— Нет.

— Урод.

***

Дозвониться Сильвии и сообщить о маленьком успехе было невозможно. Ее быстрый ответ: «Я очень занята», меня обнадежил (ну, я пытался), поэтому остаток дня был свободен, что позволило мне с чувством выполненного долга вернуться на колдовской рынок.

Не знаю, с каким старанием атташе варила Оборотное зелье (никак танцы с бубнами над ним весь месяц устраивала), но Камила Сантана вот уже второй час оставалась Камилой Сантаной.

— Нет, не надо плести ей дреды, — сказал я, когда мы с Финном (а вернее с Камилой), зашли в бар «Борзый Конь». — Это не навсегда. Дольше двенадцати часов зелье не действует, если и действует, то… то ты заплетешь Камиле дреды, обещаю.

Днем в баре народу было всегда мало, в основном это были маги-путешественники, зашедшие пропустить по стаканчику и спастись от духоты.

— О, иди сюда, — позвал бармен Михаил, поставив напротив меня тарелку с сомнительного вида какими-то белыми комочками, с чем-то внутри. — Пробуй.

Я скривился, принюхавшись.

— Давай, — гаркнул Михаил.

Послушно взяв в руки это склизкое яство, я отправил его в рот, и тут же выплюнул в мусорную корзину.

— Блядь, что это?

— Это суши, — нахмурился Михаил. — А что с ними не так?

— Ты попробуй.

— Нет, я же их готовил. Между прочим, из хорошей ливерной колбасы.

— Из чего?!

— Ну собака ее не жрет, что делать. Так, гурман хуев, ты чего пришел?

— Дай с собой пару бутылок чего-то, что можно пить, — опустив сикли на стойку, сказал я.

Михаил, бормоча себе что-то под нос, открыл ящик с пыльными бутылками джина.

— А что за тигрица рядом с тобой? — хмыкнул бармен, поставив на стойку бутылки. — В шатре вудисток новая ученица, и ты обязан отполировать ее своими гениталиями?

— Красивая? — фыркнул я.

— Ага, — улыбнулся Михаил, пригладив бороду и наклонившись к Камиле. — Девушка, у вас такие восхитительные губищи, не хотите ли ими посербать моего борща?

Я рассмеялся, а Камила Сантана, схватив бармена за бороду, намотала ее на кулак.

— Это не девушка, это Финнеас, — пояснил я.

Михаил, разжав руку недо-Камилы, перекрестился.

— Ты что сделал с собой?

Финн открыл было рот, но бармен сам ответил на вопрос.

— Мне кольцо твое пидарское в носу сразу не понравилось.

— Щас будет мясо, — ухмыльнулся я, предвкушая грядущий мордобой, поэтому, подхватив бутылки, потащил Финна за собой. — Пока, Михаил. Пойду, смою с Финна косметику.

— В церковь его своди! — отозвался Михаил.

*

Сидя на ступеньке у домика, я лениво наблюдал за тем, как жирный енот копается в мусорном баке у соседнего трейлера. В руке тяжелела чашка с джином, а перед глазами пробегала эта пастораль мексиканской деревни: куры, бродящие без присмотра, собаки, лениво греющиеся в лучах вечернего солнца, дети на игрушечных метлах, люди, занятые своими делами. Все чем-то заняты, кажется, что их часы тикают быстрее моих.

Не так давно, всего несколько часов назад у меня подкашивались от волнения ноги, в предвкушении встречи с юристом и явлению миру лже-Камилы, а сейчас я был спокоен, как коматозник, словно в после встречи с юристом прошел, по меньшей мере, месяц.

— Я, конечно, не жалуюсь, — послышался голос Финна за спиной. — Но я скучаю по своему телу.

Я лениво поднял на него хмельной взгляд.

— Когда ты еще побудешь инстаграмной красавицей, — хмыкнул я, подвинувшись на ступеньке. — Лови момент.

Жертва Оборотного зелья подожгла мне сигарету своей стальной зажигалкой, и, сев на ступеньку, вытянула ноги.

— Ты хотел что-то сказать? — поинтересовался я, протянув Финну бутылку. — Скажи.

Финн замялся, и на лице Камилы отразилось недоумение.

— Смелее.

Сделав маленький глоток (картина маслом: Камила Сантана глушит джин с горла бутылки), Финн повернулся ко мне.

— Ты понимаешь, что придется перебить на вилле всех?

Выдохнув дым, я кивнул.

— Причем скоро. Не волнуйся, Новый Орлеан, нас двое, но мы справимся.

— Не мы, — отрезал Финн грубо. — Не надо тебе лезть.

— Это еще почему? Я начал это дело.

— Мне будет сложно прикрывать тебя.

— Меня не нужно прикрывать, я волшебник, в отличие от некоторых. Слышал о Смертоносном Заклятии?

Финн усмехнулся.

— Оно тебе сильно помогло после свадьбы?

Сжав сигарету зубами, я коротко усмехнулся.

— Давай сменим тему, — отмахнулся я. Не признаться же, что мне просто страшно думать о бойне.

Большой глоток джина обжег горло, но я не закашлял.

— Хорошо, просто я имел в виду, что все должно будет пройти осторожно, — проговорил Финн, закурив. — Там твой сын, помнишь?

Закрыв лицо рукой, я горько засмеялся.

— Честно, Финн? Мне совершенно на него плевать.

Лицо Камилы потемнело.

— Ты думаешь, что это дико. Я тоже так думаю, и мне стыдно, мерзко за то, что я ни разу, веришь, ни разу не вспомнил о нем, — признался я. — Наверное, то, что случилось со мной за последнее время, все то дерьмо, это расплата за то, что я не смог полюбить своего ребенка.

Я не отец, не могу им быть. Черт возьми, я слишком молод, слишком беспечен, чтоб только осознать тот факт, что у меня растет сын.

Это больно признавать, больно говорить, но я не хотел, чтоб он рождался. Я ни разу не зашел к нему в детскую, не подержал на руках, я даже не помнил его имени. Могу ли я претендовать после такого на звание человека?

Все любят своих детей, подумал я тогда, сидя на ступеньке и попивая джин. Я — все, что осталось у маленького принца наркокартеля Сантана, но я не способен даже взять его на руки.

Подумать только, а я презирал Драко Малфоя, который казался мне самым ужасным отцом в мире!

— Меня тоже мама не любила, — улыбнулся Финн. — И посмотри, что из меня выросло. Подумай над этим.

Я коротко кивнул, глядя вдаль.

— Но что бы ты не надумал, что бы ты не чувствовал, Матиас не будет один. Я смогу полюбить его, пусть я и ненавидел Камилу, — улыбнулся Финн, и привычное мне надменное лицо Камилы Сантана озарила теплая улыбка. — Я стану ему отцом, мамой, дедом, кем хочешь. Потому что он твой.

Сделав последний глоток, я снова наполнил чашку и внимательно, как только возможно слегка скошенным взглядом подвыпившего, взглянул на сидящего рядом со мной.

Я смотрел на Камилу Сантана, словно впервые, и вдруг понял, почему она показалась мне не такой, какой я знал ее при жизни. Без жирного слоя макияжа, четко очерченных румянами скул, длинных ненатуральных ресниц и прочей атрибутики привычной мне строптивой силиконовой дуры, Камила была самой обычной: волосы растрепанные, стянутые в небрежный узел, на смуглом лице оказались веснушки, кожа далеко не идеальная, с заметными широкими порами. Одета на ней не дорогая тряпка, а моя клетчатая рубашка до середины широких бедер и армейские ботинки. Даже с хриплым голосом Финна, с витающим от длинных волос запахом крепкого табака, даже глотающая джин с горла бутылки и откровенно тупившая, фальшивая Камила Сантана действительно нравилась мне больше настоящей.

Будь в настоящей Камиле больше простоты Финнеаса Вейна, больше тепла в темных глазах, меньше яда в словах и презрения в усмешке, я определенно бы мог общаться с ней, возможно, даже влюбился бы в нее. Возможно, я не любил сына, потому что не любил его мать.

Возможно, будь Камила при жизни такой, каким был сейчас ее двойник, сидевший рядом со мной, у меня сложилась бы семья. Пусть на короткое время, но сложилась бы.

— Я не любил ее, — признался я и отвел взгляд. — По сути, Финн, я никогда никого не любил. Все воспринимал как должное.

Финн молчал.

— У меня огромная семья — я воспринимал это как должное, — проговорил я. — Сейчас мои родители седеют с каждым днем, не зная, где я, что со мной, а мне плевать. Моя сестра встречается с ебанутым садистом, связанным с мафией — мне снова плевать. Мои друзья в Англии живут… не знаю даже как, мне искренне все равно, что там с ними. У меня жену убили сразу же после свадьбы, а я ни слезы не проронил. Про сына вообще молчу.