— Джей, — голос Герберта звучал удивительно ехидно, — а ты не хочешь ли рассказать, что тебя так смутило в детстве, что ты боишься брать на себя ответственность? Или хотя бы просто действовать?

— Иди ты, — добродушно отмахнулся хорон, верно угадав очередную пустую провокацию. — Ты мне лучше вот что скажи… в какую ситуацию после всего узнанного нам надо засунуть Дилана, чтобы его альмега проснулась?

— Во-первых, а это обязательно? Во-вторых, мне почему-то кажется, что клин придётся выбивать клином, — фыркнул Герберт.

— Только посредством Брутуса?

— А как ещё? Но давай всё-таки понадеемся, что он никогда на нас не выйдет, а до Столлии просто руки не дотянутся.

Джей с сомнением хмыкнул и, поднявшись, отправился думать в сад. Герберт тоже засобирался было на прогулку, но тут в общей комнате вновь появился Дилан. Улыбался он так мечтательно и растерянно одновременно, что эрбис не утерпел:

— Что тебе сказала Дамела? Ты ведь признался в своих чувствах, так?

Дилан медленно кивнул, не прекращая улыбаться.

— Сказала, не сейчас. Потом, как всё кончится. Но она поцеловала меня, так что, наверное, я ей тоже небезразличен.

— Ну как и Джей, да, — не удержался от подначки Герберт. Дилан в ответ лишь издал невнятный звук и тенью ушёл к себе.

После этого признания, а заодно и много раз обдуманного разговора с Ове-галлюцинацией, Дилана несколько отпустило от тревог — он вновь со смирением вступил в фазу под названием «пусть всё идёт так, как должно». Совести больше не за что было его грызть, и время до отправления дальше он коротал, с утра до вечера гуляя по соседнему лесу. Пробродив там первые два дня и выяснив две вещи — что у него врождённое чувство направления, не позволяющее заблудиться даже в джунглях, и что без минимального снаряжения соваться туда верх глупости, — сильвис разжился с общего согласия друзей некоторыми полезными вещами и стал возвращаться домой совсем уж поздно.

Прыжки по камням и восхождения-спуски по многочисленным холмам и кочкам помогали Дилану забываться — до звона в голове. Обычно он не то что не следил за дорогой, но даже не обращал и толики внимания на красоты вокруг: эти джунгли, в конце концов, не так уж сильно отличались от всех тех, что он уже видел, пока они ехали по Дельфии. Такие же яркие, душные, влажные, со множеством ручейков — иногда под самыми ногами, — полные птичьей разноголосицы, свешивающихся с веток то лиан, то пёстрых, как ковры, змей — ничего из этого Дилана не интересовало. И потому то, что в один из своих походов он краем глаза различил сбоку слишком уж помятые для обычного бурелома кусты, можно было назвать чистой случайностью.

Или судьбой.

Отвлёкшись от внутренней пустоты, Дилан не задумываясь пошёл прямо через эти кусты — чтобы чуть позже углядеть несколько сорванных веток у невысокого дерева и вывороченный с корнями пенёк. Следов чьего-то грубого обращения с лесом хватало, чтобы идти в правильном направлении, и Дилан уже терялся в догадках, какой крупный зверь мог поселиться так близко к людям, когда после очередных наполовину разнесённых зарослей его глазам предстала удивительная картина.

Сразу от зарослей начинался невысокий холмик — с одной стороны на него, покрытый изумрудно-зелёной вперемешку с невесомыми белыми цветами травой, робко взбирались деревья, с другой, под резким обрывом, то ли подмытым когда-то разлившейся и пропавшей рекой, то ли оставшимся после упавшего старого дерева, по камням бежал ручеёк. На вершине холма, этаким царём горы, росло внушительных размеров дерево с низко расположенными ветвями — одна из них простиралась как раз над ручьём, почти лишённая листьев и даже лишайников и явно доживающая свои последние дни.

А к ветке за руки и за ноги был привязан человек. Грудь его смотрела на самые острые камни у подножия холма, голова с короткой стрижкой, но отпущенным от затылка хвостом висела безвольно — лишь едва ощущаемый ветер шевелил рыже-чёрные волосы. Одет человек — судя по росту и цвету полос, хиддр — был непримечательно: джинсовые бриджи сине-зелёных оттенков, белая, очень замаранная футболка, лёгкие кроссовки. Там, где в запястья впивались верёвки, можно было разглядеть три наехавших друг на друга металлических браслета. Вытаращившийся на неожиданную находку Дилан проморгался и начал спешно оценивать ситуацию.

Прежде всего стоило понять, жив ли этот хиддр: если он уже успел скончаться здесь от, например, жажды или ран, которых не видно, можно будет просто запомнить место и по возвращении вызвать патруль. А если ещё дышит, чем быстрее Дилан его снимет, тем лучше. Благо есть чем.

Он торопливо, ломая сброшенные когда-то на землю ветки, подошёл к дереву — и хиддр повернул в его сторону голову. Лицо, сейчас бледное, как полотно, у него оказалось молодое — на скулы нахально набегали яркие чёрные полосы, — глаза — полуприкрытыми, так что невозможно было понять, видит ли парень Дилана или зрение уже отказывает ему. Сильвис осмотрел ветку, к которой был привязан хиддр: на основании обнаружилась трещина, любое лишнее движение могло привести к слому и падению хиддра в ручей на камни. Хмыкнув, Дилан извлёк из своего походного рюкзака верёвку с самоопределяющейся кошкой на конце, способной приладиться к любой поверхности, и, стараясь не думать о том, что будет, если он сделает что-то неправильно, закинул её на конец ветки.

Притянуть ветку к себе и закрепить с помощью обмотанной вокруг ствола верёвки — хиддр оказался максимально близко, точно параллельно краю обрыва — оказалось несложно, Дилан специально завернул её чуть-чуть вверх, чтобы меньше была угроза слома. Достав откидной нож, сильвис стал быстро резать путы на руках и ногах пленника: сначала верх, потом низ. Когда он вытянул ещё привязанного за щиколотки парня к себе, на край холма, ветка опасно затрещала. Торопясь избавиться от последних узлов, Дилан порезался — нож тут же стал выскальзывать из рук, он едва успел скоординировать движения, чтобы не дать освобождённому пленнику свалиться в воду, и вдруг осознал, что его сил, чтобы вытащить хиддра на безопасное место, явно недостаточно.

Положение резко оказалось критическим: тяжёлый хиддр, в полтора раза крупнее Дилана, даром что ещё совсем молодой, возраста Джея или даже младше, если не отпустить плечи, грозил утянуть спасителя за собой в ручей, болтаясь наполовину на краю обрыва, наполовину в воздухе. Но, если отпустить, стоило ли тогда спасать? Разозлившись — Дилан буквально ощутил, как его ярость преобразуется в физическую силу, — сильвис из всех возможных сил дёрнул хиддра на себя, отбирая его и у судьбы, и у неизвестных врагов, и сам не заметил, как вместе с ним оказался наконец на зелёном ковре холма.

Следующие полчаса он осторожно, по чуть-чуть отпаивал спасённого: состояние его посеревших губ и запавших насыщенно-голубых глаз говорило о том, что до смерти от жажды хиддру оставалось не так уж долго. Пожалуй, если бы всё произошло в степях, а не влажном лесу над звенящим ручьём, спасать его уже было бы бесполезно.

Но через полчаса и некоторое количество воды — Дилан пожертвовал ещё полбутылки на то, чтобы смочить парню голову — хиддр начал выглядеть живее. Не проходила только неестественная для их расы бледность, и Дилан решил узнать у бывшего пленника, нет ли у него каких-то травм.

— Что-то, кроме жажды, тебя беспокоит? — чётко выговаривая слова, спросил он, и хиддр шатко качнул головой, слабо улыбаясь.

— Нет. Спасибо. К вечеру я бы уже… того, — он поднёс к лицу запястье, на котором алели и синели следы от верёвок, и методично, хотя и неловко начал растирать кожу.

— Подвесившие тебя не вернутся проверить, как ты поживаешь? — задал второй вопрос Дилан. Хиддр опять мотнул головой.

— Они вряд ли найдут это место второй раз. К тому же наверняка уверены, что я стал дёргаться. И свалился. Кстати, я Дитрих. А ты?

— Дилан, — улыбнулся сильвис, отмечая про себя, что в последнее время его прямо-таки оккупировали люди с именем на «Д». — Почему ты такой бледный?