Я вздрогнул, когда подумал, что светлое пятно еще очень далеко от меня, на расстоянии около десяти тысяч световых лет, а уровень радиации таков, что все живое должно погибнуть. Приборы показывали, что уровень радиации равен солнечному.

Когда я вышел из гиперпространства в следующий раз, мне понадобились светозащитные очки номер два, затем номер три, затем номер четыре. Светлое пятно превратилось в огромную ослепительную амебу, запустившую изгибающиеся огненные отростки во внутренности центра Галактики. Продвигаясь по гиперпространству, я буквально протискивался между звездами, но не останавливался. Чем ближе был центр, тем сильнее пятно напоминало живое существо, растущее и требующее пищи. Мне кажется, что уже тогда я все понял.

Наступила ночь. Кабина была залита светом. Я спал в комнате отдыха, убаюкиваемый гулом машин, регулирующих температуру. Настало утро, и я снова принялся за работу. Радиометр выводил песню смерти, с каждым перерывом все громче. Если бы у меня раньше было намерение выйти в открытый космос, сейчас я отказался бы от него. Радиация не проникает сквозь корпус изделия «Дженерал Продактс», и ничто другое не проникает, кроме видимого света.

Я провел мучительные полчаса, пытаясь вспомнить, видит ли кто-нибудь из клиентов «Дженерал Продактс» рентгеновские лучи. Позвонить и спросить боялся.

В индикаторе массы появилась слабая голубизна. Это газы, которые выбрасывает пятно. Я все менял очки.

Утром следующего дня я остановился. Лететь дальше было бессмысленно.

— Беовульф Шеффер, вы влюбились в звук моего голоса? У меня есть более важные занятия, чем наблюдение за вашим полетом.

— Я хочу прочесть лекцию об абстрактном знании.

— Я подожду, пока вы вернетесь.

— Я не успею, Галактика взорвется.

Послышался странный шум, а затем:

— Повторите, пожалуйста.

— Я завладел вашим вниманием?

— Да.

— Прекрасно. Мне кажется, я понял, почему большинство разумных цивилизаций всеядны. Интерес к абстрактному знанию есть симптом чистого любопытства. А любопытство, наверное, признак, обеспечивающий выживание.

— Стоит ли это обсуждать? Ну, хорошо. Наверное, вы правы. Подобные предположения делали и до вас. В числе ваших предшественников были даже кукольники. Каким же образом наш вид сохранился?

— Наверное, у вас есть замена любопытству. Например, мощный интеллект. У вас достаточно древняя цивилизация, и вы успели подняться на высокий уровень развития. Разве можно сравнить наши руки с вашими ртами! Если бы наш часовой мастер имел на руках органы вкуса и обоняния, его кисть не была бы такой сильной, как ваши челюсти, а пальцы — такими точными, как отростки на ваших губах. Когда я хочу узнать, насколько древним является народ, я смотрю, какие у его представителей руки и ноги.

— Верно. Человеческие ноги еще не окончательно приспособились к выполнению своей задачи — к ношению человеческого тела. Итак, вы предполагаете, что наш интеллект усиленно развивался, чтобы обеспечить выживание вида без опоры на познание мира методом проб и ошибок, которым пользуетесь вы для получения знаний ради знаний?

— Не совсем так. Наш метод лучше. Если бы вы не послали меня в рекламное путешествие к центру Галактики, вы ничего не узнали бы.

— Вы сказали, Галактика взрывается.

— Ну да, она взорвалась где-то девять тысяч лет назад. Я надел светозащитные очки номер двадцать, но все равно глазам больно. Трети центра уже нет. Белое пятно растет со скоростью близкой к скорости света. Едва ли оно остановится, пока не выйдет за пределы Центра и не столкнется с газовыми облаками.

Ответа не было. Я продолжал:

— Сердцевина пятна уже выгорела, а на поверхности — молодые новы. И учтите, свету, который я вижу, уже девять тысяч лет. Сейчас я прочту показания некоторых приборов. На радиометре двести десять. Температура в кабине нормальная, но слышите, как воет терморегулятор? В индикаторе массы стоит голубая муть. Я поворачиваю обратно.

— На радиометре двести десять? На каком расстоянии от Центра вы находитесь?

— Я думаю, тысячи четыре световых лет. Я вижу фонтаны горящего газа. Они образуются на ближней стороне пятна и выбрасывают пламя на юг и на север Галактики. Это мне что-то напоминает. В Институте имеются изображения взрывающихся галактик?

— Имеются. Взрывы галактик происходили в прошлом. Это плохая новость, Беовульф Шеффер. Когда радиация, распространяющаяся из центра Галактики, достигнет наших миров, она стерилизует их. Нам, кукольникам, скоро понадобится значительное количество денег. Хотите, я освобожу вас от обязанностей, предусмотренных контрактом, но без уплаты вознаграждения?

Я так удивился, что не в силах был обижаться.

— Нет, — засмеялся я.

— Вы собираетесь лететь в самый Центр?

— Нет, конечно. Слушайте, почему вы…

— Тогда, согласно контракту, вы должны платить неустойку.

— Еще раз нет. Я сфотографирую приборы. Когда суд увидит шкалу радиометра и голубой туман в индикаторе массы, он поймет, что приборы повреждены.

— Ерунда. Вам введут наркотик, и вы все объясните.

— Разумеется, и судьи узнают, что вы заставляли меня лететь в эпицентр катастрофы. Знаете, что они скажут на это?

— Что может сказать суд против контракта?

— Все что угодно, если захочет. Может быть, суд решит, что мы оба лжем, а приборы действительно сломались. Может, он найдет способ доказать, что контракт является незаконным, но вынесет решение против вас. Хотите пари?

— Нет. Вы победили. Возвращайтесь.

Центр Галактики снова превратился в сверкающий разноцветными искрами драгоценный камень, а потом скрылся за линзой Галактики. Неплохо бы слетать к нему через пару десятков тысяч лет, но машина времени еще не изобретена.

Я добрался до Центра примерно за месяц. Домой я летел не торопясь. От Центра я направился на галактический север и летел над линзой, где мне не мешали звезды. На это ушло два месяца. Всю дорогу я гадал, почему кукольник в самом конце решил меня надуть. Полет прославил бы «Лонг-Шот», а президент отказывается от славы, лишь бы разорить меня. Я не мог спросить его об этом, — на мои звонки никто не отвечал. Мои знания о кукольниках не помогали. Меня не оставляло чувство-, что за мной подглядывают.

Система наведения приземлила меня точно на базу. Меня никто не встречал. В телепортационной кабине я набрал код Сириуса-Матер, самого крупного города на Джинксе. Я собирался связаться с «Дженерал Продактс», сдать им корабль и получить деньги.

В городе я столкнулся с новыми неожиданностями.

— «Дженерал Продактс» перевела на мой счет в банке Джинкса сто пятьдесят тысяч звезд. Для меня оставили в банке письмо, в котором говорилось, что я не обязан писать рассказ о полете.

— Компания «Дженерал Продактс» исчезла. Она перестала продавать корабли. Всем клиентам были выплачены неустойки. Это произошло два месяца назад, одновременно во всех известных мирах.

— Бар, в котором я сижу, находится на крыше самого высокого здания в Сириусе-Матер, на высоте мили над землей. Даже сюда доносится шум, сопровождающий крушение очередной биржи. Кризис начался, когда на предприятия космической промышленности перестали поступать корпуса под оснастку. Вслед за этими предприятиями разорились сотни других. Проходит немало времени, прежде чем межзвездный рынок начинает лопаться по швам, но если этот процесс начался, то его нельзя остановить, как взрывы новых звезд в центре Галактики.

— «Дженерал Продактс» предложила на продажу секрет непроницаемых корпусов. Люди — сотрудники «Дженерал Продактс» в течение года будут собирать заявки, в которых предложена цена не менее триллиона звезд. Не зевайте, заявки рассматриваются на равных основаниях!

— Никто ничего не знает. Поэтому все суетятся. Вот уже месяц нигде не видно кукольников. Почему они так внезапно отошли от межзвездных дел?

Я знаю.

Через двадцать тысяч лет поток радиации зальет эту область космоса. На первый взгляд, двадцать тысяч световых лет — большое расстояние, но для такого мощного взрыва это ничто. Я спрашивал. Взрыв, произошедший в центре Галактики, сделает ее непригодной для жизни в любом ее проявлении.