— Ты только не суйся, — сказал Макс одними губами. — Если он там, я сам разберусь. Представлюсь туристом, скажу, что заблудился.

— Мы вдвоем заблудились. Как Гензель и Гретта.

— Нет. — Макс взял ее за руку, крепко сжал. — Он фотограф, у него хорошая память на лица. Если он тебя узнает, все может осложниться. Не бойся, я не маленький ребенок, со мной ему так просто не справиться. Доверься мне.

Ей было тяжело довериться. Но еще тяжелее ей было переступить порог мастерской, маскирующейся под старый сарай. Здесь, в лесной глуши, время вдруг обратилось вспять, ломая и корежа, перекраивая наново, превращая взрослую женщину в маленькую испуганную девочку. Пришло время сказок, дитя… Беги! Беги со всех ног!

И Алиса побежала. Она бежала на встречу с чужой страшной сказкой и порог мастерской переступила уже не напуганной маленькой девочкой, а взрослой женщиной. Она готова!

— …Я же просил. — В голосе Макса не было злости — одна лишь мрачная сосредоточенность.

На Алису он даже не глянул. Он был занят, он вязал грубые узлы на по-аристократически хрупких запястьях человека, чье лицо Алисе все никак не удавалось разглядеть. Человек лежал ничком, не сопротивляясь, не пытаясь избавиться от пут.

— Пришлось ему врезать… На всякий случай. — Макс легко, как тряпичную куклу, подхватил человека под мышки, подтащил к верстаку. — Сейчас я его упакую…

— Это он?..

Алиса была близко, но по-прежнему не могла рассмотреть лица. Она видела лишь удивительной красоты красные сапожки и лежащую рядом пилу…

— Это он. — Макс разогнулся, стер со лба испарину. — Хочешь посмотреть?

Алиса не хотела. Ей было не до того. Она металась по мастерской, лихорадочно пытаясь вспомнить, где же люк. Наверное, искала бы долго, если бы не Макс.

— Вот. — Он сдвинул в сторону железный засов, потянул на себя крышку люка, вопросительно посмотрел на Алису.

— Я сама, — сказала она шепотом и, не дожидаясь ответа, ступила на деревянную лестницу.

Внизу было темно. Сначала темнота эта показалась Алисе кромешной, но скоро глаза привыкли.

Девочка сидела у стены, подтянув к подбородку острые коленки. Она смотрела на Алису снизу вверх, а Алиса не могла отвести взгляда от ее босых ног.

Они успели! Еще чуть-чуть, и было бы поздно, но они успели, и у этой маленькой девочки появилось будущее. Возможно, в ее будущем не будет даже кошмаров. Умницу, отличницу, мамину-папину радость ждет не стылый глянец посмертной фотокарточки, а нормальная жизнь, потому что она, Алиса, вспомнила свое прошлое.

— Не бойся. — Алиса присела перед девочкой на корточки, не решаясь дотронуться, боясь ненароком напугать ее еще сильнее.

Зря боялась. С тихим всхлипом девочка бросилась ей на шею, прижалась дрожащим тельцем, обхватила тонкими ручками, зашептала на ухо:

— Я тебя ждала! Я так боялась, но она сказала, что все будет хорошо, что ты непременно за нами придешь!

— Кто — она?..

Занемела спина, а затылку вдруг сделалось жарко. Наверное, от горячих детских ладошек.

— Маруся. Она здесь давно, дольше, чем я. Она говорила, что ты придешь за мной, а я не верила. — Девочка цеплялась за нее так крепко, словно до сих пор не могла поверить, словно боялась, что Алиса исчезнет из ее страшного темного мира.

— Видишь, Маруся была права. Я пришла за тобой… — Собственный голос казался ей чужим, незнакомым.

— Да, ты пришла… — Из темноты выступила светлая фигурка. — Как хорошо, что ты назвала мне свое имя! — Костяной гребешок аккуратно скользил по золотым волосам, разделяя их на пряди. — Так я смогла тебя навещать. — Маруся села рядом так, чтобы одновременно видеть и Алису, и девочку. — У тебя плохие сны. Это из-за меня?

— Нет, Маруся, это из-за него. — Они до сих пор понимали друг дружку с полуслова. Ведь так и бывает у лучших подруг.

— Хорошо, что не из-за меня. — Маруся вздохнула, разгладила складки на своем платье. — Я не хотела тебя пугать. Понимаешь?

Алиса понимала. Как ни крути, а вырасти и стать взрослой из них двоих получилось только у нее одной. И не потому, что она не сдержала данное обещание и не сумела спасти Марусю, а потому, что Маруся была мертва уже тогда, при их самой первой встрече…

Пропала без вести пятнадцать лет назад. Вышла во двор поиграть с подружками и больше домой не вернулась. Ее искали несколько месяцев. Искали родители, милиция, горожане, даже преподаватель фотокружка, в который Маруся записалась накануне исчезновения. Ее искали все, а нашла Алиса и на целых десять дней стала лучшей подружкой для маленькой мертвой девочки.

— Я вернулась. Сказочник больше никого не обидит. — Алиса протянула руку ладонью вверх.

— Это хорошо. — В том месте, где тонкие Марусины пальчики коснулись кожи, сделалось тепло и немножко колко. — Это значит, что теперь я могу уйти. — Маруся встала, улыбнулась ясной, чуть нетерпеливой улыбкой, шагнула в столб льющегося через люк света, обернулась, помахала на прощанье рукой и исчезла…

…В желтом свете фонаря кружились снежинки. Зима в этом году началась строго по расписанию, в первых числах декабря. Она привела с собой снегопады и каждый вечер рисовала на стеклах морозные узоры, зазывая горожан если не на каток, то хотя бы просто на прогулку. Алисе было не до прогулки. Ее мутило с самого утра. Мутило, хотелось плакать, соленых огурцов и шоколадного торта. Хотелось немедленно и именно в такой последовательности. Если бы рядом был Макс, вопрос с огурцами и тортом решился был в два счета, но Макс только что улетел в Торонто на какой-то ужасно важный симпозиум, на целых три дня оставив Алису одну-одинешеньку в их новой квартире. Гнездо или берлога — они так и не договорились, как стоит называть новое жилье — вздыхало тихим эхом, уговаривало Алису немного потерпеть. Токсикоз — это ведь не на всю жизнь, рано или поздно это закончится. И никто не виноват, что она не поставила мужа в известность, а сам он не догадался. Мужчины — существа толстокожие, с ними надо без обиняков. Сказала бы: «Кстати, дорогой, у нас будет ребенок». Глядишь, и не полетел бы никто на симпозиум в Торонто, глядишь, и плакать расхо-телось бы. Потому что выть белугой в присутствии Макса — несусветная глупость. Кто же плачет рядом с таким замечательным мужем! А теперь уж что? Теперь нужно как-то продержаться пару дней.

В дверь позвонили, настойчивым звонком спугнув Алисину хандру. За дверью стоял Макс. В одной руке он держал шоколадный торт, а второй прижимал к пузу трехлитровую банку огурцов. На Алису он смотрел одновременно с тревогой и радостью.

— Знаешь, я тут придремал по пути в аэропорт, и мне приснился удивительный сон… — Взгляд его сделался чуть менее тревожным и чуть более радостным. — Это была Маруся. Она сказала, что я глупый и совершенно не разбираюсь в женщинах.

— Совершенно не разбираешься… — Одновременно хотелось и плакать, и смеяться.

— А еще она сказала, что очень скоро наступит время сказок. Хороших сказок. И что прямо сейчас тебе необходим вот этот странный набор. — Банка с огурцами призывно качнулась.

— Необходим. Просто жизненно необходим! — Алиса прижалась щекой к холодной с мороза Максовой щеке, добавила шепотом: — Кстати, дорогой, у нас будет ребенок.

— Да в жизни я это не подпишу! Я вам что — идиот? — Заказчик отшвырнул договор.

А Вика весело подумала: «Ты не идиот, а купчина. Новоявленный миллионер. Нувориш. Денег много — ума мало. А дальновидности — вообще ноль. Мне еще бабушка говорила: «Держись от таких подальше».

Но что остается делать, если этот провинциальный купчина, дрожащий над своими скороспелыми миллионами, — их потенциальный клиент?

Вика Кулакова служила менеджером в крупной пиаровской фирме. Фирма считалась лучшей в столице. Принимали сюда по конкурсу, платили много, а над входом в офис висел нахальный мраморный плакат, точнее, доска: «Создадим имидж. Какой хотите».