Тогда он посмотрел на меня и поблагодарил за спасение одними глазами. Сейчас, в двенадцать лет, его последний близкий родственник, дядя и наставник Сигурд, тоже мертв, и хотя у Олафа осталось еще несколько сестер и дальних родичей, видеться с ними было еще слишком опасно для него, поэтому он оказался еще более одинок, чем луна. Мне пришло в голову, что одиночество и было той причиной, почему он решил вступить в Обетное Братство, ведь любая семья, тем более находящаяся под покровительством самого Одина, лучше, чем ничего.
— Да, нелегко принять такую горькую судьбу, — согласился Стирбьорн, а затем, просияв, похлопал по плечу Воронью Кость. — Скальды обязательно сложат громкую сагу о спасителях Колля. Ты убедил меня, что в этом деле достаточно славы, и мы обязательно вернем мальчика домой, даже если Орму суждено не выйти отсюда.
— Будь спокоен, так все и будет, — пробормотал я мрачно, а он рассмеялся.
— Мне интересно, куда направляется Рандр Стерки? — нахмурился Финн. — Я думаю, он хочет, чтобы мы пришли к нему, но зачем тогда он убегает?
Из-за того, что у него мало людей, так я решил. Он бы хотел найти местечко, где можно нанять людей в свою команду почти даром, и я был готов поспорить, его экипаж сейчас далеко не полный. Я высказал все это, и Стирбьорн рассмеялся.
— Что ж, — произнес он весело, — а за это вы можете поблагодарить именно меня.
Я промолчал, но у Рыжего Ньяля на любой случай была готова какая-нибудь фраза.
— Ярл несомненно тебя поблагодарит, — заметил он, и мягкость тона лишь усилила ехидство, — жаль, но ты вряд ли выживешь, даже если Касперик освободит нас в обмен на мазурскую девочку. Он оставит тебя в клетке и позабавится с тобой чуть позже.
Ужас отразился на лице Стрирбьорна, представив это, он сглотнул.
Теперь я едва мог разглядеть их лица — словно белые пятна в полутьме, в отблесках тлеющих углей, которые, казалось, светили ярче во тьме, накинувшейся на нас со скоростью Слейпнира, восьминогого жеребца Одина.
— Нет ли у тебя заклинания, чтобы открыть замок, Финн Лошадиная Голова? — проворчал я, раздраженный разговорами о моей судьбе и жизни, обещанной Одину, признаюсь, при этом у меня душа уходила в пятки.
Финн усмехнулся, вытащил черный железный гвоздь и взмахнул им в серой полутьме.
— Я не знаю заклинаний, но владею магией гномов, — сказал он. — Мне понадобятся твои обмотки для ног, Рыжий Ньяль.
Рыжий Ньяль медленно размотал одну ногу. Когда-то это были прекрасные шерстяные обмотки зеленого цвета с красной вышивкой и с серебряными застежками на концах тесемок, но давным-давно застежки были проиграны в кости либо пропиты, тесемки оканчивались распушенной шерстью, зеленый цвет, да и вышивку из-за грязи уже и не было видно.
Рыжий Ньяль, насупившись, покачал голой ступней. Мы уставились на Финна — он обвязал один конец шерстяной обмотки вокруг римского гвоздя, подошел к решетке и стал раскачивать обмотку с привязанным гвоздем, будто хотел измерить глубину, на самом деле пробуя вес гвоздя и крепость узла. Неожиданно наша тюрьма озарилась бело-синим светом.
На мгновение все предметы вокруг отчетливо проступили в свете молнии, тень от зарешеченных отдушин упала на стену. Я увидел бледные лица побратимов — они были испуганы и полны недоумения, и я понимал, что мое лицо ничем не отличается.
Затем наступила тьма, и мы услышали низкий, раскатистый грохот грома, словно огромные мельничные жернова медленно терлись друг о друга. Следом зашипел дождь, капли падали сквозь решетку. Началась гроза; великая тьма надвигалась неумолимо, словно Слейпнир мчал во весь опор.
— Я понял это по ржавчине, — спокойно произнес Финн, не обращая внимания на вспышку молнии и гром. — Мне приглянулся этот железный гвоздь, и он верно служит мне с тех пор, как я его подобрал. Орм и Ньяль, помните Кипр? Орм тогда сражался на хольмганге с предводителем плененных данов. Мы использовали эти гвозди как тьоснур — особые колышки, которые ограничивают область поединка.
Снова яркая вспышка молнии, изображение на мгновение застыло, Финн просунул руку с гвоздем на тесемке через решетку, раскачал его вперед-назад и бросил. Гвоздь прорезал тьму и упал на столешницу; он был достаточно тяжелым, и предметы на столе подпрыгнули, деревянный кубок упал на бок и покатился.
Раскатистый удар грома поглотил все звуки, казалось, раскаты грома прошли через каменный пол по ногам поднялись до корней зубов. Рыжий Ньяль поднял взгляд, его бледное, неясное лицо озарилось кроваво-красными отблесками от жаровни. Самыми яркими на его белом лице были глаза.
— Тор яростно мчит на своей колеснице этой ночью, — проворчал он. — Старайтесь во всем угодить богам, но на всякий случай выучите какое-нибудь исцеляющее заклинание, как любила говорить моя бабка.
Тор мог погонять своих козлов, пока у них не отвалятся копыта, и этот грохот заглушит шум, издаваемый Финном из-за его безумной идеи с гвоздем. Он потянул гвоздь к себе, тот упал на каменные плиты пола, и этот звук должен был быть хорошо слышен, но тяжелые удары бога Грома все заглушали. Финн потянул гвоздь к себе, как будто не по каменному полу, а сквозь пух и перья.
— Этот гвоздь выкован из железа, — сказал он в промежутке между раскатами грома, — но на нем нет следов ржавчины, как на других предметах из металла, например, на мечах или топорах.
— Неужели? — пробормотал Рыжий Ньяль, как будто решил, что Финн выжил из ума. Снова вспыхнула молния, колесница Тора громыхнула железными колесами, раскат грома отразился от моих зубов.
Финн опять раскачал гвоздь и запустил его на стол; тот упал на столешницу, заставив с грохотом подскочить чашку. Затем гвоздь снова со звоном соскользнул на пол и пополз назад.
— Если твой план заключается в том, чтобы всполошить стражников, — пробормотал Стирбьорн, — то у тебя рано или поздно получится, даже несмотря на старания Тора.
— Ржавчину, — продолжал Финн, не обращая внимания на Стирбьорна, — можно заметить почти на всех мечах и на всех без исключения топорах, которые я видел, она цвета застарелой крови. Все знают, что она проступает даже на самых лучших клинках, выходит из металла, как сок из дерева.
Тор высек молотом еще одну сине-белую вспышку. Гвоздь снова метнулся на стол, расправив свой шерстяной хвост. На этот раз от удара гвоздя со стола упал мой сакс с костяной рукояткой, а вместе с ним и ключ от замка клети.
— Ага, — произнес Воронья Кость. — А теперь будь с ключом аккуратнее...
Финн сдернул гвоздь со стола и потащил его по полу обратно, даже не попытавшись зацепить ключ; я думаю, это было хитроумным трюком, если он и планировал это сделать, то пришлось бы просунуть гвоздь через кольцо ключа, а тот был слишком тяжелым, чтобы его подцепить.
— Так вот, — продолжал Финн, подтягивая к себе гвоздь. — Я напрасно наблюдал за своим гвоздем, пытаясь увидеть на нем ржавчину. Вместо этого я ощущал на пальцах черный песок цвета древесного угля.
Порыв холодного ветра проник через один из зарешеченных проемов и заставил вспыхнуть жаровню ярче, поднялся сноп искр, затем сквозняк прошелся по нашим бородам вместе с запахом дождя и влажной земли. Финн наклонился ниже и бросил гвоздь точнее. Гвоздь перелетел за ключ всего на несколько пальцев. Снова раздался раскат грома, в полутьме проступили наши синеватые лица.
— На этом гвозде, как я думал, тоже должны быть следы ржавчины, потому что я подобрал первый попавшийся. Я сунул его в сапог, чтобы позже смазать жиром, — продолжал Финн, вытягивая гвоздь назад так тихо, словно тащил его по шерсти. — Когда же я достал его снова, все металлические крошки из моего сапога оказались на гвозде, как будто он их притягивал.
Он взглянул на наши безмолвные, озадаченные лица и, заметив на них недоумение, усмехнулся.
— Реф объяснил мне, в чем дело, — сказал он, сделав еще один бросок, — потому что кузнец знает о железе все, как фермер знает все про рожь. Железо, на поверхности которого появляется ржавчина, выплавляется из камня цвета крови, эти камни достают из болота. Этот же гвоздь выкован из другого, довольно редкого камня, его выкапывают из-под земли в виде небольших черных комочков размером с яблочную косточку.
