Из неизвестных и, наверняка, не существующих дневников

Императора Константина Багрянородного.

Странен и скорей не добр день был, когда явилась пред очи мои Княгиня Киевская Хельга во второй раз. Лишь взглядом мазнув по чудесам тем, что гордость за народ мой в душу вселяет, будто и не было необычного ничего в птицах механических, которые чирикают, будто самим творцом созданы, приступила к делу без оды похвальной, мастеру их создавшему. Вновь забыв, а, может, нарочито не желая, поклон сделать, попросила Хельга окрестить ее, да стать отцом ей пред Богом. Сначала возрадовался я тому, что вера наша в Русь просочится, сперва ручейком тоненьким, а там, глядишь, и рекой полноводной. Да только, понятно мне вдруг стало, чем вызвано желанье то. Допреж, полусловом обмолвился, что честь государству нашему была б, коль во главе империи, такая царица встала. Жена моя — Елена Лакапина, дочь царя-узурпатора, что меня малолетнего, да политикой не интересующегося, от власти отодвинул, не по праву трон византийский заняв, многим в Царьграде костью в горле встала. Потому, обузу такую, от дел государственных отстранили бы, не поморщившись, лишь намеком смел бы выдать желание на трон византийский царицу русскую усадить. И на том многолетние стычки, между нами совсем бы уладились. Русь уже не врагом, но другом преданным Византии стала бы. Но княгиня, вот же шельма хитрая! Умней оказалась, окрестилась, отцом во Христе меня сделавши, и теперь уж женой мне стать ей закон божий не позволит. Обвела вокруг пальца, как детей не разумных, ум такой уваженье вселяет. Об одном сожалею ныне, что не то государство женщину эту родило, с такой царицей Византия воспрянула бы!

С Византией прощаясь, грузят русские дары на корабли мощные, к отплытью готовясь. Всю долгую зиму провели они гостями при дворе греческом, по тому в дорогу с особой радостью снаряжаются. И каждому свое грезится. Кто о встрече с женой да детишками мечтает, а кто о том, как, чарку хмеля испив, дочь мельника к сеновалу утащит. У каждого свое счастье, оттого и разные люди, но так друг на друга похожи.

Ольга, в платок кутаясь, по кораблю расхаживает, соленый воздух носом втягивая. И думается ей, что, пожалуй, тосковать по морю придется. Вот бы летом, в тепле, под крик чаек, помочить в воде усталые стопы, да украдкой оглядевшись, в исподнем в пену окунуться. А потом лаской волн наслаждаясь, на камнях у воды развалиться, что бы не думать о Руси, о печалях, только счастьем вдосталь упиваться. Улыбаясь беспечным мыслям, снова в явь возвращается Ольга. Суда под завязку забиты, в этот раз добра будет много. Видно с радости о крещении, в подношениях ей не скупились. Только вот погрузить бы скорей дары те, да ко дну с этим всем не отправиться.

Корабли, от натуги поскрипывая, словно кони, шпоры ждущие, бока волнам подставляют, на путь дальний настраиваются.

От хлопот бытия отвлекается Ольга, ко двору византийскому мыслями возвращаясь. Желанье Константина, стать мужем ей, да регентом земли русской при Святославе по праву супружества с матерью его, она понимает, да смысл в деяниях тех находит, ведь взрослый уже сын ее, а, значит, и в советах, что старшие дают не нуждается. Хотя ладно то было бы, коль кровью скрепился союз меж державами, да только не ценой непомерной для Руси, а напротив, выплатой византийской. В первый прием, помнит Ольга, подле царя сын его стоял со своею супругой. Княгине птички тут же напели, что отпрыски в зал допускаются, лишь после появления собственных наследников. Руки подмаслив челяди жадной, Ольга дозналась, что сын есть и дочь у Романа Константиновича, царевича всея Византия. А коль есть девка, мужик ей найдется, так чем Святослав не жених особе кровей благородных? Конечно, мала еще девочка, да подрастет, а покуда дитя она еще, так и ум свой в ее головку вложить можно будет.

И в предвкушение дел великих, княгиня заранее радуется. Эх, только бы княжич, по обыкновению своему, не спорил с матушкой, а с угрюмой молчаливостью принял волю навязанную.

(* Логофет — чин в Византии. В данном случае имеется ввиду Великий логофет, что исполнял при дворе дипломатическую миссию. — Прим. автора)

(**Вопиющее нарушение правил византийской дипломатии. Все иностранные послы и правители, прибывающие к царю, ожидали приглашения в тронный зал за шторой. После разрешения, иностранных дипломатов вводили под руки евнухи, заставляя сделать праскипеспс — упасть ниц к императорским ногам, и только после этого начиналась аудиенция. Ольга нарушила заведенный порядок, войдя одна без разрешения, сопровождения и не сделав поклона — прим. автора).

(* Описанные чудеса действительно имеют место быть в тронном зале Магнавра при дворце в Константинополе (он же Царьград). Это место описывали многие послы, прибывавшие в Византийскую Империю. За точность описания автор не ручается, ибо собственными глазами этих чудес не видел, а воспользовался впечатлениями некоторых посетителей. — Прим. автора)

После ухода женщины странной, Слада долго уснуть не может. В руках бусы теребя, убедить себя старается, что привиделась ей ведьма желтоглазая. Тяжело по первой решения принимать, коли до того, за тебя все делали. Матушка да батюшка с младенчества за нее определяли, куда ходить, да с кем дружить, чем время свободное занимать, да за кого замуж отправляться. Лишь раз Слада сама все сделала, когда зимой в братцевых валенках за служивыми кинулась, к княжичу отправляясь. Верно ли решение то было, не ведомо женщине, но коль второй раз выбирать пришлось, все одно так же поступила бы. А уж потом, когда она в тереме княжеском оказалась, Улеб на себя заботы о ней принял. Решая, что есть, что носить и даже когда в покои к нему являться. Ныне же самой решиться надо, в пропасть шагнуть или на корабле тонущем остаться, что б и себя сберечь и чадце, что под сердцем носит, не загубить. Тяжело впервые ношу ответственности за поступки свои взваливать, зная, что не только за себя, но и за младенца не рожденного в ответе. Еще раз бусинки в руках покрутив, да пересчитав их зачем-то, на шею украшение даренное одевает Слада, и на цыпочках, что б хозяев дома гостеприимного не потревожить, вон выходит.

Темны ночи в городах и селениях, когда небо туманное, месяц растущий прячет. За три локтя уж ни зги не видать, лишь собака где-то воет, ветру прохладному вторя.

Страшно в ночи по улочкам тихим в одиночестве бродить, зная, что во время это лишь лихие люди встретиться могут, но еще страшней участь та, о которой ведьма сказывала. И объятая страхом малопонятным, в тревоге за дитя свое, бежит женщина к морю, с городом ее приютившим прощаясь.

Близ гавани портовой, Сладу паника настигает. Помнит женщина, как страшны да суровы люди, что по морю плавая, годами семьи не видят. Вдруг на пути ей бородач такой попадется? Что с ней сделает человек тот страшный, Слада придумать не может, но заранее знает, что-то очень плохое. Оттого, передумав по морю бежать, в сторону леса направляется. Велес батюшка поможет, душе заблудшей дорогу найти.

Покуда металась Услада по Сурожу, путь верный выбирая, уж рассвет наступил. С солнцем первым сомненья пришли, светом дневным страхи ночные выветривая, глупость побега показывают. Не обдумав, да запасов еды не взяв, за пару седмиц до появления наследника Улеба, сбежать, следов не оставляя, как воровка али женщина падшая, когда как словно княгиня, должна была на месте сидеть, Люта дожидаясь, да сподвижниками себя окружать. Как смогла ведьма желтоглазая, двумя словами с пути истинного сбить, в цели существования своего усомнится заставляя? Да и куда бежать то? Назад в Новгород, где точно недруги ждут? Аль к родным брюхатой воротаться, где еже ли и не отыщут вороги клятые, то односельчане все равно жизни нормальной не дадут. А с другой стороны, коли вернется? Вдруг права женщина, что ночью приходила? Ей ли, Сладе, что при дворе Византийском лето провела, не знать, как сурова да неприглядна участь правителя. Даже когда на ногах, казалось бы, крепко стоишь, найдется тот, кто у подпоры ножки подпилит, али в еду яду бросит. А коль младенец не рожденный к трону приставлен будет? Кто от имени его говорить станет? Ей то точно никто слова не даст. И оставят ли вообще Сладу при сыне, али убьют за ненадобностью. Вот бы быть посмелее немного, что б как Ольга с детьми на руках в бой выступить. Только где же ту силу взять, что на подвиги подталкивает? А коль случится Усладе девку народить? Станет дочка монетой разменной в играх тех, что мужчины, эго свое потешая, играют. Нет, права была ведьма, даже если и выстоит Слада супротив княгини киевской, все одно счастья дети ее не увидят, коль не помрут в младенчестве. И рукою пузо тяжелое придерживая, смело женщина в лес двигается, на ходу прося Велеса, пощадить ее, к селению какому выведя.