– Откуда Вы столько знаете? – удивилась Лена, поёжившись от ужаса. Арсений Петрович вздохнул.
– Я потомок семьи, что жила в усадьбе. Мои предки служили здешним господам, – ответил он, – Мой далёкий прадед как-то поздним вечером возвращался домой и услыхал бормотание из домика фонарщика. Движимый юношеским любопытством он подошёл посмотреть: угрюмый бедняк стоял на коленях, склонившись над окровавленным платьем дочки барина и плача говорил с ним. Прадед выслушал всю его историю, но собравшись уходить, выдал себя неосторожным шагом. Хозяин домика выскочил наружу и схватил мальчишку, но внезапно ослабил хватку и посмотрел ему прямо в глаза… «Я сам скажу», твёрдо сказал он и вернулся в дом. Мой прадед смертельно боялся проронить хоть слово и рассказал эту историю только когда фонарщика убили.
– Эту легенду передавали из поколения в поколение в вашей семье? – догадался Андрей.
– Да, – подтвердил Арсений Петрович, – После смерти фонарщика барин вскоре умер. Он не смог жить после того, как погибла его дочь. Усадьба запустела… Несколько лет спустя прадед случайно забрёл в усадьбу. Вдруг он услышал чей-то голос. Жуткий, леденящий душу голос, который напевал песню о фонарщике… Ту самую, которую сейчас знает почти каждый в нашем городке. Он напел её другим. Так песня осталась жить в народе, но он не знал, что каждый, кто слышал эту жуткую мелодию хоть раз, мог ожидать, что фонарщик придёт в его сны. Его чёрная душа так и не смогла покинуть этот мир. Чувство вины перед девушкой накрепко привязало его к руинам. Появляясь во снах, он заставлял людей идти в усадьбу и зажигать свечи. Прадед считал, что он хочет найти девушку, которая наденет окровавленное платье его возлюбленной, и в этом теле воскреснет её душа. Фонарщик жаждал вернуть возлюбленной отнятую жизнь. До сих пор время от времени, околдованные силой фонарщика приходят люди в усадьбу и возжигают свечи, а потом ничего не помнят. Зимой такие ходоки умирают от обморожений в руинах, выходя из дома в том, в чём спали… Я живу к усадьбе ближе всех и видел много случаев, которые хотел бы позабыть.
– А вам не снился фонарщик? – неожиданно спросила Лена, прервав задумчивое молчание Арсения.
– Ох… – смутился мужчина, – Кому он здесь не снился… Почти каждый здесь хотя бы раз слышал зловещую песенку. А уж после всего, что я видел, пока жил здесь… Одно могу сказать: я никогда не зажигал свечей в усадьбе, – тихо закончил он. Муж с женой переглянулись. Оба решили, что зря выбрали для отдыха этот городок.
– Сегодня у меня заночуете, – стукнул по столу ладонью Арсений, – Нет вам резона до жилья по темноте идти. У меня место есть. Ляжете здесь, – Арсений Петрович разложил диван и постелил постель. Сам же отправился к себе в спальню и задёрнул шторку, разделяющую комнаты.
– Нужно уезжать отсюда, мне так тут неуютно, – прошептала жена Андрею, – Пожалуйста, давай купим билеты завтра же. На самый ранний рейс!
– Согласен, – кивнул парень, – Что-то неладное случилось в усадьбе, со мной никогда такого не было, лучше уехать домой.
– У меня плохое предчувствие. Я видела, как загорался фонарь, когда в парке гостиницы не было электричества… Я боюсь, Андрей… обними меня, – Лена, словно беззащитный щенок прижалась к мужу, – Мне так страшно здесь иногда. Скорее бы оказаться в автобусе, – проговорила она, уткнувшись лицом ему в грудь.
– Ничего, родная моя. Всё будет хорошо. Совсем скоро.
В эту ночь убывающая луна светила в окно удивительно ярко. Слабый, отдающий голубизной, свет её проникал в комнату, полупрозрачной шалью ложась на окружающие предметы. Андрей никак не мог заснуть. С трепетом смотрел он на спящую жену. Елена лежала на спине, рассыпав по подушке свои густые, немного вьющиеся волосы. Грудь её мерно, едва заметно, вздымалась и опускалась, слегка приоткрылся рот, подрагивали веки с длинными изящными ресницами. Освещённая бледным светом луны кожа её казалась восковой, чуть ли не прозрачной, но это нисколько не умаляло красоты девушки, совсем наоборот, только приумножало её. Будто статуя Афродиты, филигранно и любовно вытесанная опытным мастером из бесформенного камня, представала сейчас Елена перед мужем.
Андрей очень долго не мог заснуть. Утомлённое дневными делами тело требовало ум отключиться и пасть, наконец, в удивительную бездну сладостной неги сна, но мысли обо всём услышанном и произошедшем за последние дни никак не давали покою и расслаблению прийти. Всё ж рано или поздно сон должен был овладеть телом. Время шло, и взбудораженный дневными страхами мозг разжимался, словно кулак, постепенно и неохотно отдавая сознание Морфею. Начал понемногу растворяться перед глазами светлый образ прекрасной Елены, укрыли закатившиеся глаза тяжёлые веки, последнее напряжение мягко покинуло тело. Плывущей беззвучной поступью приближался сон. Волнами расслабления и покоя омывал он сознание, плавно погружая его во тьму. Растворились ужасы дня и не скоро забрезжили цветовые гаммы причудливых миров сна. Но недолго приятные сны плыли перед глазами: серость неожиданно окутала всё вокруг своим тоскливым плащом. Послышались раздирающие душу стенания, мурашки побежали по коже спящего Андрея. Слышались шаги, голоса, тени, силуэты… фонарь. Прямо перед Андреем, шагах в пятидесяти, стоял фонарь. Внезапно он увидел, что оказался на аллее, уходящей в мрачную пустоту впереди. На ней ровным строем, словно копья адского войска, стояли вороново-чёрные фонари. Узловатые ветви иссушенных деревьев замерли, будто в ожидании хозяина. Медленно ковыляя, вынырнул из тёмного тумана широкоплечий, сутулый силуэт. Он приближался неспешно. Андрей чувствовал на себе неподвижный взгляд, хоть и не мог различить очертания глаз в темноте. Парня охватил необъяснимый ужас, а тело сотрясала дрожь. Он дёрнулся в кровати, но не сделал ни одного движения во сне. Оцепенение сковало ноги, не позволяя сдвинуться с места. Шаркали старые сапоги по дороге. Всё ближе… Ближе… Андрей закричал, но из раскрытого рта не вырвалось ни звука. Тишина, став почти осязаемой, задавила крик в глотке парня. Фигура добралась до первого фонаря и, поставив к нему лесенку, откинула полы серого пальто и начала медленно, но умело, забираться по деревянным перекладинам. Скрипнула первая ступень, вторая, третья, запахло гарью. Зажёгся в темноте далёкий фонарь. Он светил неярко, но сумел выхватить из темноты более чёткие очертания самого фонарщика. Серая фуражка с козырьком тенью закрывала лицо, обросшее жёсткой, словно старая щётка, спутанной бородой. Неумолимо, необратимо, безжалостно надвигался фонарщик. Все ближе и ближе подходя к молодому человеку, зажигая попутно новые фонари. Все это время взгляд его, незримых в тени фуражки, глаз въедался в душу Андрея. Скоро забился маленький огонёк в последнем фонаре, и фонарщик подошёл вплотную к Андрею. Казалось, в тени своей фуражки он усмехается над дрожащим от страха парнем. Холодный пот, катился по спине Андрея, а бессмысленный рефлекс напряг отчаянно все его мышцы. Эхом в голове прокатился злой хриплый шёпот с нотой насмешливой издёвки: "Люди боялись выходить на улицы с наступлением темноты. Они боялись убийцы и спрашивали, как я могу так спокойно продолжать работать по ночам?" Силуэт растворился во мраке. Со всех сторон Андрея плотной пеленой окутала тьма. Только уходящая вдаль линия светящихся в фонарях огоньков, ставших едва заметными точками, всё ещё виднелась впереди. Внезапно парень почувствовал холодное дыхание над своим ухом. Шёпот стал звучать громче, жёстче и отчётливее: "И я отвечал: "Я зажигаю свет в темноте. Чего мне бояться?!" В тот же миг Андрей почувствовал, как в бок с силой и ненавистью воткнулось что-то острое и холодное. Горячая кровь обожгла место удара, хлестнув наружу. Парень вскрикнул и сел, распахнув глаза. Он сидел на диване рядом со своей женой, которая спала крепко и не пробудилась от этого звука. Рука метнулась к ране, но её там не оказалось. Сердце неистово колотилось у самого горла. Андрей огляделся, стараясь успокоиться. В комнате стало значительно темнее, луну заволокли тяжёлые тучи, преградившие своими громадными телами дорогу для света. В доме было тихо. Андрей лёг, переменив позу, но не сумел заснуть сразу. Дрёма одолела уставшего парня лишь под самое утро.