Ключевое значение для успеха политики единого фронта имело то, как будут развиваться взаимоотношения коммунистов и социал-демократов, поскольку под влиянием социал-демократии находились основные массы рабочего класса в странах капитала. В условиях послеоктябрьского революционного подъема, когда развернулся процесс размежевания революционного и реформистского течений в рабочем движении, для этих отношений была характерна ожесточенная идеологическая и политическая борьба. Однако и в те годы в ряде случаев, особенно когда возникала общая опасность, как это было, например, в Германии весной 1920 года, в связи с реакционным капповским путчем, они ощущали потребность действовать совместно. С изменением ситуации, вызванным спадом революционной волны и переходом капитала в наступление, когда на передний план выдвинулись задачи оборонительной борьбы трудящихся, принципиальные расхождения между коммунистами и социал-демократами в подходе к разрешению коренных вопросов классовой борьбы пролетариата уже не являлись непреодолимым препятствием на пути совместных действий. Ленин в то время подчеркивал необходимость для коммунистов, не прекращая идейной борьбы против социал-реформизма, найти пути подхода к рабочим, находящимся под его влиянием. Отвергая искусственное обострение конфронтации с социал-демократическими организациями, он придавал первостепенное значение воспитанию в массах духа совместных действий.
Коминтерн в 1921–1923 годах выдвигал лозунг рабочего и рабоче-крестьянского правительства как альтернативу буржуазному правительству, основанную на сотрудничестве и взаимодействии пролетарских и демократических организаций. Таким образом, формулировалась идея развития революционного процесса в капиталистических странах через развертывание общенародной борьбы против наступления капитала и реакции и мобилизацию масс на достижение целей, которых могут совместно добиваться разные отряды трудящихся.
Уяснение и особенно реализация этой политики встретили на своем пути огромные трудности. В первую очередь они были связаны с позицией правой социал-демократии, ее антикоммунизмом и антисоветизмом, с ее курсом на классовое сотрудничество с буржуазией и враждебностью к совместным действиям с коммунистами. Препятствием были и левацкие представления среди части коммунистов, вызванные недостаточным политическим опытом, настроениями «революционного нетерпения», упрощенным пониманием задач и сущности революционного авангарда. В то же время среди них проявлялись и уравооппортунистические настроения в сторону отказа от четкой идейной позиции партии, прекращения идейной борьбы с социал-реформизмом, сползания на позиции социал-демократизма. Однако более распространенным было левачество, нежелание учитывать конкретную ситуацию, трактовка лозунга единого фронта лишь как маневра в целях разоблачения реформистов и как можно более скорого отрыва от них масс.
Видный деятель Компартии Чехословакии К. Крейбих в начале 1922 года писал: «При обсуждении вопроса о едином фронте у нас было немало сомнительных высказываний. Так, например, что это только маневр для преодоления мертвой точки движения, что мы хотим лишь обмануть социал-патриотов. Разоблачение социалистических вождей выставлялось как подлинная цель акции. Такие и подобные высказывания свидетельствуют о том, что мы еще не поняли всей серьезности и обширности этой проблемы». Такой сектантский подход облегчал реформистам саботирование единого фронта, и Ленин. Исполком Коминтерна настойчиво боролись за отказ от ошибочных представлений о политике единого фронта, за ее проведение в жизнь. «…Тактика единого фронта будет иметь решающее значение для новой эпохи», — заявил IV конгресс Коминтерна в декабре 1922 года.
Зиновьев и Сталин ревизуют тактику единого фронта
Однако сектантско-левацкие представления о едином фронте полностью в то время преодолеть не удалось, и они вновь проявились осенью 1923 года в момент обострения ситуации в Германии и назревания в стране революционного кризиса. Выразителем таких настроений был председатель Исполкома Коминтерна Г. Е. Зиновьев, который первоначально выступил против курса на единый фронт, затем под влиянием Ленина частично пересмотрел свои взгляды и доказывал важность единых действий. При этом он делал акцент не на вопросах сотрудничества, а на разоблачении социал-демократии в ходе совместных действий. Зиновьева в пересмотре ленинской установки на единый фронт активно поддержал И. В. Сталин, переносивший на проблему взаимоотношений коммунистов и социал-демократов опыт борьбы большевиков с меньшевиками. В основе подхода Зиновьева и Сталина к социал-демократии лежало мнение, что она представляет собой кучку предателей, которую можно быстро разоблачить и изолировать от масс. Причины сохранения влияния социал-демократии в рабочем классе они видели прежде всего в неумении коммунистов раскрыть массам глаза на измену реформистских лидеров и полагали, что путем лавирования и маневров это влияние удастся преодолеть.
На совещании в ИККИ в сентябре 1923 года, созванном для обсуждения ситуации в Германии, Сталин внес предложение, направленное на то, чтобы ускорить раскол среди германской социал-демократии и, как можно скорее дискредитировав лидеров левой социал-демократии, привлечь рабочих на сторону коммунистов. Не совместные действия коммунистов и социал-демократов, их сотрудничество в борьбе за обеспечение интересов пролетариата, в ходе которой массы получают необходимый политический опыт, а лишь маневр с целью разоблачения социал-демократов — так интерпретировал Сталин вслед за Зиновьевым тактику единого рабочего фронта.
Такой подход к проблеме единого фронта Сталин сохранил и позднее. Сравним, например, высказывания о тактике единого фронта Зиновьева и Сталина. В ноябре 1923 года Зиновьев писал: «Нужно раз навсегда понять, что для Коминтерна тактика единого фронта была и остается только стратегическим маневром в борьбе с контрреволюционными вождями социал-демократии, методом агитации среди рабочих, доверяющих еще социал-демократии. И только. Надо раз навсегда распроститься с мыслью о том, что тактика единого фронта есть нечто большее…» Три года спустя, в речи на заседании Президиума ИККИ 7 августа 1926 года, Сталин заявил: «Коммунисты идут вообще в блоке с реформистскими вождями рабочих для того, чтобы добиться своей гегемонии, добиться того, чтобы стать руководящей силой внутри блока, а потом во всех массовых организациях рабочего класса, изолировав и изгнав оттуда реформистов».
Трактовка тактики единого фронта лишь как маневра с целью разоблачения социал-демократии была извращением ленинской постановки проблемы единого фронта, направленной в первую очередь на обеспечение единых действий трудящихся масс. Ориентация компартий на нанесение основного удара по социал-демократии вообще и левым социал-демократам в особенности, обоснованная Сталиным в работах «Об основах ленинизма» и «К международному положению» как важнейший элемент стратегии, отталкивала от коммунистов те группы левых социал-демократов, которые необходимо было максимально приблизить и сплотить с ними, сводила на нет политику t диного фронта. Эти положения, вошедшие в документы Коминтерна, в решения его V (1924 г.) и VI (1928 г.) конгрессов, создали значительные трудности для работы компартий в массах, способствовали левосектантским ошибкам и искривлениям на практике, серьезно затормозили борьбу за единство рабочего класса.
«Разоблачительный» подход Сталина к социал-демократии сопровождался утверждением, будто социал-демократия перешла на сторону фашизма. Этим Зиновьев и Сталин объясняли причины неудачи революционной борьбы германских рабочих осенью 1923 года. Таким образом, явления, отличные друг от друга по социальной природе, политическому содержанию, объявлялись взаимосвязанными и взаимообусловленными. «…За последнее время произошла передвижка сил, передвижка мелкобуржуазных социал-демократических сил в сторону контрреволюции, в лагерь фашизма, — заявил Сталин вслед за Зиновьевым в январе 1924 года на Пленуме ЦК РКП(б). — Вывод: не коалиция с социал-демократией, а смертельный бой с ней, как с опорой нынешней фашизированной власти». А в сентябре того же года Сталин сформулировал тезис о социал-демократии как объективно умеренном крыле, близнеце фашизма. Тем самым социал-демократия, за которой шло большинство рабочего класса в капиталистических странах, оптом как бы отбрасывалась в лагерь самой черносотенной реакции. Отсюда и появление пресловутой теории «социал-фашизма», сыгравшей роковую роль в последующих событиях.