Нежданова дала отбой, а Бурмакин уставился на Переплута, как партизан на предателя отряда. Тот виновато отвёл глаза, но жевать не перестал.

– Ты… мою… девушку факнул?!

– Так полуфилось… – пробормотал Переплут набитым ртом.

– Что значит – «получилось»?! – взбеленился Бурмакин.

– Ну, а что мне делать? Я вошёл сюда без всякой задней мысли, хотел пирожок ущучить, а она лопочет: «люблю тебя, Ваня, хочу тебя, Ваня», и предлагает помиловаться в душе.

– А ты?!

– А что я? Задвинул створки, включил тёпленькую водичку…

– Избавь меня от этих гнусных подробностей! – завизжал Иван.

– Почему гнусных? – удивился Переплут, – нет, нет, ты должен выслушать меня до конца. У твоей девушки пригожее личико, точёная фигурка, манящие чресла, упругие перси…

– Заткнись!

– Ванятка, да ты лицемер, – остолбенел Переплут, – а какие слова говорил, какой толерантностью грозился.

– Но у всего же есть пределы! – окончательно рассвирепел Бурмакин.

– Ты полагаешь?

– Скотина ты, Переплут, – раздражённо выдохнул Иван, но уже без прежнего пафоса, – сначала девушку мою трахнул, теперь подробностями хочешь поделиться.

– Вот за что люблю тебя, Ваня, то за твою отходчивость и беспринципность. Ну, помиловался я с твоей невестой, ну и что? Делов-то.

– Не скажи, я переживаю, – неуверенно заметил Бурмакин.

– Если бы все так переживали, Дездемона умерла старушкой.

– И всё-таки, Переплутище, ты порядочный свинтус.

– Я свинтус? – оскорбился брат-два, – А что, мне нужно было отказать девушке и тем самым обидеть её? Намекнуть ей, что она не нравится мне, как женщина? То есть не мне, а тебе. Я выполнил за тебя жениховский долг, доставил твоей любимой неземную радость. И я же свинтус? Спасибо мне должен сказать, а не лаяться. Боги свидетели, я ей столько радости доставил.

– Представляю, что могут вытворять, занимаясь сексом, извращенцы типа тебя, – нахмурился Бурмакин.

– Сексом нужно заниматься так, чтобы девушка потом за тобой с матрасом ходила, – изрёк Переплут, поглаживая себя по животу и целясь за новым пирожком.

– Я тоже поднатужусь и буду рекорды ставить, – пообещал Ваня.

– Ты что, с богом хочешь посоревноваться? – усмехнулся Переплут, – куда тебе, гундосому. Заметь – я занимался с ней любовью в твоём обличье, а ведь мог легко превратиться в Джорджа Клуни, Антонио Бандераса, Филиппа Киркорова или Николая Баскова. На выбор.

– С последними ты, братан, переборщил.

– Иногда меня заносит, – признался Переплут, – но только на словах. В поступках я несравненно серьёзнее. Превращаться имеет смысл исключительно в достойных персон.

– Значит, я достойный?

– А как же. Ты, Ивашка, человек третьего тысячелетия, надежда нации, друг детей, гроза помоек.

– Не, ну надо же, – насупился Бурмакин, – невесту мою отымел, пироги мои стрескал, теперь сидит, зубы скалит, а я его, прощелыгу, должен понять и простить.

– Забей, – посоветовал Переплут.

– Ты считаешь?

– От тебя не убудет, а я тебе преференции всякие обеспечу.

– Какие? – загорелся Ваня.

– Ну, что ты за человек? – расстроился Переплут, – никаких моральных устоев, лишь бы выгоду извлечь.

– Какая от тебя выгода? – заныл Бурмакин, – второй день живёшь в моей хате, за постой не платишь, электричество жжёшь, воду расходуешь.

– Воду не расходую, – сварливо возразил Переплут, – немытым хожу.

– Всю квартиру мне своим немытым телом провонял, – подхватил Иван, – а выключатель кто мне раскурочил?

– Я раскурочил? – обиделся Переплут, – Я – бог, я вне подозрений.

– Вне подозрений – только моя невеста, – ляпнул Бурмакин, смешался, но вновь атаковал подозреваемого, – так кто же мне выключатель поломал?

– Чемоданов, – нашёлся Переплут.

– Чемоданова не было здесь уже неделю.

– А он тогда и поломал, – уличил Тимофея Переплут, – Выключатель еле держался, а сегодня вообще… отдуплился.

Иван побродил по квартире, поразмышлял и задумчиво сообщил:

– В одном, дружище, ты прав: женщины не стоят нашего внимания.

– Согласен, – кивнул Переплут, – они не стоят внимания, они стоят денег. А с баблом, по ходу, у тебя, Ивашка, серьёзные проблемы.

1 . Чекалдыкнутый вагон

Утро понедельника начиналось идиллически: Ваня готовил завтрак, а Переплут и анчутки сидели за столом, как одна дружная семья, и смотрели по телевизору утренние новости. Вначале диктор осветил курс рубля, доллара и евро, потом погоду в столице и её окрестностях, и, наконец, перешёл к криминальной хронике, видно, для улучшения аппетита. Замелькали кадры из злополучного вагона электрички: санитары выводят свихнушихся пассажиров и грузят их в машины «Скорой помощи». Токсин держался двумя руками за ягодицы, Хорёк закрывал лицо ладонями, а на голове почечника, почему-то, оказалась нахлобучена корзина. Диктор высказал предположение, что с пассажирами произошёл дорожный психоз, вызванный неудовлетворительным состоянием дел на железной дороге.

– Ну, сказывайте, сорванцы беспятые, что вы с пассажирами сотворили? – расхохотался Переплут.

– Первым делом мы вылезли из переноски, – принялся взахлёб лопотать Еря, – и обернулись зелёными чертями…

– Не чертями, а чёртиками. Малюсенькими такими, – перебил Спиря.

– Дай, я скажу, – Ерофей отпихнул Спиридона локтем, – Мы, такие, ка-а-ак выскочим из переноски, да как завизжи-и-им!..

– Ну, я, положим, не визжал, – прописклявил Спиря, оттирая Ерю плечом, – для этого у меня голос слишком низкий.

– У тебя? – офонарел Еря, – да у тебя дискант, а не голос.

– Это у тебя дискант, – запищал Спиря, отвесив брату оплеуху, – а у меня – дивный волжский бас.

Они тут же сцепились и принялись кататься прямо на столе, сметая на пол чашки и блюдца. Переплут нашёл линейку и отходил по задницам обоих. Анчутки присмирели и только бросали друг на друга угрожающие взгляды.

– Исповедуйтесь дальше, доможилы хвостатые. – Мы как дава-а-ай скакать по всему вагону, как дава-а-ай всех за носы и уши дёргать. Все такие перепугались, – Еря тоненько захихикал, – Кто голосит: «Белочка»! Кто вопит: «Пришельцы»! А остальные залезли под лавки, как дети малые, и давай там надрываться: «Конец света! Судный день! Гномы наступают! Пигмеи в Подмосковье»! Кругом все орут, плачут, смеются… В общем, сумасшедший дом на выезде.

– Хорёк со страху описался. На этот раз сам, – покатился со смеху Спиря, – Токсин обкакался. А почечник нацепил на голову корзину, схватил в руки грабли, да как заблажит: «Я дон Пхукет, я дон Пхукет! Выходите, пигмеи, на честный бой»!

– Не дон Пхукет, а дон Кюхет, – возразил Еря, – так он кричал.

– Дон Кихот – поправил Бурмакин.

– Точно, дон Кихот. А мы у него грабли отняли и перед ним поставили. Он, такой, шагает, наступает на грабли, получает по кумполу, падает. Снова встаёт, снова шагает, наступает на грабли, получает по чайнику, падает, – схватился за живот Спиря, – и так сто раз подряд. Хорошо, хоть корзина попалась крепкая, а то пал бы почечник смертью храбрых в бою с пигмеями и граблями.

– А супруга-то почечника, – прыснул Еря, – очухалась, такая, а как нас увидела – хлобысь обратно в обморок. Кисейной барышней, кошатницато, оказалась, – а ещё жена садовода. В общем, было забавно, но тут заявился наш заклятый враг.

– Что ещё за враг?

– На остановке вошёл дед с овчаркой, – шмыгнул пятачком Спиря, – мы еле ноги унесли.

– Анчутки боятся и избегают кошек и собак, – заметил «знаток» древнеславянской мифологии Бурмакин, – их прародителю когда-то волк пятку откусил. Четвероногие друзья человека чуют за версту анчуток и могут нанести им значительный урон.

– Какие они друзья, – возмутились Ерька со Спирькой, – вот мы, действительно, друзья.

– Таких друзей – за хрен и в музей! – хмыкнул Переплут, – Ну, ладно, хватит лимониться, Ване в офис пора.