На войне как на войне. Тут запреты либо не существуют, либо девальвируются и превращаются в ритуальные условности. Как условным бывает выполнение союзнических договоренностей и обязанностей, если мыслями и поступками партнера движет голый расчет. Чтобы было понятно, о чем речь, придется вернуться чуть назад.

С июня 1941 года Советский Союз в тягчайшем единоборстве перемалывал сухопутные и военно-воздушные силы нацистской Германии. «Самой большой опорой» называл президент Ф. Рузвельт «русский фронт».

Великое сражение на Волге, по признанию биографа Рузвельта и его помощника Роберта Шервуда, «изменило всю картину войны и перспективы ближайшего будущего. В результате одной битвы — которая по времени и невероятному количеству потерь была фактически равна отдельной крупной войне — Россия стала в ряд великих мировых держав, на что она давно имела права…» Советская победа на Курской дуге развеяла у Вашингтона и Лондона все сомнения в исходе войны. Крах гитлеровской Германии был теперь лишь вопросом времени.

Но время не нейтрально. Его можно использовать по-разному. В коридорах власти на Темзе и Потомаке воинствующие политики и политиканы-военные, ведущие идеологи и политологи все чаще обращаются к щекотливой теме: не исчерпала ли себя антигитлеровская коалиция, не пробил ли час трубить антикоммунистический сбор?

Известный британский авторитет в области стратегического планирования Лиддел-Харт в секретной записке (октябрь 1943 гола) докладывал У. Черчиллю: по иронии судьбы, мощь, которую англичане намерены смять, так как она громадной преградой стоит на их пути к победе, одновременно является самой мощной опорой западноевропейского здания. Лиддел-Харт призывал выйти «за рамки ближайшей задачи, в сущности уже достигнутой (наступательный потенциал Германии сломлен), и позаботиться о том, чтобы длительный путь к последующей цели был расчищен от опасностей, уже довольно отчетливо вырисовывающихся на горизонте».

Упражнения в риторике? Лиддел-Харт с некоторым, правда, запозданием подкреплял позицию тех деятелей, кого страшил демократический разворот второй мировой войны. А насколько все обстояло серьезно, говорит документ Управления стратегических служб (УСС) США, представленный вниманию Квебекской конференции Ф. Рузвельта и У. Черчилля (август 1943 года). УСС выдвигало три варианта действий:

«1. Немедленно предпринять попытку урегулировать наши расхождения с Советским Союзом и сосредоточить внимание на общих интересах, которые мы имеем с этой державой.

2. Америка и Великобритания продолжают в течение некоторого времени стратегию и политику, независимо в самом важном от стратегии Советского Союза, в надежде добиться тем самым как поражения Германии, так и укрепления своих позиций через урегулирование некоторых противоречий с Россией.

3. Попытаться повернуть против России всю мощь непобежденной Германии, пока управляемой нацистами или генералами».

Авторы меморандума делали многозначительную оговорку о том, что измена, если предпочтение будет отдано «третьей альтернативе», не пройдет гладко. Почему? Во-первых, было бы не просто убедить общественность Англии и США в необходимости разрыва с СССР. Во-вторых, коль удастся «победить Советский Союз только силой», англосаксонским державам позже придется «взяться еще раз и без помощи России за трудно- и, может быть, невыполнимую задачу нанесения поражения Германии».

В квебекском протоколе мы читаем, что участники заседания генералы Маршалл и Арнольд, адмиралы Леги и Кинг (США), военные руководители из Англии Брук, Паунд и Портал примеряли, «не помогут ли немцы» вступлению англо-американских войск в Германию, «чтобы дать отпор русским». Независимо от решения — оно было, к счастью, отрицательным, — сам факт обсуждения вопроса о способах и времени измены союзнику, делу антигитлеровской коалиции говорит за себя. От предательства воздержались. Не потому ли, что, как предвещали эксперты Вашингтона и Лондона, СССР окончательно исчерпает свои наступательные ресурсы к весне — лету 1944 года? К моменту предполагавшейся высадки в Европе.

Вскоре нашим союзникам пришлось принять один-другой холодный душ. Открыв в июне 1944 года второй фронт, они наконец не в теории, а воочию смогли представить масштабы военных тягот, которые нес три бесконечно долгих года советский народ.

Одних это наполнило восхищением и благодарностью, в других опять всколыхнуло давние страхи, подозрения и неприязнь к СССР.

На заключительном этапе войны соперничество двух тенденций в политике США и Англии резко обострилось. Подняли забрало круги, жаждавшие сепаратного замирения с «консервативной» Германией и окончания войны, прежде чем «русские войдут в Европу». Готовились специальные рейды для установления западного военного контроля над Австрией, Венгрией, Болгарией и Румынией. «Я очень хотел, — вспоминал после войны Черчилль, — чтобы мы опередили русских в некоторых районах Центральной Европы».

Показателен в этом контексте конфликт вокруг «дела Вольфа» — переговоров эмиссаров США и Англии в Швейцарии с обергруппенфюрером СС Карлом Вольфом (март — апрель 1945 года). В западной литературе «дело Вольфа» нередко квалифицируют как «первую операцию «холодной войны». По расчетам Аллена Даллеса, который договаривался с нацистским представителем, германское командование сдало бы с рук на руки США и англичанам Австрию и некоторые другие «территории». Если бы снежный ком покатился, как задумано, то за капитуляцией группировки вермахта в Италии последовало бы открытие англо-американским войскам всего Западного фронта при сохранении и усилении сопротивления наступлению Красной Армии.

Можно добавить, что «дело Вольфа», «вернее, Вольфа — Даллеса», было наиболее крупной операцией против Ф. Рузвельта и его курса, начатой еще при жизни президента и призванной расстроить выполнение ялтинских соглашений. Выступая перед объединенной сессией конгресса 1 марта 1945 года, Рузвельт подчеркивал: «Мир, который мы строим, не может быть американским или британским миром, русским, французским или китайским миром. Он не может быть миром больших или миром малых стран. Он должен быть миром, базирующимся на совместных усилиях всех стран…» Должен прийти, говорил президент, «конец системы односторонних действий, замкнутых блоков, сфер влияния, баланса сил и всех этих и подобных методов, которые использовались веками и всегда безуспешно». Мир, начертанный Ф. Рузвельтом, абсолютно не устраивал набиравшую силу в Вашингтоне реакционную фракцию.

12 апреля 1945 года президент Ф. Рузвельт скоропостижно скончался. Буквально на следующий день либерализм и готовность принимать в расчет чужие интересы стали в Вашингтоне предосудительными качествами.

На совещании в Белом доме 23 апреля 1945 года преемник Рузвельта поставил под сомнение полезность любых соглашений с Москвой. «Это {советско-американское сотрудничество} нужно ломать сейчас или никогда…» — заявил он. Трумэн полагал, что «русские» только мешают США и последние вполне обойдутся без взаимопонимания с СССР. Дж. Маршаллу и другим военным стоило труда урезонить своего нового главнокомандующего. Сошлись на том, что союзные отношения с СССР будут прекращены после капитуляции Токио.

Заметим, Г. Трумэн проявил свой пылкий темперамент до того, как его посвятили в тайны «манхеттенского проекта». О работах над атомной бомбой президент узнал 25 апреля из устного доклада военного министра Г. Стимсона и администратора проекта генерала Л. Гроувса. Встреча длилась 15 минут, и президент схватил суть следующим образом — США располагают средством, которое позволяет им монопольно вершить мировые дела. В эти четверть часа, отмечает американский исследователь, бомба превратилась в «доминанту послевоенного планирования» Вашингтона.

Сегодня у нас есть возможность восстановить по дням и даже по часам хронологию селекции правительством Трумэна семян «холодной войны», давших немало ядовитых всходов. Обратимся к подлинным американским документам — к дневникам президента Г. Трумэна, «длинной телеграмме» Дж. Кеннана из Москвы в Вашингтон, разработкам Объединенного комитета начальников штабов (ОКНШ) и его подразделений — Объединенного разведывательного комитета (ОРК), Объединенного комитета военного планирования (ОКВП), а также учрежденного в 1947 году Совета национальной безопасности (СНБ).