликование, щемящая радость заполняет все мое существо от кончиков пальцев до последнего нейрона головного мозга. Оба моих врага будут здесь, когда на аэродром обрушатся ракеты с ядерными боеголовками. Неважно, сумею ли я выбраться отсюда, главное, месть свершится! Корд, я сделал это!

Продолжаю играть спектакль, деваться-то некуда. Сажусь на полу, но при попытке подняться один из солдат бьет прикладом винтовки мне в грудь. Падаю, разражаясь ругательствами, перекатываюсь на живот и пытаюсь подняться, но меня сбивают с ног, тяжелый десантный ботинок врезается в бок. Не больно, но чувствительно.

— Caramba! Да вы обалдели! Немедленно свяжите меня с доном Алвано, он вам покажет!

— Заткнись! — отчетливо произносит твой убийца.

Подходит ко мне, лежащему, и приседает на корточки. Я вздрагиваю от страшного хруста его коленей, ощущение, будто там что-то переломилось. Видеть лысый, блестящий в свете ламп череп тоже страшно.

— Что за весть ты нести Алвано?

— Не твое дело! — рычу я, распластанный на полу, как краб. — Ты заплатишь мне за все!

Солдат надо мной поднимает приклад, с молчаливой угрозой занося его надо мной. Сквозь забрало я не вижу его лица, мне кажется, это что-то донельзя механическое, и если нанести ему рану, он истечет машинным маслом.

— Ладно, — неожиданно соглашается Камфу, — пойдем со мной, поговорить с командор.

Такой поворот меня удивил. Я даже растерялся на миг, но карты розданы и приходится играть тем, что есть. Под двумя дулами винтовок и взглядом нарьяга, кряхтя, поднимаюсь, стараюсь незаметно напрячь и расслабить все мышцы, чтобы быть готовым к бою.

Мы идем длинным безликим коридором. Низкий потолок кое-где течет, на полу и стенах круглые бурые разводы, впереди уныло мигает аварийная красная лампа. Мы идем долго, я стараюсь запомнить расположение дверей. У каждой двери чуть сбиваюсь с шага, пытаясь уловить сквозняк — возможно, где-то есть выход, но пока мне не везет.

Камфу первым входит в полукруглое помещение, где на столах громоздится радиолокационная аппаратура. Интересно, что здесь вообще делают нарьяги? Зачем они оказались на аэродроме? Бункер уж больно напоминает бомбоубежище, здесь вполне можно пересидеть небольшую ядерную войну. Черт! Надо выманить Камфу на поверхность!

Меня грубо вталкивают в аппаратную, я валюсь на колени с очередным потоком колоритной брани. Камфу дает солдатам знак выйти и запирает дверь, мы остаемся одни. Нет, я оказываюсь наедине с кровожадным зверем, растерзавшим тебя.

Камфу пытливо глядит на меня, потом берет трубку телефона и, не отводя глаз, набирает номер, что-то переключает на панели. Аппаратную заполняют громкие гудки.

— Говори, — командует нарьяг.

И тут же в трубке раздается высокий мужской голос:

— Чего тебе надо, Камфу? — Алвано тянет гласные и съедает окончания, в его голосе сквозит неясная извращенность, следы несдержанности и порока. Хотя это, возможно, мое предубеждение.

— Отвечай ему, — шипит Камфу.

Я проглатываю застрявший в горле ком.

— Buenos días, дон! — радостно ору на всю аппаратную, — а этот псих не пускал меня поболтать с тобой! Между прочим, по лесам на пузе ползти холодно и сыро, а тут такой приемчик! Gracias, caro!

Алвано молчит, задумчивое сопение в эфире, мурашки бегут по моей спине. Наконец, командор произносит:

— Кто это? Мммм… Педро?

— Нет, блин, Святая Дева! — бурчу я, с облегчением замечая, что Камфу слегка расслабился.

— Педро, ты зачем там? — голос Алвано становится напряженным.

— Ты же сам сказал, caro, как закончу, идти сюда, — возмущенно отзываюсь я. Топчусь возле стола, стараясь, чтоб движения выглядели бестолково. Надо подобраться к нарьягу на расстояние броска.

— Я такое сказал?! Nino, ты придурок! — взрывается командор. — Я тебе куда велел топать, а? Nino, Педро…

Я резко разворачиваюсь и запускаю трубкой в лицо Камфу, тот от неожиданности вскидывает руки. Прыгаю, стараясь зафиксировать его конечности. Нарьяг настолько легкий, что мы вместе валимся на пол, длинные сухие пальцы впиваются мне в шею. Рыча от напряжения, я сжимаю тонкое хрупкое горло нелюди. Странно, что острый щитовидный хрящ еще не треснул под моими стальными пальцами; зато мне уже трудно дышать.