Крестинский был не только замечательным организатором, но и теоретиком, разрабатывавшим, в частности, вопросы кооперативного движения. На IX съезде РКП(б) он сделал доклад о политике партии по отношению к кооперации. Резко критикуя бюрократические методы работы тогдашних руководителей Центросоюза, он выступал против жесткого подчинения кооперативного движения государственному аппарату, призвал осуществлять партийное влияние на кооперативы не с помощью приказов и инструкций, а через работающих в кооперации коммунистов.
Легко заметить, насколько перекликаются взгляды Крестинского с нашими сегодняшними представлениями о подлинной кооперации, с той перестройкой, которая идет нынче в кооперативном движении… Но тогда большинство делегатов съезда не поддержало Крестинского, и в основу проекта резолюции о кооперации поначалу были положены тезисы другого выступающего — В. Милютина, который ратовал за жесткое подчинение кооперативного движения государственному аппарату. И тем не менее по предложению Ленина съезд в конце концов принял по этому вопросу «резолюцию меньшинства», подготовленную Крестинским.
Вообще Ленин очень высоко ценил деловые, моральные качества Н. Н. Крестинского. Ильич хорошо знал семью Крестинских. Со своей маленькой дочкой Наташей Николай Николаевич навещал Ленина в Горках в период тяжелой болезни, когда врачи резко ограничили его контакты даже с близкими людьми. Ранее жена Крестинского — врач по профессии — дежурила у постели раненого вождя.
С 1921 года Н. Н. Крестинский находился на дипломатической работе. Вопросами внешней политики, он занимался еще будучи секретарем ЦК РКП(б). В мае 1920 г. он возглавил комиссию СНК по разработке общих проблем государственного руководства национализированной внешней торговлей. Эта комиссия подготовила постановление Совнаркома от 8 июня 1920 г. «Об общем направлении деятельности НКВТ», отражавшее мнение В. И. Ленина. В августе 1921 г. Н. Н. Крестинский занял самый важный тогда дипломатический пост за рубежом — пост советского полпреда в Германии. Он принимал непосредственное участие в подготовке Рапалльского договора 1922 года, ставшего выдающимся успехом советской дипломатии в борьбе за установление равноправных отношений молодого Советского государства с капиталистическими странами. В 1922 г. Н. Н. Крестинский участвовал в Гаагской международной финансово-экономической конференции. Когда в руководстве партии обострились разногласия по вопросу о монополии внешней торговли, В. И. Ленин опирался в защите ее на Н. Н. Крестинского. И. М. Майский, работавший в 30-е годы вместе с Н. Н. Крестинским, считал, что он «под руководством В. И. Ленина участвовал в закладывании первых камней великого здания советской внешней политики».
С 1930 года Николай Николаевич являлся первым заместителем наркома иностранных дел СССР. Н. Н. Крестинский был весьма дальновидным, прозорливым дипломатом. Так, он за два года предсказал аншлюс Австрии.
Рассказывает его дочь — ныне заслуженный врач РСФСР Н. Н. Крестинская:
— Отец был интеллигентом «старой школы», что, наверное, в те годы было немаловажно во внешних контактах. Он знал французский, немецкий, латынь. Обладал уникальной памятью. Ленин, кстати сказать, ценил эту особенность и нередко, затрудняясь ответить на какой-то вопрос, говорил: «Спросите у Крестинского…»
Работа составляла главный смысл жизни отца. Тогда, в 30-е годы, люди его ранга трудились и ночами: раньше трех редко когда возвращался. Но вот ко мне в школу на родительские собрания, несмотря на огромную занятость, всегда ходил сам. С ним я даже чаще, чем с мамой, делилась своими секретами.
Помимо работы, только одно увлечение — книги. Покупал отец их постоянно, где только мог, за что его порой журила мама: оклад в то время у замнаркоминдела был такой, что хватало лишь от зарплаты до зарплаты. Никаких сбережений семья не имела.
Были ли у Николая Николаевича Крестинского ошибки? Были. Например, он не соглашался с ленинской позицией в период заключения Брестского мира. Ошибочную позицию занял поначалу Крестинский и во время развернувшейся в партии дискуссии о профсоюзах, хотя потом, на X съезде партии, проголосовал за ленинские резолюции. Допуская ошибки по тем или иным вопросам, вступая порой в жаркие споры со своими товарищами по партии, Крестинский в то же время во всей своей деятельности всегда придерживался ленинской линии. Любому непредвзятому исследователю должно быть ясно, что в то время, когда перед партией, страной встали принципиально новые, «первопроходческие», ни в каком виде до того не решавшиеся вопросы, ошибки, колебания были неизбежны. Именно поэтому Ленин никогда не ставил в вину своим товарищам по партии наличие у них иных, даже неверных взглядов.
Положение в партии изменилось с приходом к власти Сталина. Человек принципиальный, демократичный, Крестинский не «вписывался» в атмосферу лживых, противоречащих природе социализма восхвалений сталинского «гения», не мог принять «новый» стиль отношений между товарищами по партии.
Не поступился своими принципами Николай Николаевич и в середине 30-х годов, когда всевластие Сталина было абсолютным, а любые попытки пойти против его мнения стали равносильны самоубийству. О характере Крестинского говорит такой эпизод. Однажды в 1935 году он вместе с семьей пошел в театр. Был там и Бухарин, уже находившийся в опале. Вокруг него создавалась атмосфера отчуждения, многие бывшие знакомые не рисковали поддерживать с ним отношения. Отлично знал об этом, разумеется, и Крестинский. И тем не менее в фойе театра он подошел к Бухарину и долго разговаривал с ним. Жене потом сказал:
— Надо поддержать человека в трудную минуту…
Тогда Николай Николаевич еще не знал, что трудные дни уже наступали и для него самого. Весной 1937 года он был арестован и привлечен к уголовной ответственности как участник «антисоветского правотроцкистского блока». Возможно, Сталин не забыл тех случаев, когда мнение Крестинского противоречило его, «гения всех времен и народов», позиции. А такое бывало не раз. Когда в марте 1917 года дебатировался вопрос об отношении к Временному правительству, Крестинский заявил: «Разногласий в практических шагах между Сталиным и Войтинским нет». А Войтинский, между прочим, был правым меньшевиком! Рассказывает Н. Н. Крестинская:
— За два месяца до ареста отца он подошел ко мне и сказал, что его вызывал Сталин, предложил ему должность заместителя наркома юстиции. Мотивировал тем, что прошлые «ошибки» Крестинского не позволяют ему представлять страну на международной арене. Мне показалось, что отец остался спокоен, работал, как обычно.
Пришли за ним 20 мая 1937 года. Поздно вечером. Мы жили тогда в Кремле. Матери не было дома, она работала главным врачом детской больницы и возвращалась очень поздно. Меня разбудил звонок в дверь. Вошли люди в форме — человек восемь, стали производить обыск. Мне хотелось спать, и я все думала: хоть бы скорее ушли, не отдавая себе отчета в том, что уйдут они не одни.
Отец ничем волнения не выдавал. Вскоре пришла с работы мать. С порога поняла, что происходит, страшно закричала… Когда все двинулись к выходу, отец надел пальто, шляпу, так же спокойно, как делал это всегда, собираясь на работу, подошел ко мне, поцеловал и произнес: «Учись, дочка. Я ни в чем не виноват…» Через несколько дней после ареста отца мою мать, участвовавшую в революционном движении с 1903 года, исключили из партии. Из кремлевской квартиры все вещи перевезли в маленькую комнату в другом районе. А в феврале 1938 года арестовали и мать. Приговор: 8 лет лагерей. В июне 1939 года пришла моя очередь. Полгода в тюрьме, 35 допросов, ссылка. Была и такая категория: ЧСИР — член семьи изменника Родины. Мы с матерью носили это клеймо долгие годы.
Во время постыдного суда ответы Крестинского то и дело срывали разработанный загодя «сценарий». Не находя аргументов (которых попросту не было), судебная коллегия несколько раз удалялась на совещания.
…Помните: «…за исключением подсудимого Крестинского»? Скупая фраза эта — все, что попало в печать. А вот как это было.
