Уж рассвет занимается, трели птиц разнося по окрестностям града Киева. Кашеварка во двор за поленьями выходит, что бы печь растопить да князю с княжичем каши горячей к трапезе приготовить, а за поленницей, калачом свернувшись да прикрывшись куском меха облезлого, спит сном покойным жена Игоря, от меда сомлевшая. Испугавшись, стряпуха со всех ног к девушке кидается, что есть мочи за плечо хрупкое тряся.

— Ой-ой, что же будет. Авось князь не прознает, да почто ж ты девонька, под гнев напрашиваешься. — Ольга в ответ лишь мычит коровою. Кашеварка, тем временем за водицей студеной сбегавшая, о последствиях не думая, на княгиню свою будущую ее выливает. Ольга, кошкою к верху подпрыгивает, шипит, водою отплевываясь, а поняв, что случилось, в ужасе в лужу от воды натекшую садится. Как ей в терем идти такой? Распустёхой, мокрой, да со сна помятой? Хотела уж помощи кашеварки просить, но припомнив наставления ведьмы, решается стребовать.

— Ты с ума сошла, женщина? Как ты смеешь княжну водицею? Аль плетей захотела, негодная? Ну ка живо пошла за одёжей мне! — Говорит, высоко вскинув голову, а самой на душе не ладно. Так обидеть старую женщину! Как бы матушке такое не понравилось! Но кухарка, терзаний Ольгиных не разумеющая, уже стрелою, с тетивы напряженной выпущенной, убегает княжне за одеждою, гневных отповедей не дождавшись. Вновь на землю Ольга садиться, боль головную сдерживая, виски руками зажимает, да под нос себе слова заветные нашептывает:

— Я смогу, я со всем этим справлюсь. Рожу сына, нашему княжичу, буду им и щитом и знаменем, стану крепкой, как дуб столетний. Все забудут, откуда я родом, станут в пояс мне кланяться, да в глаза смотреть заискивающе, милости ища. Я сильна, да поможет мне Велес, будет так все, как я решила!

Поменяв одежды мокрые, заплетает Ольга косу рыжую и отправляется в терем к княжичу, на трапезу утреннюю успеть торопясь.

На скамье деревянной, вдоль печки восседают Игорь с Олегом, задушевной беседою, разбавляя стук ложек о миски.

— Вот и женушка моя появилась. Что с утра, дорогая, не весела? — княжич кашу в рот ложкой отправляя, на Ольгу с хитрецой поглядывает.

— Солнца яркого, добрые молодцы. Вы позволите сесть рядом с вами? Не спалось мне сегодня, княжич, что-то с вечера нездоровится.

— Сядь, позавтракай с нами, Ольга. — Князь Олег, на лавку указывая, поворачивается снова к Игорю, разговор прерванный продолжая:

— Не видать с Византией мира нам, верят в Бога они Единого, под сомненье само мироздание ставя, к нам своих ползунов пускают. Соберу я народы славные под знамена свои. И пойдем на Грека с древлянами, да с варягами, да с полянами. Чуди с нами поднимутся, и вятичи, там, глядишь, и радимичи в стороне не останутся. Ты же, Игорь, в Киеве будешь княжить, за порядком приглядывая. Только вот, не дает мне покоя, что от берега до стен Царьграда на судах не подъедешь военных, кабы, их под ворота поставить, не продержится грек больше должного….

Тишину, что для мыслей престала, нарушает голос женский:

— Расскажу Вам историю, княже, как с отцом мы лодку латали. До избы от реки дотянули на подпоре с колесами. Может можно ладьи боевые, так же к стенам Царьграда доставить? — Робко шепчет Оленька, глаз от миски кашей полной не отрывая.

Застывает время в тереме, замолкают мужчины, задумавшись. На девицу поглядывают с недоверием, как такие мыли дельные в бабью голову приходят? От удивленья оправившись, первым князь тишину разрывает:

— Ну, девица! Ну, удивила! Я спокоен за Киев ныне, коли в стенах славного города, будет править княгиня мудрая. Так ведь просто решение было, как же сам я о нем не подумал. — И о чем-то своем размышляя, уходит Олег раздавать указания.

За столом только Игорь и Ольга молча смотрят в глаза друг-другу. Понимая без слов, поднимаются и в покои свои уходят.

С той поры пять весен минуло. Князь Олег воротился с победою. Щит, к воротам Царьграда прибив, дань грекам назначил.

По дороге домой под Киевом, остановку князь сделать решается, напоить лошадей и воякам отдохнуть дать. Набирая водицы в ручье студеном, о делах Олег призадумывается, не заметив, как от дерева высокого, темная тень отделяется. Старый ворон, с ветки сорвавшись, криком громким лес оглашает, и уже вместо птицы странной, перед князем красавица девушка появляется. Оступается воин бравый, столько битв прошел не пред чем не дрогнувший, а узрев желтоглазую женщину, понимает, что не все в этой жизни он видывал.

— Аль напиться решил, добрый молодец. — Ведьма князя по кругу обходит, то бедром, то ладонью нежною, невзначай его тела касаясь. — А не хочешь ли ты вояка, красной девице радость доставить? Коль пойдешь вслед за мною в избушку, тайну страшную пред тобой приоткрою.

Смотрит князь, как прекрасна та женщина, от присутствия которой дух перехватывает. Он без тайны за ней на край света, удалиться готов, лишь поманит пусть. И она его за руку сильную прочь от лагеря в чащу уводит, между делом на землю мшистую сарафан с себя на ходу скидывает. Зачаровано смотрит мужчина, как в лучах заходящего солнца, кожа женская золотом блещет. Как прекрасен изгиб бедра полного, тонок стан, да бела грудь упругая. Не осталось у воина в памяти ни земли, на которой родился, ни знамени, как зовут его, уж не упомнит кто он есть и какой дорогой движется. Лишь тоска от потери времени, что на смерть и войну истрачено. Где любовь в круговерти утеряна? Разве есть, что важнее этого?

Поутру золотыми искрами сквозь ставни солнца лучики настойчиво стучатся. Князь Олег на подстилке соломенной рядом с женщиной просыпается. И лежит, не шевелится княже, чуткий сон рядом спящей красавицы потревожить боясь. Пряди черные с лица ее убирая, на прекрасную девушку любуется. Вот и ведьма, от взгляда проснувшись, сквозь ресницы Олега разглядывает, как бы век пролежать так рядышком? Но судьба колесо не останавливает.

— Утра доброго, князь великий! Обещала тайну рассказывать. Вижу больше порой, чем мне хочется. Не во власти судьбу мне править. — И на миг замолкает женщина, то ли грустью, то ли печалью охваченная, но решив до конца рассказывать, речь свою скорбную продолжает: — Смерть твою я узрела в колодце. От коня своего ее встретишь.

Помрачнел Олег тучей черною, в глаза ведьмы с недоверием заглядывая. Не поверив словам женщины, молча уходит с душой расстроенной.

Хоть и нет словам бабьим веры, все ж, прибыв назад в лагерь воинства, заколоть коня своего князь приказывает, да в лесу его и оставить. Саму смерть обхитрить мужчина желает, хоть и знает, что впусте это. Каждый ведает, как крепко костлявая держит добычу свою рукой мертвой ни на миг не пуская, оттого и потуги людские обмануть ее, Сумерлу бессмертную только лишь потешают.

Через год в тот лес возвращается князь, разыскать свою ведьму пытаясь. А на месте, где конь упокоен был, белы косточки только остались. И кричит Олег, тишь лесную гласом зычным тревожа:

— Выходи, посмотри, ведьма, жив я! — И, ногою на череп коня наступая, еще громче в чащу выкрикивает: — Да кого мне боятся, его ли? Вот он мертв, а я стою здесь! Не права твоя вода оказалась! Может быть, еще раз в нее посмотришь? — Хруст костей, сапогом раздробленных, тишину разрезает. Из обломков черепа змея выползая, смертельным укусом в голень Олегу впивается.

Так бесславен конец бывает, у того кто героем мниться, не в бою меч острый сложив, не на плахе ворога голову потеряв, а от яда змеиного, от коня любимого, смерть встречает князь Вещий Олег.

Уж семь лет, как Ольга жена мужняя, уж год как она княгиня полноправная при Игоре. А детей Род все не дает. Поговаривают в тереме княжеском, что пуста княгиня и к зачатию не способна. Не видать ей ни сына, ни дочери, так как проклята деревенщина Игоря богами. А еще языки злые сплетничают, что о другой жене князь подумывает. И все реже заходит в покои к Ольге муж когда-то любимый. И все злее и жёстче к ней его отношение становится, оттого что бессильна княгиня как женщина, и не может дитя в чреве выносить. И порой избивает Игорь рукою своей ту, кому в вечной преданности клялся.