У берега открывался ни с чем несравнимый вид, прекрасный и чарующий вид на бескрайнее море и безоблачное небо, цвета, которые вселяют в твою душу такое удовлетворение, что умереть от всей этой красоты было бы совсем не жалко. Однако умирать здесь было некому, потому как цена виллы была обширней находившего поблизости моря и не менее обширного неба в придачу. Однако говорить о том, что вилла пустует, было очень даже поспешно.

В этот ничем не отличающийся от других день, в полуденное время возле бассейна виллы прогуливалась очаровательная девушка. Ее красота идеально сочеталась с окружением. Застав ее на этом месте, мало кто смог бы обвинить ее во взломе чужой собственности. Находясь здесь, она излучала ауру того, что все вокруг является ее.

На девушке было одето легкое кремовое платье, немного длинноватое для такого летнего дня, но это, кажется, ничуть ее не смущало. Глаза этой девушки сверкали ярко-карим сиянием, а ее волосы, спадая до самой груди, красиво завивались и имели прелестный каштановый цвет. Девушка чувствовала себя умиротворенно и, слегка жмурясь, направляла свое лицо прямиком на сияющее солнце, лишь изредка перемещая свой взгляд на своего гостя.

Вестник Смерти сидел, прижавшись к одной из огромных клумб. Он смотрел на море и, казалось, о чем-то размышлял. А размышлял он о многом, хотя это и давалось это ему с огромным трудом. Периодически Вестник откашливал кровью, прижимая одну руку к своей окровавленной груди. Вестник старался не обращать внимания на присутствие прекрасной девушки. Он прекрасно понимал, что прервать эту тишину может позволить лишь сама девушка.

Как и ожидалось, тишину прервал ее голос, немного низкий, но не менее завораживающий:

— Паршиво выглядишь, ты не находишь? — спросила девушка с заботой, но с нотками той твердости, которая говорила о том, что не зависимо от твоего состояния ты был обязан ответить.

Если бы эта девушка явилась к Вестнику на месяц раньше и задала тот же самый вопрос, едва ли Вестник вообще бы понял смысл ее слов. Для существ, способных лишь молча и беспрекословно исполнять свое предназначение, такие мелочи как чувства не имели никакой значимости. Однако Вестник прекрасно понимал весь смысл вопроса. И именно поэтому он был здесь.

— Немного холодно, — ответил Вестник, не обернувшись на свою собеседницу, — несмотря на такую жару. А в остальном… я чувствую себя замечательно.

Произнеся это, Вестник раздался новым кашлем. Выплеснутые сгустки крови тут же брызнули на дорогую каменную плитку под ногами.

— Выбор ощущений… выбор чувств. Именно они и делают тебя живым, — с улыбкой подметила… Смерть.

— Я не был жив, — учтиво заметил Вестник, пытаясь усесться как можно удобнее. Получалось у него это с трудом, — я имел возможность кхе-кхе… стать частью этой стороны жизни и ощутить то, что ощущают все живые существа. Но это… это не жизнь, по крайней… кхе-кхе… мере не моя. Это была Жизнь Кейси Диггенс. И в какой-то мере остается ее и сейчас.

В голосе Вестника промелькнули нотки разочарования и неописуемой грусти. Прибавь ко всему этому его внешнее состояние, можно было смело сказать: выглядел Вестник Смерти действительно паршиво. Паршивей некуда.

Этот факт не остался незамеченным Смертью.

— Просто в тот день, когда ты получил душу… она подарила тебе эмоции, которые люди не слишком жалуют. Но какие бы чувства люди не испытывали, это все те же чувства. Пусть даже если их смысл наполнен жаждой мести и убийства.

Вестник Смерти решил оспорить эти слова. Однако немного помедлил, пытаясь набрать как можно больше воздуха в грудь. Ему становилось все хуже. Грудь, исколотая медицинским скальпелем, отзывалась болью каждый раз, когда Вестник предпринимал попытку сделать вдох.

— Так было не всегда. Я видел это. Видел… ее раскаянье. Эти эмоции… они были и моими тоже. Они были настоящими.

Смерть стояла возле одной из пальм и своими пальцами нежно проводила по ее коре, опуская почти дол самой клумбы. Казалось, что в этот момент и говорить что-либо было ни к чему.

— Но потом все пошло наперекосяк, — с улыбкой подметила Смерть, — Раскаянье сменилось безумием.

Вестник посмотрел на Смерть взглядом человека, который собирается сказать что-то неуместное, но, предчувствуя реакцию собеседника, все еще обдумывает, как бы сделать это более вежливо.

Но спустя некоторое время Вестник начал говорить то, что было у него на душе. На мгновенье ушла даже та колющая боль, что терзала его все это время.

— Она… Кейси просто не смогла. Не смогла осознать того, что ей придется отпустить своего сына… дать ему умереть. Нужно было понять это еще тогда, когда мы явились за Эриком Майлзом и отдали ему фотографию. Тогда мне казалось, что Кейси сделала этот жест из жалости к Эрику. Я думал она сделала это, потому что понимает… понимает его боль. Но все это была часть плана. Она лишь хотела устроить переполох в раю, чтобы… чтобы ангелы отвлеклись на что-то другое и не мешали ей похитить сына. Она ведь знала… знала, что я не дам ей погибнуть в мастерской. Она все спланировала наперед. Она была безумна, но не глупа. Какая-то ее часть была хитрее и способнее всех нас вместе взятых. Если бы у меня была шляпа, я бы тут же снял ее перед ней. Наверное половину всего Кейси делала неосознанно. Просто она поняла как устроен мой мир. Кейси она… она…

— Роковая женщина — подсказала Смерть.

Услышав это Вестник вяло улыбнулся.

— Когда Кейси переместилась в морг и увидела мертвое тело своего сына в первый раз… это стало последней каплей. И первым шагом на пути к ее плану. Она думала, что сможет поместить душу Макса в его же мертвое тело… и все станет как прежде, но… но… его душа уже стала поддаваться изменениям.

— И тогда бы в теле маленького мальчика воскрес совсем не Макс Диггенс, — подытожила Смерть.

— Именно, — кивнул Вестник, — процесс реинкарнации уже был запущен. Макс бы переродился в лучшем случае в облике своей когда-то забытой прошлой жизни. А в худшем…

Смерть лишь подняла уголки своих губ чуть шире и не удержавшись подметила:

— Кажется долгое пребывание чужой души забирает возможность формулировать мысли до конца, а?

— Я не хотел убивать ее, — продолжал Вестник, словно заведенный, — но она набросилась на меня, там в морге. Она бы пошла на все, лишь бы никто не помешал ее плану. И если бы… если бы я этого не сделал, то кто знает, кому бы она еще причинила вред. Но я…я убил ее.

Вестник закрыл свои глаза и понял, что холод начал пробирать его до самых костей. Еще чуть-чуть и он…

— Насколько я знаю — прервала тишину Смерть — мертвое тело Кейси находилось рядом с телом Макса, когда их нашли рабочие морга. Когда Кейси переместила в морг с душой Макса, она вытащила тело своего сына, чтобы воссоединить душу и сосуд воедино. Однако заведующий морга обнаружил оба тела. Так ты что, просто взял и…?

— Да — прервал ее Вестник — я знаю. Когда я убил Кейси… мы ведь были с ней одним целым, понимаете? Конечно же понимаете. В ту ночь, на трассе, ее душа впилась в меня, словно пиявка. Я дал ей сосуд, в котором она могла формироваться в нечто новое, а она… она показала мне… совершенно новый мир. И после взрыва в мастерской… после Стивена Баркса… мы стали двумя полноценными личностями. Мы стали словно близнецами. Мы чувствовали друг друга. На секунду мне даже показалось, не будь все так печально, мы могли бы жить двумя разными жизнями. Но этот миг был так короток. И теперь, убив ее… она просто исчезла, вернув мне частичку самого меня. И одновременно с тем, во мне словно что-то умерло.

Помолчав, Вестник закрыл свои глаза и произнес:

— Я ее единственный шанс на упокоение. Пока часть ее души все еще находится во мне, я… я ее последний шанс. Не смотря на все, что было, я лишь хочу для нее счастья. Она научила меня и этому: быть счастливым. По крайней мере когда-то она была счастлива. И для нее я хочу того же

— И поэтому после того, как ты уничтожил то, что осталось от этой женщины, ты достал настоящее тело Кейси из морга и положил возле тела Макса? Как дань уважения?