Лицо мальчика, бледное и исхудавшее, смотрело на Боба своими черными, как тьма, глазами. Казалось, глаз у мальчика не было вовсе. Лишь две пустых глазницы, сверлившие водителя и заставлявшие его содрогаться с каждой секундой все сильнее и сильнее.

Неожиданно Боб понял, что солнце давно ушло в закат, наступила ночь. А грузовик набирал скорость все больше и больше. Со стороны он походил на размытое пятно, несущееся по трассе гоночного заезда. Видимость за передним стеклом стала почти нулевой. Ребенок не шевелился, но Боб был почти уверен, что тот набросится на него в любую минуту. Боб попытался открыть дверь автомобиля и ко всем чертям вылететь из него как можно скорее. Плевать, если он расшибется в лепешку. Не волновался Боб и о грузовике. Сейчас это был уже не Мерседес Акторс. Не ЕГО Мерседес Акторс. Это была самая настоящая машина смерти.

«Это сон, — мысленно пытался успокоить себя Боб, — это всего лишь чертов сон! Проснись! Ну же, проснись!»

Но как бы Боб не старался себя успокоить, лучше ему не становилось. Дверная ручка не поддавалась, как бы сильно Боб ее не дергал. Боб понимал, что машина заперла его и выпускать явно не собиралась. Тогда Боб посмотрел вперед, на дорогу.

«Возможно, удастся разбить переднее стекло и тогда…»

Попытавшись разглядеть в этой кромешной тьме за окном хоть что-либо, Боб опять пришел в ужас: всего в нескольких сотнях метров дорога уходила в огромную пропасть.

Следующие несколько секунд промелькнули словно мгновенье. Окоченевший с ног до головы Боб не мог пошевелить даже пальцем. Он кричал, но на этот раз крика не было слышно. В этот момент в паре десятков метров от обрыва появился размытый силуэт молодого человека. Он неподвижно стоял на месте и, казалось бы, ждал, чтобы массивный грузовик сбил его на полном ходу. Боб начал судорожно махать ему руками. Боб кричал. Кричал сильнее прежнего, но его голос утратил свою силу. Тогда Боб зажмурил свои глаза и…

Как только грузовик въехал в незнакомца, неясный силуэт взорвался ярким белоснежным сиянием. На мгновенье взрыв окутал окружающую тьму, после чего свет окончательно растворился в ночи. Мерседес Акторс слетел прямо в обрыв. Боб в последний раз посмотрел на мальчика. Теперь у него был окровавлен не только затылок. Все лицо мальчика было испачкано свежей кровью. Сиденье под ребенком из привычного серого цвета быстро превратилось в темно-алый. Но мальчик с улыбкой посмотрел на Боб и медленно протянул ему свою руку.

— Она придет за тобой — прохрипел мальчик и его нечеловеческий хрип буквально парализовал все тело Боба — Она меня не уберегла. Но теперь все изменится. Вот увидишь.

***

Проснувшись в холодном поту, Боб Гаррисон принялся судорожно хлопать себя по всему телу. Резкая боль пронзила его ребра и отдалась звоном в голове. Пот стекал маленьким ручьем со лба. Бобу понадобилось несколько секунд, чтобы понять, где он находится. Больничная палата.

«Господи, — подумал Боб, — лицо ребенка. Я узнал его. Это же…»

Глава 14: Исповедь

— Значит, та девушка просто появилась посреди дороги?

— Не совсем, — раздался в ответ голос Денниэла Берджирана — в тот день я должен был забрать из школы свою дочь, Элизабет. После развода с женой, — в этот момент Денниэл сделал небольшую паузу, — мы договорились, что несколько раз в неделю я смогу навещать ее. Мы с дочерью часто виделись после ее школьных занятий и занятий по танцам. Элизабет просто обожала танцевать. Да, вот, эм…

Денниэл посчитал нужным объясниться. Его собеседник не высказал по этому поводу возражений.

— Иногда она даже приглашала меня на воскресный семейный ужин. Каждый раз, переходя порог когда-то нашего общего дома, я видел в глазах жены, что мое присутствие здесь лишнее. Но против желания дочери она пойти не могла. Так что в такие дни мы словно возвращались в прошлое. Словно снова становились настоящей семьей. Ради мой Лиззи.

Денниэл будто увидел перед глазами короткую вспышку и на долю секунды зажмурил глаза. Он виновато улыбался, словно сморозил какую-то несуразную глупость. Однако собеседник Денниэла воздерживался от каких-либо комментариев.

Тут Денниэла словно бы осенило. Широко раскрыв глаза, он произнес:

— Простите, вы ведь спрашивали совсем не о том. Да, та девушка… я помню ее.

При упоминании о девушке голос Денниэла начал дрожать, а слегка пухлые губы сжались, словно хотели быть проглоченными собственным ртом.

Собеседник ждал. Он давно разглядел Денниэла, и не обращал внимания на его причудливость речи и комичную жестикуляцию. Денниэл был слегка полноватым мужчиной с коротко подстриженными русыми волосами и очень маленькими ушами, которые на фоне большого и широкого лица смотрелись, словно две бусинки. Лицо Денниэла было неимоверно детским. Как будто в теле тридцатилетнего мужчины развивалось абсолютно все, только не то, что находилось выше шеи. Мужские джинсы, мужской свитер, мужские кроссовки и… детские розовые щечки. Это умиляло и вызывало жалость одновременно.

Собеседник отметил и то, что на протяжении всей беседы господин Берджиран нервно барабанил своими пальцами по кружке, смотря при этом куда-то вниз. Решиться посмотреть куда-то выше уровня ног Денниэл не мог.

Но собеседник Денниэла ждал. Действительно, его не волновала внешность человека напротив. Важны были только чувства, которые испытывал тучный мужчина. Боль, которой ему необходимо было поделиться. Исповедь.

— Не волнуйтесь, Денниэл, — произнес собеседник, — все хорошо. Вы ведь сами начали разговор о том дне, и продолжать ли его или нет, решать также вам.

На мгновенье Денниэл поднял голову. Он хотел улыбнуться и показать, что эта тема не так болезненна, как было на самом деле. Однако от своих чувств не убежать. Не выдержав прямого взгляда своего слушателя, Денниэл снова опустил голову, но при этом стал смотреть немного в бок.

— Погода за окном просто ужасает, — заметил он. — Еще раз спасибо, что пригласили меня. Я даже и не заметил, что на дворе январь в самом разгаре. Столько снега…ну, я о том, что… думаю даже для суровых земель Сибири это было бы много. И взялся он словно бы ниоткуда! Да и сам снег какой-то странный, вы не находите? Хех.

И вновь тишина.

— Эм… очень вкусное какао. Правда.

— Спасибо, Денниэл, — отозвался слушатель.

Изо рта Денниэла донеслось нечто вроде «угу».

Произнося каждое слово с особой серьезностью, Денниэл оставил сомнительность и нерешительность в голосе позади. Взявшаяся из ниоткуда решимость воодушевила его. Боясь потерять ее также быстро, как приобрел, Денниэл торопливо начал повествование о том дне, который стал в его жизни последним. Последней точкой, после которой не будет написано ни одного предложения. Ни слова, ни буквы.

— Я помню его глаза. Человека, который был рядом с ней. Так странно. Я сбил человека насмерть, но почему-то, когда я вспоминаю тот день, то перед глазами возникает ни тело той девушки, а его лицо. Лишь ЕГО лицо. Его звали Эрик. Эрик Майлз. Тогда он словно бы умер. Не физически, конечно, но те изменения, произошедшие в его взгляде, они были необратимы.

Денниэл вдохнул большой глоток воздуха, после чего продолжил:

— Моя Лиззи кричала на заднем сидении. Я пытался ее успокоить и одновременно следил за происходящим снаружи. Я оставил Элизабет в машине, пропуская мимо ушей все, что она говорила. Помню, она плакала. Нет, она ревела и билась в истерике. Но я, словно завороженный, был уже снаружи и смотрел на тех двух людей. Сначала мне показалось, что это происходит не со мной. Но потом я понял — все взаправду. Меня обуял настоящий страх. Люди вокруг охали и ахали. Но тот человек, Эрик, не произнес ни слова. Он казался таким спокойным. Я никогда не видел человека в столь глубоком шоке.

Постепенно слова Денниэла начали съедаться. Говорить становилось все тяжелее. Губы Денниэла потянулись к опустевшей кружке какао машинально, но на удивление отыскали искомую жидкость. На душе стало немного спокойнее.