Пришли четверо мужчин и с ними женщина. Только женщина запомнилась Мэту как личность.

Ее звали Лэйни Мэтсон. Ей было около двадцати шести лет, на пять лет больше, чем Мэту. Если бы они оба пришли босиком, то он бы оказался выше ее лишь на ничтожные полдюйма. Но она носила туфли на шпильках, и ее каштановые волосы, собранные на затылке в пучок, делали ее еще выше. Она была не просто высокая, а большая, с широкими бедрами и пышной грудью, скрывающейся за декольте платья, выполненным в виде буквы М. Мэту показалось, что она выглядела красивее, чем была на самом деле, — она умело пользовалась косметикой. И в каждом ее движении было безудержное веселье, радость — такая же большая, как ее тело.

Мужчины были одного с ней возраста и старше, — им было около тридцати. Каждый из этих четверых выглядел бы нормально, танцуя с Лэйни. Они были громадны. О них у Мэта осталось лишь общее впечатление резкого голоса, сильного рукопожатия и большого симпатичного лица, улыбающегося из-под розового потолка. И все же они ему понравились. Он только не мог различить их.

Худ удивил его снова. Болтая своим сухим голосом, удерживая его на слышимом уровне, не напрягаясь, чтобы смотреть стоящим вокруг него в лица, Худу как-то удавалось контролировать ход беседы. Именно он перевел разговор на школьные дни. Один из высоких мужчин решил рассказать о простом трюке, которым он воспользовался, чтобы перенастроить школьный обучающий аппарат так, что в течение целого дня он и его одноклассники смотрели свои уроки вверх ногами и задом наперед. Мэт, к своему удивлению, обнаружил, что он рассказывает о бутылочке для анализов с яблочным соком, которую тайком пронес на медицинскую станцию плато Гамма, и что он с ней сделал. Какой-то человек, который вежливо слушал, стоя на периферии круга, поведал о том, как однажды он украл машину, принадлежащую семье из экипажа, которая приехала на пикник на плато Бета. Он настроил автопилот на движение по кругу в тысяче футов за краем бездны. Машина оставалась в воздухе в течение пяти дней, прежде чем упала в туман, а десятки сотрудников Специальной полиции наблюдали за этим.

Мэт наблюдал за Джеем Худом и Лэйни, пока они беседовали. Длинная рука Лэйни лежала на плече Худа, а макушка его головы едва доставала ей до подбородка. Они говорили одновременно, перебивая друг друга, проносясь сломя голову по воспоминаниям, анекдотам и шуткам, которые делили с остальными стоящими вокруг них людьми, хотя беседовали только вдвоем.

Это не была любовь, решил Мэт, хотя это было очень похоже на любовь. Скорее — огромное удовлетворение, которое испытывали Худ и Лэйни оттого, что знают друг друга. Удовлетворение и гордость. Это заставило Мэта ощутить одиночество.

Постепенно Мэт пришел к уверенности, что Лэйни носила слуховой аппарат. Он был такой маленький и так искусно покрашен, что был практически незаметен внутри уха. Честно говоря, Мэт не смог бы поклясться, что он там был.

Если Лэйни был необходим слуховой аппарат, то она не смогла бы спрятать его лучше. В течение столетий более цивилизованные народы носили крохотные аппараты, которые изготовлялись из тончайшего пластика и вживлялись под кожу над височной костью. Такие вещи не практиковались на Удивительной Горе. Человек из экипажа в данном случае заменил бы себе уши, воспользовавшись банком органов.

Бокалы опустели, и один из сопровождающих Лэйни наполнил их вновь. Маленькая группа росла, и сокращалась, и раскалывалась на другие группы, подчиняясь вечной прихоти вечеринок с коктейлями. На какой-то момент Мэт и Джей Худ остались вдвоем в лесу из спин и локтей. Худ сказал:

— Хочешь познакомиться с красивой девчонкой?

— Конечно.

Худ повернулся, чтобы показать дорогу, и Мэт на какое-то мгновение заметил тот же самый странный предмет в его ухе, который он раньше видел у Лэйни. С каких это пор Худ стал плохо слышать? Это скорее всего фантазии, навеянные водкой с содовой. Кроме того, эти крохотные предметы, казалось, сидели в ухе слишком глубоко, чтобы их можно было оттуда извлечь.

Но предмет похожего размера мог быть именно тем, что Гарри Кейн передал Джею Худу вместе с бокалом.

— Это самый легкий способ провести облаву, сэр. Джезус Пиетро почтительно сидел на краешке стула, сложив руки на письменном столе. Он воплощал собой в высшей степени интеллигентного человека, беззаветно преданного своей работе.

— Мы знаем, что члены организации всегда уходят из дома Кейна группами по два или четыре человека. Мы будем перехватывать их снаружи. Если они перестанут выходить, мы поймем, что им стало все известно. Тогда мы войдем в дом.

За маской почтения Джезус Пиетро скрывал раздражение. В первый раз за четыре года он планировал провести крупную облаву на Детей Земли, а Миллард Парлет выбрал именно этот вечер для того, чтобы посетить Госпиталь. Почему именно сегодня? Обычно он приходил только один раз в два месяца, слава Демонам Тумана. Визит члена Экипажа всегда расстраивал людей Джезуса Пиетро.

По крайней мере, Парлет сам пришел к нему. Однажды Парлет вызвал его к себе домой, и это было еще хуже. Здесь Джезус Пиетро был в своей стихии. Кабинет был продолжением его личности. Письменный стол имел форму бумеранга, окружая его с двух сторон под тупым углом и создавая таким образом больше места для работы. В кабинете было четыре кресла для гостей, различающихся по степени комфорта: для Экипажа, для персонала Госпиталя и для колонистов. Кабинет был большой и квадратный, но задняя стена имела слегка округлую форму. В то время как остальные стены были кремового цвета, приятного для глаз, задняя стена представляла собой гладко отполированный темный металл.

Это была часть внешней обшивки «Планка». Офис Джезуса Пиетро находился вплотную к источнику половины духовной мощи Удивительной Горы и половины электрической энергии — к кораблю, который принес людей в этот мир. Сидя за столом, Джезус Пиетро ощущал эту мощь своей спиной.

— Наша единственная трудность, — продолжал он ровно, — заключается в том, что не все гости Кейна участвуют в заговоре. По крайней мере половина из них окажутся пустышками, приглашенными для маскировки. На то, чтобы отсеять их, уйдет время.

— Я понимаю это, — сказал старик. Его голос скрипел. Его высокая худая фигура напоминала Дон-Кихота, но в его глазах не было безумия. Они были умными и живыми. В течение почти двухсот лет Госпиталь сохранял его тело, мозг и мыслительные способности. Возможно, Даже он сам не знал, сколько его органов было позаимствовано у колонистов, обвиненных в серьезных преступлениях. — Почему сегодня вечером? — спросил он.

— А почему нет, сэр? — Джезус теперь понимал, к чему тот клонит, и его мозг усиленно заработал. Миллард Парлет был вовсе не глуп: старик был одним из немногих членов Экипажа, соглашающихся принимать на себя ответственность. Большинство из тридцати тысяч членов Экипажа на Удивительной Горе предпочитали разрабатывать все более сложные формы развлечений: спорт, стили одежды, которые менялись в соответствии с полудюжиной сложных, изменчивых наборов правил, жестких и нелепых социальных норм. Парлет предпочитал работать — иногда. Он согласился управлять Госпиталем. Он был компетентен и сообразителен; хотя появлялся на людях редко, он, казалось, всегда был в курсе того, что происходило, и солгать ему было непросто.

Сейчас он сказал:

— Вчера была капсула Робота-разведчика. Прошлым вечером ваши люди прочесывают территорию в поисках шпионов. Сегодня вечером вы планируете большую облаву в первый раз за четыре года. Вы думаете, что кому-то удалось ускользнуть от вас?

— Нет, сэр! — Но это, конечно, не удовлетворит Парлета. — Но в данном случае я предпочитаю подстраховаться, даже если я уверен. Если какой-нибудь колонист имеет новости о грузе, содержавшемся в капсуле, он будет сегодня вечером у Кейна во что бы то ни стало.

— Я не одобряю ненужный риск, — сказал Парлет. Джезус Пиетро лихорадочно пытался найти подходящий ответ. — А вы решили не рисковать. Очень хорошо, Кастро. Продолжим: что сделали с капсулой?