— Откуда этот пессимизм? — Павел попытался изобразить уверенность, но получилось не очень. Перед глазами стояла бетонная труба, сминающая автомобиль ГИБДД, как консервную банку.

— Чтобы все закончилось, надо знать, что такое это «все». Мне бы хоть близко к этому подойти.

История с подставными сотрудниками патрульной службы окончательно свела на нет версии личной мести и отвергнутого поклонника. Чтобы поймать Марию, кто-то пошел на чудовищный риск. Так поступают ради денег, чувства здесь ни при чем. Но в какие махинации ее могли втянуть так, что она даже не догадывается об этом? Да еще все эти случайности… Теперь Павел не сомневался: все произошло именно так, как она описала.

Ожидая помощи, они переместились на кухню. Мария нервно вышагивала туда-сюда, а Павел исподтишка наблюдал за ней. Он всегда был внимателен к деталям, и теперь у него впервые появилась возможность по-настоящему изучить ее.

Одета неплохо, дорого, удобно — джинсы, спортивные ботинки, рубашка, легкая куртка. Ногти ухоженные, но без лака. Волосы острижены аккуратно. Макияж неброский — универсальный вариант для человека, которого должны уважать на работе.

Да, она явно не была светской львицей, которая так рвется в салон красоты, что заставляет администратора приходить на час раньше.

— Что вы вообще там делали? — спросил Павел.

Он злился на себя: ему следовало сразу этим поинтересоваться. Но тогда ему было достаточно знать, что Мария была клиенткой. Теперь — нет.

— В салон пришла. — Она остановилась. — Не верите? У меня была запись.

— Верю, и запись я видел. Но что именно вы собирались там делать?

— Процедуру!

— Какую?

Он видел, что ей не хочется отвечать, но не ответить — и она это понимала — было нельзя. Она вздохнула и принялась расстегивать рубашку.

— Что вы делаете?

— Что вы скачете с этим «вы» и «ты»? Мы такое пережили, что и на брудершафт пить не надо. Да ты не бойся, нимфоманка я не больше, чем параноик. В смысле вообще нет. Но в машине ты спросил, было ли в моей жизни что-то странное до того, как за мной начали следить. А теперь хочешь знать, зачем я пришла в «Этернити». Ты не поверишь, но ответ один. Мне проще показать тебе, а потом говорить.

Она сняла рубашку — таким движением, как будто она одна и раздевается в своей комнате. Ничего особенного. Отличная фигура.

Она отвернулась и расстегнула бюстгальтер, полностью обнажив спину. Он даже забыл, где находится и что им угрожает — до того поразительным оказалось то, что он увидел.

Это была татуировка — но какая! По сравнению с ней все наколки, которыми украшали себя хипстеры, смотрелись рисунками пещерного человека рядом с картиной Рафаэля. Тонкие линии и игра света и тени делали это произведение почти трехмерным.

Картина — слово «татуировка» казалось слишком грубым для такой удивительной работы — была выполнена в японском стиле. В центре — красивая молодая женщина в традиционном бледно-розовом кимоно. Одной рукой она прижимала к себе катану, частично скрытую складками одежды, а на ладони держала мерцающий золотой шар. Другую руку она подняла, словно приглашая опуститься сказочную птицу с радужным оперением, парившую над ней. Под ногами японки стлались пышные цветы, переливающиеся оттенками красного, розового и мадженты, а за спиной зияла тьма — похоже на вход в пещеру, очерченный зелеными листьями. Но эта тьма лишь подчеркивала сияние, исходившее от самой женщины и золотого шара, который она держала в руке.

Картина завораживала его, казалась настолько реальной, что он не мог оторвать глаз.

— Что это?

Ответила она устало и с раздражением:

— Мутная история.

— Можно подробности?

— Теперь уже можно. Это случилось в начале апреля.

В ее жизни наступила непростая полоса. Она рассталась с мужчиной, с которым жила больше пяти лет. Казалось, дело идет к свадьбе. Но он исчез, на работе все валилось из рук, Мария чувствовала себя опустошенной и не по годам старой. Ей казалось, что если срочно что-то не изменить, она просто сорвется, потеряет себя и обратной дороги не будет.

Она решила последовать примеру американских киногероинь, которых спасало от пены дней путешествие на Восток. Приближался сезон цветения сакуры, и это показалось Марии добрым знаком. Впервые за много лет она взяла отпуск и отправилась в Страну восходящего солнца.

— Я не собиралась только смотреть на лепестки три недели. — Она усмехнулась. — Хотелось свободы. Просто забыть обо всем, почувствовать себя живой, позволить себе все, что раньше запрещала, потому что хорошие девочки так не поступают. Мне нужна была встряска.

Возможность сломать барьеры представилась даже раньше, чем она ожидала. В баре отеля Мария познакомилась с молодым японцем.

— Вообще японцы довольно страшные, если на улицах присмотреться, но этот был как с картинки. Уже тогда, с первой встречи, я знала, что это не любовь на всю жизнь. Да мне и не хотелось — после всего, что было. Хотелось именно курортного романа под сакурами — только для меня, сейчас, не на будущее. Когда он предложил съездить в провинцию и пожить в отеле с горячими источниками, мы знали, для чего туда едем. Нет, это я думала, что знаю.

Мария не добралась даже до отеля — отключилась в машине. Сон был нездоровым, слишком крепким. Такой могла вызвать только таблетка, вовремя оказавшаяся в питьевой воде.

Очнулась она в полутемном подвале. В воздухе пахло сыростью, за закрашенными окошками не было ни звука. Но главное, ее не просто связали, а примотали к какому-то столу, так что она и шелохнуться не могла. Мария лежала, прижавшись к нему животом, лицом вниз. Одежды на ней не было.

— Одна я оставалась недолго. — Голос звучал глухо, чувствовалось, что страх не отпускает ее до сих пор. — Открылась дверь. Вошли двое, я поняла по голосам. О чем говорили — не знаю, я по-японски выучила с десяток слов. Один голос принадлежал моему несостоявшемуся возлюбленному, второй человек, похоже, был старше. Я пыталась заговорить с ними, но они не обращали на меня внимания, как будто я была просто частью стола. Потом Акира, любовник этот чертов, отошел, а дед уселся на маленький стул рядом. Понятно, я думала об изнасиловании, о японцах сам знаешь что болтают. А вместо этого он начал резать мне спину.

— Резать? — недоверчиво переспросил Павел.

— Теперь-то уже понятно, что не резать. Но тогда я не знала, что происходит, и чувство было такое, будто он мне по коже скальпелем водит — чик-чик-чик. У меня татуировка есть, маленькая, на ноге. Я знаю, как они делаются. И то, что делал он, не было похоже на то, как набивают тату.

Терпеть такую боль Мария не собиралась. Она стала кричать и дергаться, Акира по-английски пытался ее успокоить, но она отказывалась слушать. Тогда ей что-то вкололи — и с тех пор вкалывали всякий раз, когда она приходила в себя.

Ее жизнь проходила как в тумане. Ей позволяли очнуться только для того, чтобы дать пройтись по темному подвалу. Но даже в такие минуты, под не выветрившимся до конца наркотиком, она чувствовала, как дикая боль обжигает спину. Ей казалось, что безумный старик просто срезал всю кожу и засыпал свежую рану солью.

— Хотя иногда он как будто жалел меня. — Она грустно улыбнулась. — Были моменты, когда я просыпалась, а Акиры рядом не было. Тогда он говорил мне что-то, тихо так, как будто успокаивал. Но по-японски, я ничего не понимала. И воды давал. Да, думаю, ему было меня жалко.

Мария потеряла счет времени. Она давно уже не спала просто так, только под действием химикатов. Она не знала, что с ней делают, и не надеялась уйти живой. Однако когда она в очередной раз проснулась, рядом никого не было. Ее привязали не слишком крепко, ей удалось дотянуться до странных инструментов, которыми работал старик, — чудных приспособлений из металла и дерева. Его кусачками она перерезала веревки. Дверь в подвал была не заперта. Мария схватила первую попавшуюся под руки рубаху, натянула на себя и выскочила из дома.