Трудно не согласиться с этими рассуждениями, но… если бы они были высказаны на много лет раньше! К сожалению, никто из политического и военного окружения не попытался убедить Сталина в зернах тех истин, которые так мудро, но поздно изложил Василевский. Накануне войны состоялось несколько совещаний Главного военного совета. На одном из них были заслушаны доклады Г. К. Жукова, И. В. Тюленева, Д. Г. Павлова, П. В. Рычагова, А. К. Смирнова. Но главное внимание вновь было уделено ведению наступательных операций, и поэтому осталось совсем незамеченным весьма интересное выступление малоизвестного генерал-лейтенанта П. С. Кленова, специально остановившегося на «возможном характере начального периода войны», когда противник постарается сорвать наши мобилизационные и оперативные планы.

Пытаясь проникнуть в духовный мир Сталина на основе анализа конкретных фактов того времени, мы видим, что упорство «вождя» питалось чрезмерной уверенностью в себе, отсутствием мужества признать ошибочность своего решения, переоценкой значимости собственного анализа. Подобное упорство подтачивает в конкретной ситуации и саму волю. В конце концов максимальная самоуверенность парализует волю, связывая ее путами вдруг появляющейся нерешительности и сомнений. В результате человек не может никак решиться совершить особо ответственный шаг. Именно таким предстал в последние дни перед войной, особенно в решающие часы, Сталин. Воля, превратившаяся в упрямство, не внемлет доводам интеллекта. Это есть, по словам Энгельса, «ослепленное упрямство», которое вступает в конфликт с аргументами ума.

Ко всему этому заметим, что Сталин не обладал даром предвидения, способностью приподнять завесу над грядущим и «заглянуть» за горизонт. Его многие долгосрочные прогнозы оказывались и раньше ошибочными. Сталин был обладателем «практического» интеллекта. Он, по сути, придерживался дуалистической концепции — «мир возможен, но и война вероятна» — и тогда, когда дилеммы уже не было, Сталин продолжал пребывать под гипнозом собственного воображения желаемого.

Если ошибки в области внешнеполитической и оперативно-стратегической мы до сих пор невинно называем «просчетами» Сталина, то в области кадров его деяния были просто преступными. Огромные масштабы репрессий стали возможны потому, что «вождь» вызвал социальную инерцию насилия, порождавшую доносы, беспринципность, клевету, массовую ложь. Но ложь тогда не имеет шансов, когда ей противостоит истина в союзе с совестью. Сегодня мы знаем, что если совесть в те годы часто молчала, то прежде всего потому, что рядом не было истины.

В конце 1939 года Сталин затребовал справку о качественном анализе командного состава армии и флота. Он долго молча всматривался в графы, таблицы, скупыми цифрами повествующие об очень «зеленом» по возрасту составе. Около 85 процентов командного состава армии и флота были моложе 35 лет. Сталин, не говоря ни слова, листал страницы этого доклада. Может быть, он вспоминал, что кроме трех маршалов и группы командармов первого и второго рангов исчезли, по его воле, и многие другие способные военачальники? Некоторые из них при назначении побывали здесь, в его кабинете… Может быть, вспомнил речь Ворошилова на заседании Военного совета при наркоме обороны 29 ноября 1938 года? Тогда нарком, как о великом достижении, доложил: «В ходе чистки в Красной Армии в 1937–1938 годах мы вычистили более 40 тысяч человек… За десять месяцев 1938 года выдвинули более 100 тысяч новых командиров. Из 108 членов Военного совета старого состава осталось лишь 10 человек». Ворошилов не сказал, что треть из тех, кого «вычистили» — была расстреляна… Какие чувства испытывал «вождь», взирая на бреши в командном корпусе? Едва ли кто скажет об этом. Известно лишь, что, увидев «пустоши» в кадровом составе, Сталин предложил увеличить численность академий, создать новые училища.

Уже в следующем, 1940 году было создано 42 новых училища, почти удвоено количество слушателей военных академий, были созданы многочисленные курсы по подготовке младших лейтенантов. Сталин торопил, торопил… Однако времени до часа испытаний оставалось катастрофически мало. Командира взвода можно подготовить за шесть месяцев на курсах. А командующего округом, армией?

В первой половине 1939 года наконец начала спадать волна выискивания «врагов народа» и «единомышленников» Тухачевского, Якира, Уборевича, других безвинно погибших военачальников. Но еще 14 июня 1939 года В. Ульрих, который никак не мог остановиться, докладывал Сталину:

«В настоящее время имеется большое количество нерассмотренных дел об участниках правотроцкистских, буржуазно-националистических и шпионских организаций:

в Московском военном округе 800 дел,

в Северо-Кавказском округе 700 дел,

в Харьковском военном округе 500 дел,

в Сибирском военном округе 400 дел.

Предлагаем в силу секретности защитников на судебные заседания не допускать. Прошу указаний.

Армвоенюрист В. Ульрих».

Пожалуй, впервые Сталин не наложил обычную резолюцию: «Согласен», а отдал распоряжение проверить эти дела на предмет «выявления ошибок». Нет, не Сталин остановил безумие. Бессмысленный кровавый террор дошел до предела, угрожавшего функционированию самой системы. Угрожавшего на рубеже тяжких испытаний. За два года до начала войны, которая подходила к порогу Отечества, страна была обессиленной.

Нет, дымились трубы фабрик и заводов, бежали по рельсам поезда, студенты шли в университеты, люди хранили надежду на лучший завтрашний день. Но «обессиленность» была не только от переполненных лагерей, безвестья исчезнувших сотен тысяч людей, поредевших военных рядов, а прежде всего от надругательства над великой идеей. Сталин, совершив физический акт злодеяний против народа, совершил и преступление против мысли.

Огромный дефицит военных специалистов, образовавшийся в эти годы, можно было ликвидировать не раньше чем за 5–7 лет. К лету 1941 года около 75 процентов командиров и 70 процентов политработников находились в своих должностях менее одного года… Едва ли Сталина мучали угрызения совести и раскаяние в совершенном, он не был обременен «добродетелями», но ясно одно: в последний год-полтора до войны «вождь» лихорадочно пытался сделать все возможное для ликвидации или, по крайней мере, ослабления голода в кадрах. Этот мотив заметно прозвучал и в его речи на выпуске слушателей военных академий РККА 5 мая 1941 года в Кремле. Кто мог знать, что речь будет произнесена за полтора месяца до начала страшной войны и мало что может изменить?..

Сталин, которому вскоре предстояло взять на себя Верховное командование Вооруженными Силами в войне, военную теорию не знал. Ворошилов, долгое время бывший наркомом, тоже не «жаловал» и теорию, и теоретиков. А таковые, и весьма крупные, в Красной Армии были всегда. К ним прежде всего следует отнести погибшего Тухачевского, который еще в 1936 году в своем выступлении на сессии ЦИК СССР пророчески предупредил, что нам нужно быть готовыми к внезапному нападению германской армии.

С середины 30-х годов по настоянию Тухачевского, Егорова, Шапошникова стала издаваться «Библиотека командира». Надо сказать, что это уникальное издание в несколько десятков томов включало оригинальные труды советских военных теоретиков, а также и зарубежных. Но в этой «Библиотеке» выделялась своим объемом и апологетикой книга К. Е. Ворошилова «Оборона СССР». В ней нарком называет Сталина «первым маршалом социалистической революции, великим маршалом побед на фронтах гражданской войны…». Он — истинный «маршал коммунизма», «как никто другой, знает, что нужно делать сегодня, чтобы победить завтра и навсегда…». В будущей войне мы победим неизбежно, утверждал Ворошилов, и победим «малой кровью с затратой минимальных средств».

Как стало известно уже после войны, Гитлер, зная о прокатившихся репрессиях по Красной Армии в 1937–1939 годах, затребовал доклад от своих разведорганов о качестве командного состава РККА. За полтора месяца до начала войны, на основании доклада полковника Кребса, военного атташе Германии в СССР, других данных, фюреру доложили: русский офицерский корпус ослаблен не только количественно, но и качественно. «Он производит худшее впечатление, чем в 1933 году. России потребуются годы, чтобы достичь его прежнего уровня…» Противник не без основания включал в число исключительно благоприятных факторов для Германии фактическую замену целых звеньев военной системы новыми руководителями. В мировой истории трудно найти прецедент, когда одна из сторон накануне смертельной схватки так бы сама себя ослабляла. Это не просто поощрило, но и прямо подтолкнуло Гитлера к форсированию событий.