Но есть такие моменты, когда в определенный миг твое будущее просто исчезает, словно сияющая в своих лучах красоты птица. Поначалу она кажется такой яркой и преисполненной надежд, но после она скрывается за одним облаком, потом за другим… и вот от бывалого света остается только еле заметное свечение. В этот момент ты понимаешь, что это конец. Последняя надежда исчезла, а вместе с ней исчез, и ты сам.
От собственных рук (или как в данном случае от собственных ног) Эрик Майлз был готов принять смерть без малейшего страха и сомнения. Это было то решение, которое не могло подлежать сомнению хотя бы потому, что оно являлось последним в жизни, а с такими вещами не шутят. Более того, к нему нужно было подойти с особой тщательностью, чтобы никто не посмел сказать, что собственная кончина была произведена им из рук вон плохо. Следовало бы сказать, что даже тут ты сделал все, как полагается, без сучка и без задоринки.
Эрик Майлз никогда не считал, что если на свете есть что-то неизбежное, то оно непременно должно сулить какую-то беду. Неизбежность можно предугадать, например, рвать волосы, предрекая, что этот чертов рассвет опять нагрянет и сегодня утром. Когда же на горизонте появится святящийся желтый шар, ты можешь выдавить: «Хм, ну да, так и должно было быть». Просто день заканчивается и начинается новый. И в этом нет ничего страшного. Так и с жизнью. Если в ней и суждено чему-то закончиться, то лишь для того, чтобы освободить место для грядущего нового. В вашей жизни не появятся новые перчатки, пока старые не износятся настолько, что любая гадалка, глядя на них, сможет с легкостью заявить нечто вроде: «Ставлю сотню, что смогу погадать у этого парня на ладони, не снимая с него перчаток… ну или того, что от них осталось».
Однако в случае собственного умерщвления предощущение возможной боли все же ставило Эрика в жуткое положение. Как-то раз по новостям ему довелось посмотреть репортаж о строителе, который, упав со строящегося здания высотой в девять этажей, переломал себе в буквальном смысле почти все кости и при этом чудом остался жив. Но была ли эта жизнь? Как раз с этим Эрик мог бы поспорить. А уж тот бедняга и вовсе, услышав о так называемом ЧУДЕ от первого же сострадальца, извергнул бы из себя примерно следующее: «Единственное чудо для тебя, приятель, так это то, что я могу дать тебе по твоей глупой роже только лишь мысленно, но поверь, моя фантазия очень богата и не ограничена парой-тройкой затрещин! О да, я бы показал тебе настоящее чудо! Эй, сестра! Будьте добры, еще одну таблеточку и, пожалуй, клизму мне в зад! Гулять так гулять! И смажьте эти чертовы колеса на моей коляске! Остаток жизни предвещает быть ОЧЕНЬ интересным! Стоять на месте нельзя! Ведь я воплощения самого, мать его, чуда! Ха-ха-ха!»
Думая об этой перспективе, Эрик еще раз вспомнил свои подростковые прогулки по крышам. Так же, вспоминая тот репортаж, Эрик Майлз утешал себя, что по сравнению с высотой в девять этажей пятидесятиметровое здание точно не оставит шанса ни одной клеточке его тела на возможную реанимацию. Хотя чуть ранее, поднимаясь на крышу (которая была не запертой, что и являлось одним из решающих факторов «затяжного прыжка») Эрик думал и о других способах. Он пробовал подумать о некой альтернативе своей кончины в виде таблеток. Однако вспомнив о рвотном рефлексе, Эрик откинул этот вариант. Была еще альтернатива с повешением, но при росте Эрика Майлза даже веревке стало бы стыдно за работу, которую она смогла бы выполнить разве что на ОЧЕНЬ длинной и прочной ветке. О том, чтобы эффектно застрелиться, Эрик и вовсе не думал. Одни только поиски пистолета и его оформление заморили бы Эрика до смерти (но в своем роде это была неплохая мысль). И хотя со стороны такие размышления казались безумными, для Эрика они были единственными, которые удостаивались его внимания.
Но как это произошло? Ведь еще вчера Эрик Майлз, тихой и темной ночью лежа на своем потертом диване, смотрел телепередачу, название которой он бы уже и не вспомнил ни сейчас, ни когда-либо после. Эрик не помнил многого из событий прошлой ночи, но то, что оставило след в его душе, возникало немым вопросом в мыслях каждый раз, стоило только Эрику закрыть свои глаза (и это наводило на мысль о том, что прошлой ночью уснуть Эрику Майлзу так и не удалось).
"Что ждет меня на том свете, а главное кто? Ждет ли меня после этой жизни… она?"
Этот вопрос всплывал из недр сознания наружу вновь и вновь и виной тому была уже вышеупомянутая телепередача. Эта была одна из тех передач, где два приглашенных оппонента о чем-то вечно и шумно спорили, зрители постоянно взрывались аплодисментами, а ведущий только и делал, что разбрасывался провокационными вопросами, создавая еще большую шумиху и рейтинг вокруг своей персоны. Одним словом — на экранах воплощалась одна из самых неотъемлемых частей современного телевидения.
В данном случае двумя оппонентами были представлены некий астрофизик, или быть может астролог (мозг Эрика Майлза все еще упорно отказывался сопоставлять свои воспоминания с истинной картиной вещей) и один священнослужитель. Как правило, такие столкновения заканчивались лишь одним — вечным спором о важности науки и религии. Конечно же в этой борьбе из доводов и фактов (а также взаимной неприязни оппонентов по отношению друг к другу) неоднократно фигурировал Бог и все то, что так или иначе связанно с жизнью после смерти. И в один момент, всего лишь на один крошечный миг… дебаты по ту сторону экрана ЗАИНТЕРЕСОВАЛИ Эрика. Его что-то еще было способно заинтересовать.
"Ждет ли меня после этой жизни… она?"
Да взять хотя бы сегодняшнее утро: аппетитная яичница на завтрак, легкая и неспешная прогулка вдоль любимого кафе, где продают самые вкусные шоколадные круассаны и не менее вкусный кофе, а завершением всего этого стал милый пес породы ретривер, что одарил Эрика своим желанием поиграть именно с ним и ни с кем иначе. А потому в течение всего полудня возле центрального парка хозяин пса веселился от факта того, что у него внезапно появилась куча свободного времени.
бы, жизнь полна красок! Жизнь бьет ключом! Но проходит время, Эрик Майлз гладит ретривера за ухом на прощание, а потом… отправляется дальше. Отправляется умирать. Вот так просто… и одновременно сложно. Настолько сложно, что уловить ту грань, где заканчивается желание жить и возникает желание умереть, становится просто нереально. И возможно таких людей вокруг десятки. Сотни. Живых снаружи, но совершенно пустых внутри. Сегодня они улыбаются вам, но завтра… что может быть завтра? Возможно для них уже ничего. И после, все, что вы сможете найти в их доме, так это качающуюся петлю на люстре и пропитанное воздухом чувство одиночества.
И вот теперь Эрик Майлз тут. И еще один шаг вперед к краю крыши. И одновременно с этим еще один шаг назад, туда, где кончается ненавистная реальность и невыносимо печальная прошлая жизнь. Внезапно Эрик вспомнил, что на первом этаже жилого дома располагался отменный прилавок со свежей выпечкой.
"Интересно, если я разобьюсь в лепешку возле этого прилавка, упадет ли там спрос на местные лепешки? Да уж, Эрик, отменная шутка, ничего не скажешь"
Но тут, оборвав собственные мысли и оказавшись почти у самого края, руки Эрика, словно по чьей-то команде, расставились врозь! Пропитанные энергией, по ним, казалось, бегают маленькие и игривые частицы тока, постепенно покалывая и спускаясь все ниже и ниже. И вот уже все тело Эрика извивалось, словно змея, пытаясь удержать свое равновесие.
Забавная штука этот инстинкт самосохранения. Сопровождая человека на протяжении всей жизни, он, словно встроенный в голову ангел-хранитель, неосознанно старается всеми силами уберечь нас от опасностей. Даже тогда, когда, казалось бы, этого вовсе не требуется! И вот теперь, балансируя у самого края, Эрик ощущал себя нерешительным пловцом, тело которого, будто родная мать, пыталось уговорить его не прыгать со столь высокого трамплина, а разум, в свою очередь, заменяя тренера, говорил, что это именно то, к чему мы шли и что обязаны пройти до конца. Так или иначе, со стороны это казалось весьма забавным. И все же, совладав с собой, Эрик, вдохнув глоток свежего воздуха, в последний раз обернулся назад, к самому входу к крыше.
