Копылов схватил меня за руку, взмахнул удостоверением и протащил мимо оцепления. Обойдя начальство, мы приблизились к пустому пространству, посреди которого лежало тело, накрытое черным полиэтиленом. На нас нацелились взгляды всех руководящих лиц, однако сейчас меня это мало беспокоило. Я высвободила руку из захвата опера, подошла к телу и приподняла край полиэтилена.

На вид девушке было не больше двадцати пяти лет, мелированные волосы, яркий макияж: густо накрашенные ресницы, кричащая помада. Накрашена, как кукла. Как же омерзительно смотрится косметика на лице, подумала я невольно. И особенно на мертвом лице. То, что с сделали с жертвой, было понятно даже без тщательного осмотра. Впрочем, мне и не дали толком провести осмотр.

Ко мне подошел генерал полиции — лицо знакомое, фамилию я не помнила, — окинул строгим взглядом и спросил:

— Ты делала заключение по смерти этого, как его?..

— Мягкова… — подсказал начальник РУВД полковник Ерин.

На фоне людей в полицейской форме и строгих костюмах, при галстуках, он, в своем спортивном костюмчике, выглядел совершенно несолидно. Видимо, Ерина застали врасплох — выдернули из активного отдыха выходного дня, и теперь он чувствовал себя не в своей тарелке.

— Что ты там напридумывала?

— Ничего. Я фиксирую факты, товарищ генерал, — ответила я.

— Факты? А этот труп под какие факты подходит?

— Беглого осмотра недостаточно, товарищ генерал.

Ерин сделал страшные глаза в попытке внушить мне правильную манеру общения с высоким начальством: со всем соглашаться и не умничать. Но я сделала вид, что не заметила его знаков.

Генерал медленно выдохнул:

— Значит, так, эксперт…

— Чернова, — подсказал Ерин.

— Доложите, как полагается, — велел генерал.

И тогда я сказала то, что от меня хотели услышать: да, у этой жертвы точно такие же повреждения на теле, какие были у крепыша-бандита — перегрызенная шея, развороченная грудная клетка. А еще добавила, что обе жертвы в момент их обнаружения лежали в одинаковых позах, но рядом с блондинкой не было ни ротвейлера, ни болонки.

— Чернова, как бы ты описала убийцу или орудие убийства?

— Экспертиза не смогла установить… орудие убийства. Раны очень странные. Их не мог нанести ни человек, ни животное… — ответила я.

— Это как понимать, криминалист? Где же твои факты?

— Факты есть.

— Какие?

— Первую жертву убило нечто…

— Нечто? — повторил генерал, обернувшись к Ерину.

— Как я уже сказала, я не могу классифицировать… ни орудие убийства, ни убийцу.

— То есть это какой-то неизвестный маньяк людям головы режет?! А, полковник? — Генерал продолжал сверлить взглядом Ерина. — У тебя в районе какая-то чертовщина — а ты что, шашлыки жрешь?

— Виноват, товарищ генерал… — промямлил Ерин.

На этом интерес к моей персоне был потерян. Копылов схватил меня за локоть и оттащил в сторону: ни к чему мне было смотреть, как из полковника Ерина делают мальчика для битья. Да я и сама была этому рада. Такое зрелище предназначалось только для своих, в качестве профилактики.

— Видишь, Дося, что творится… — Опять это мерзкое прозвище. — Нам теперь обеспечено веселье на ближайшую неделю. Пока не найдем. А то и дольше.

— Кого ловить собираетесь? — спросила я, поглаживая локоть. Хватка у опера была железная.

— Ловят блох, Дося. Генерал сказал — маньяк. Значит, маньяка брать будем.

— Глупости. Впрочем, я обо всем напишу в заключении.

— В этом уже нет нужды. — Копылов улыбнулся: — Дело тебе не дадут. Чтоб не умничала.

— Зачем тогда вызвали?

— Чтобы ты сообщила генералу первое впечатление. А оно — самое верное. Он так считает. Значит, так оно и есть. Маньяк, Дося, ждет нас где-то в ближайших кустах. Я даже предполагаю в каких. — Он по-приятельски похлопал меня по плечу. — Спасибо, что приехала, с меня причитается, подруга… — И Копылов побежал получать инструкции по отлову маньяка.

Делать здесь мне было больше нечего. Мне оставалось лишь вызвать такси и ехать обратно домой. Вот только ноги сами понесли меня к кустам. Как будто там меня поджидал Фауст. И я пошла. Конечно, его там не было. Откуда бы ему там взяться? Он же не мог явиться, как в сказке, по моему хотению. Да не очень-то и хотелось.

— Простите…

Меня окликнул детский голосок. Я повернулась: передо мной стояла девочка не старше лет десяти, худенькая, невысокая, скромно и просто одетая. Красивые черные вьющиеся волосы, здоровый, чуть загорелый цвет лица, хорошенькая. Наверняка приехала откуда-то с юга — петербургские дети обычно очень бледненькие. За плечами у нее был рюкзачок; из кармана рюкзачка выглядывал плюшевый мишка, старый и ободранный.

Было странно видеть ее здесь: на дворе почти стемнело, а она гуляет одна, совсем ребенок. Куда родители смотрят?

— Простите, — повторила она. — У вас не будет десяти рублей, на мороженое не хватает?

Не люблю попрошаек. И тем более не люблю, когда ребенок манипулирует взрослыми, чтобы получить то, что ему хочется. Если у меня когда-нибудь будут дети, не скоро, конечно, они будут воспитаны по-другому.

— Ты где живешь?

— А вот… — Девочка кивнула в сторону ближайшего жилого корпуса.

— Почему ты в такое время на улице?

— Ой, у подружки задержалась.

— Будь осторожна, здесь у вас… — Я осеклась. — Хулиганы ходят.

— Хорошо, буду… Так вам не жалко?

Я протянула монетку. Девчушка сказала «спасибо», и, вполне счастливая, побежала к магазину «24 часа». Плюшевый мишка трясся в кармане рюкзачка.

А я осталась одна. Мысли были нерадостные. Я думала, что хуже всего, когда ты бессилен перед глупостью. Но еще хуже — если ты знаешь, что все понимают, что делают глупость, и все равно ее делают. И плевать им на заключение криминалиста! «А не погорячилась ли я, бросив врачебную карьеру? — подумала я. — Может, попроситься назад? Наверняка возьмут».

— С этим не стоит спешить, — раздался у меня за спиной знакомый голос.

Как же я обрадовалась этому голосу! Фауст стоял как изваяние. А я чуть было не бросилась к нему на шею. Наверное, он заметил мое движение. Впрочем, как бы он заметил? Ведь он же слепой. Надо было что-то сказать, и я сказала:

— Рада вас видеть.

— Конечно. Вам же этого хотелось, эксперт Чернова.

Он не спрашивал, он сообщал факт. И возразить на это мне было нечего.

— Меня отстранили от дела. Они не хотят, чтобы я дала заключение по этому трупу.

— Но вам уже что-то известно.

Я кивнула.

— Расскажите подробности.

Я постаралась кратко пересказать то, что успела заметить. Лицо Фауста оставалось неподвижным. Да и черные очки меня сильно раздражали. Я старалась не смотрела на них…

— Известно, кто жертва? — спросил он.

— Мне не сообщили фамилию.

— Меня не фамилия интересует.

— Род деятельности? Ночная бабочка, — вырвалось у меня невольно. — Во всяком случае, мне так показалось. Размалеванная кукла.

— Живет в ближайших домах?

— У меня нет данных.

— Вспомните, что вы видели.

И тут я сделала то, чего никогда себе не позволяла: стала выдвигать предположения.

— Наверняка из дома выскочила! — вырвалось у меня.

— Почему вы так решили?

— На ней стоптанная домашняя обувь и застиранная футболка. Накрасилась, а переодеться не успела. Кто-то позвал ее…

— Великолепно! — удовлетворенно кивнул Фауст. — Это я и хотел услышать. От вас.

Не знаю, может, я на самом деле чувствительна к похвале. Одобрение Фауста мне было приятно услышать. Оно подействовало на меня как плитка шоколада, если я позволяла себе съесть кусочек. У меня даже настроение улучшилось.

— Что мне теперь делать?

— Ждите. И будьте готовы… — В очках Фауста блеснул случайный отсвет.

— К чему? — попыталась я уточнить.

Он повернулся, чтобы уйти.

— И это все? — спросила я его в спину.

Фауст повернул голову:

— Буду нужен — зовите.

— Как звать?! — спросила я не лучше последней дурочки. — Звонить? Так у меня нет номера вашего телефона.