Чёрт, вот знала же! С самого начала знала, что дёгтя в обещанной бочке мёда — задолбаешься вычерпывать. Ну вот кушай теперь, Останина, не подавись.

— Крис… — снова, только теперь почти умоляюще.

Так, отставить эмоции, включить разум! Мне сейчас всё подробно, в деталях, объяснят, правда? А вот хрена с два!

— Млять, Бэт, ты реально считаешь, что это нормально? Я что, на мышь лабораторную похожа, чтобы такие опыты проводить?

— Ариэль, — Фей приподнимается со стула, но натыкается на мой злобный взгляд и усаживается обратно.

— Неа, с тобой я после поговорю. А ты, — палец некультурно тыкает в Лизку, а затем в сторону коридора, — за мной. Живо, — и закатываю глаза в ответ нахмурившемуся Лёне. — Не волнуйся, никаких кошачьих драк. Исключительно моральное насилие и вынос мозга.

Лизавета выбирается из-за стола, кажется окончательно протрезвев, и послушно топает следом. И даже молчит, вплоть до хлопнувшей двери моей спальни.

— Ты чем, блин, думала, курица неумная?! — когда чувства, как оголённые провода, подбирать слова сложно, но я стараюсь.

— Головой.

— Вот именно, головой! Мозгом надо было думать, Лиза, мозгом!

— Крис, пожалуйста. Я понимаю, что поступила немного не этично, но…

— Немного? — меня опять взрывает, как петарду. — Это охренеть, как неэтично. «Да, давайте запихнём мою лучшую подругу в квартиру врага и посмотрим, как она вертеться будет», так что ли?

— Боже, ну что ты передёргиваешь? — кажется, она тоже начинает раздражаться. — Какой враг, а? Ладно, раньше это была защитная реакция или фиг там знает, что, но сейчас ты прекрасно понимаешь — Тимофей никогда не был тебе врагом. И со стороны, уж поверь, это замечательно было заметно!

— Да что ты? — жёлчно переспрашиваю я.

— Уж представь себе.

— И вы решили облагодетельствовать меня убогую. Вот спасибо, вот порадовали.

— Никто. Ничего. Не решал, — Бэт скрещивает руки на груди, будто моё отражение. — Чем плохим для тебя обернулся этот переезд, а? Ну, давай, говори?

Сказать, по-хорошему, и правда нечего, можно только придумать и вывернуть факты задом наперёд. Вот только делать этого отчего-то совсем не хочется. И я всего лишь качаю головой, растеряв почти весь пыл:

— Бэт, но так не делают. Друзья так не поступают.

— А как делают? Как, Крис? — подруга проходит к окну, так и оставшись стоять к нему лицом. — Говорят, что ты долбаная слабачка? Что ты тряпка, неспособная взять себя в руки? Что не хочешь даже задницу поднять и сделать хоть что-то, чтобы стать счастливой, а только и можешь, что ныть в подушку? Так друзья поступают, да?

Последнее она произносит с трудом, а я почти с ужасом осознаю, что Бэт плачет. Моя сильная и до сумасшествия оптимистичная подруга сейчас просто стоит и плачет. Но ещё страшнее было то, что каждая её фраза была мне знакома. Каждая…

— Лиз…

— Ты даже представить себе не можешь, каково мне было, — глотая слова напополам со слезами, она по-прежнему не оборачивается, вглядываясь в ночную улицу за стеклом. — Единственный близкий человек, которому я доверяла, говорит такое… Боже, как же я злилась на тебя! Почти ненавидела. Но потом поняла… поняла, что именно злость дала силы идти дальше. Перестать быть… перестать быть тряпкой и слабачкой.

Я не выдерживаю, плюнув на вся и всё, и бросаюсь к ней, обнимая сначала со спины, а потом нормально уже, стоит только Бэт обернуться. И сама не плачу даже — реву, не в состоянии сдержать дурацких слёз.

Молчим мы, кажется, не меньше получаса, сначала вдоволь наплакавшись, а потом успокаивая другу друга. Господи, то годами слезинки не роняла, а тут второй раз за неделю как рёва-корова. Нервы ни к чёрту, валерьяночки попить, что ли…

— Лизка-а, ну прости дуру, — утирая сначала свою мокрую моську краем футболки, а потом подругину — кончиками пальцев, чтобы ещё сильнее не испортить поехавший макияж, прошу я. — Прости, сама не помню толком, что наговорила тогда. Просто так страшно было, никакие уговоры не помогали, ты лежала и смотрела в потолок, а я…я же ничего сделать не могла.

— Ты всё правильно сделала, — шмыгая носом, не соглашается Бэт. — Это как нарыв вскрыть — больно, но нужно, обязательно, иначе хуже будет.

— Да уж, доктор из меня тот ещё. Криворукий невротик, ужас просто. Тебе надо найти специалиста получше.

— Неа, не надо, меня полностью устраивает этот. Самый лучший.

— Это ты у меня самая лучшая, — растроганно отзываюсь я, с энтузиазмом вовлекаясь в ещё одну порцию обнимашек. На этот раз без дополнительного полива.

— Ты же больше не обижаешься, правда? — интересуется Лиза уже позже, когда мы просто валяемся на кровати и разговариваем о чём угодно, кроме главной темы вечера.

— Конечно, не обижаюсь, — почти честно соглашаюсь я. И добавляю, ведь ей замечательно известна моя идея-фикс по поводу мести, которая по факту никогда не реализуется. — Но мстить точно буду. Как-нибудь у вас в квартире проколю все презервативы, му-ха-ха.

— Поняла, тебя в гости больше не зовём, — улыбаясь, соглашается Бэт. — А если серьёзно?

— Серьёзно… Почему ты согласилась? Вот про кальян не заливай только, если бы ты изначально не рассматривала эту мысль, как имеющую право на существование, даже под наркотой нашла, как отмазаться.

Лиза переворачивается на живот, подперев голову руками и задумчиво глядя на полог балдахина.

— Может потому, что мысль реально была разумная? Вас нужно было столкнуть уже в одной точке пространства, чтобы дать определиться. И тут было два варианта: либо вы бы разочаровались в друг друге, разругались окончательно и разбежались со спокойной душой, либо…

— Либо то, что имеет в итоге.

— Точно. Скажу честно, я как раз на это и надеялась.

— Вот не сомневалась даже.

— И не сомневайся. Потому как предложил-то поменяться как раз Тимофей.

Я даже приподнимаюсь, чтобы взглянуть на неё и убедиться, что не послышалось:

— Погоди, Фей?

— Ага. И уговаривал, когда я сначала сказала нет, весьма активно.

— Но…

— Не знаю, у него спрашивай, с чего бы это, — уловив ход мыслей, прерывает меня Лиза. А потом вдруг уточняет обеспокоенно: — Ты же не собираешься его бросить, правда?

— Что? Нет, конечно. Пусть мучается теперь. Как говорится, за что боролся, на то и напоролся.

— Добрая ты…

— А то! Доброта моя безгранична, — я зеваю, едва успев прикрыться ладошкой. — Блин, вечно меня после того, как поплачу, спать тянет.

— Ой, и время уже. Ну, мы поехали тогда, нужно только такси вызвать. Машину завтра заберём, пусть стоит.

— Какое такси? — я с кряхтением сползаю с кровати, добредя до шкафа и вытащив оттуда комплект постельного. — На, держи. Хотите, Котова выгоняйте, хотите диван раскладывайте, в общем, решайте сами. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — подруга секунду мешкает, а потом всё же наклоняется, поцеловав меня в щёку. — Люблю тебя, вредина.

— И я тебя. Но прости, у меня парень есть…

Из комнаты Лизка выходит с улыбкой, почти в точности копирующей мою.

Предлагая Бэт потеснить Фея, я и не сомневалась, что делать этого не придётся. Так что открывшаяся спустя минут десять (когда я уже лежу под тёплым одеялом, но всё равно никак не могу согреться) дверь тоже не удивляет. Как, впрочем, и пробравшийся в кровать котофей.

— Меня выгонят? — тоном, в котором лишь наполовину несерьёзной жалобности, шёпотом уточняет он.

— Как кота помойного, — мигом соглашаюсь я, — если не расскажешь, зачем.

Конкретизировать не собираюсь, пусть думает сам. Впрочем, животрепещущим пока остаётся лишь один вопрос, остальные вторичны.

— Не знаю, — отзывается Фей, когда я уже и впрямь задумываюсь о результативности выдворения его из постели. — Потому что подвернулся момент, не воспользоваться которым было бы глупо. Потому что реально хотелось помочь с машиной, но знал, куда ты пошлёшь меня с такой помощью. Потому что объективно такой расклад был выгоден для всех.