Литмир - Электронная Библиотека

…Понёсся поезд, состав, что летит сквозь тысячи миров, нанизывая их на самое себя, как бисер нижут на леску. Он связал сны и реальность, время, пространство, города, страны… судьбы. То, что невозможно соединить никаким другим образом.

Если он, этот странный поезд, слетит на полном ходу с рельс, что случится?

Знаки, символы, тайный язык, что был так ясен, чёток, так понятен, а больше не видится таковым. Только дым, только ветер из-под колёс.

Где нахожусь я? В вагоне, что несётся вслед за локомотивом, на перроне, что провожает снова и снова несущиеся составы?»

***

«Звезда за звездой, точно дивный снегопад, падают с небес и тают на мерцающей глади воды. Каждая звёздочка — чужая жизнь. Они гаснут не в безвестности, ведь есть наблюдатель — Мастер Зеркал. Давно уж он отошёл от дел, и теперь редко-редко, лишь в особенном настроении превращает он капли воды, принявшей звёзды в Зеркала, которые отражают только истину. Нет для него в этом труда, столь он искусен. Всё совершается за мгновения, и такое мастерство следовало бы передать…

Вот он и ждёт Ученика.

Да только того всё нет.

Некогда Ученик попросил своего Мастера отпустить его. Он отправился познавать мир человеческих страданий, иначе была непонятна ему наука. Как создать Зеркало, что отражает лишь истину, если не знать, каким бывает горе, какой становится радость?

Мастер отпустил его. В глубине души знал он, что этот Ученик не так талантлив, как необходимо. Если б только он мог осознать главную истину: страдание и счастье каждой души имеет единственный корень — в ней самой… Но Ученик всё искал кого-то иль что-то, что одаряет или же наказывает.

Дно озера принимает новые звёзды, и Мастер видит в этом отражение истины. Как ложится на донный ил звезда, так и в глубине каждой души есть зерно страдания, зерно счастья. То и другое равно могут вырасти.

Лишь одного никогда не мог постичь Мастер Зеркал — отчего люди так любят растить боль и так бояться поверить в счастье. Целью его жизни стали зеркала, что способны были открыть каждому человеческому существу эту правду о зёрнах на дне, эту истину о внутреннем содержании.

Да только… Чем дольше жил Мастер, тем меньше хотелось ему творить. Потому зеркал тоже так мало, ужасающе мало.

Не каждому он может доверить своё творение. Сколько поначалу было их разбито, потому что не всякий мог принять истину. Так что теперь Мастер осторожен, даже чересчур. А осторожность вредит творчеству, даже самого лучшего Мастера»…

***

Темнота ночи сменилась рассветом, бумажный ворох ждал меня в кабинете. Чай давно был выпит. Где-то в глубине души кружились, кружились, кружились слова и фразы, осколки ненаписанного, обрывки строчек, едва зафиксированных на бумаге.

Мне хотелось привести их в порядок.

Вот только, наверное, сначала следовало привести в порядок себя самого.

Снова я чувствовал, что замер перед окном в качающемся от высокой скорости вагоне. Тот поезд, что нанизывает миры, как бисер, на нитку собственного пути… Он не отпустил меня, и я совершенно точно находился внутри, а не на перроне.

========== 093. Чужой урок ==========

Пахло лавандой и немного разогретым на солнце песком. Я стоял на тропинке, что вела через сад, в моих руках было зеркало, и солнечный блик падал прямиком туда, а потом отражался в крону раскидистой груши. Мир переполнился ощущениями счастья, довольства и покоя, даже странно, что я попал сюда сегодня. Чуть качнув зеркало, я запустил зайчик прыгать с ветки на ветку.

Даже странно, да.

Внутри меня никакого покоя не находилось.

Я прошёл дальше, к беседке, увитой колючими плетьми роз, розовые и белые бутоны качали головами, призывая к себе пчёл, лёгкий аромат касался лица и плыл дальше, влекомый ветерком.

В самой беседке было прохладно и отчего-то пахло застоявшейся влагой, но я всё равно присел на скамью и положил зеркало на стол лицом вверх. В него тут же опрокинулся потолок, да так ловко, что в отражение поймался паучок.

Рассматривая его через стекло, я всё же испытывал беспокойство — не из-за самого обитателя скрещенных балок, а потому, что от моего внимания нечто настойчиво ускользало.

Например, зачем мне зеркало?

С порывом ветра в беседку влетело белое, даже чуть розоватое перо. Очень крупное, такие обычно бывают у гусей. Трепеща и кружась, оно заметалось по полу, но я не стал его останавливать. Танец пера отвлёк меня от вопросов, но приблизил к покою.

Потом ветер стих, и перо безжизненно опустилось на дощатый пол. Теперь, когда оно уже находилось вне собственной игры, я поднял его и покачал на ладони. Невесомое и хрупкое, оно что-то мне напоминало, но снова я не сумел найти ассоциаций, а потому отпустил его между прутьями метаться по саду, создавать в нём хоть какой-то элемент не размеренности, а суеты.

Оставив зеркало на столе — оно всё сильнее заставляло меня тревожиться — я снова вышел на солнце и некоторое время бродил по утоптанным и посыпанным речным песком дорожками. Тут и там колыхались под ветром цветы, дремотно гудели утомившиеся и переевшие нектара пчёлы и шмели.

Я набрёл даже на русло ручейка, сейчас заросшее очень яркой и сочной травой, воды же не было, и это тоже чуть настораживало. Будто бы её лёгкость и звонкость заставили бы весь этот мир потерять внутреннюю гармонию. Но как глупо, ведь саду вода необходима. Вот бы начался дождь!

Дорожки увели меня дальше, и вскоре я пришёл к живой изгороди из барбариса. Острые иглы точно шептали: «Не пытайся миновать нас», но я и не стал бы. Зато теперь двинулся вдоль этих зарослей. Где-то должна быть калитка, ведь так?

Кто я, что я, зачем нахожусь здесь — этими вопросами я не задавался. Даже забыл про зеркало, что осталось в беседке, да и про саму беседку, и про перо. Просто шёл, а тропинка казалась бесконечной, да и солнечный день длился целую вечность.

Я почти устал, почти забыл совершенно обо всём, даже почему решил идти, а не разлечься на зелёной траве, как передо мной всё же замаячила калитка. Она была распахнута — и именно поэтому я вздрогнул и вспомнил хоть что-то. Стоило же выйти за пределы, перешагнуть плоский камень, заменявший порог, как на меня обрушилось понимание: я заблудился в чужом сне.

***

Утро было солнечным и ярким, но холодным. За час до рассвета дождь отмыл улицы, напитал воздух свежестью и оставил россыпь сияющих луж. Я стоял на крыльце с чашкой в руках и впитывал солнечный свет, радуясь ему, радуясь весеннему теплу и пробуждению всего мира.

Пока кто-то не тронул меня за плечо.

Когда он встал со мной рядом?

Я всматривался в широкое лицо, отмечал следы усталости, тени залёгшие под необычайно светлыми глазами. В утреннем солнечном свете каждая линия казалась особенно яркой, пусть даже не такой, какой привыкли видеть стандартную красоту, но очень рельефной, из-за чего его мощные скулы и чётко вычерченные губы тоже становились прекрасными. Даже шрам, рассекающий лоб и чуть задевающий бровь был невероятно красив.

— Доброе утро, — наконец заговорил я.

— Нет, не доброе, — и от его низкого голоса свет точно померк.

— Я могу помочь?

— Можешь, но добрым оно не станет, — он протянул мне ладонь. — Дэйн.

— Очень приятно, — мы скрепили встречу рукопожатием.

…А потом чашка выскользнула из моих пальцев и разбилась, а я сам… Оказался в чужом сновидении.

Глядя на живую изгородь и сад за ней, на оплот подчёркнуто восхитительного покоя, я всё ещё не мог понять, зачем Дэйн втащил меня сюда и что следует сделать. Я не мог разрушить этот сад, да и нельзя так грубо разрывать материю чужого сна.

Задумавшись, я и не заметил, когда сам Дэйн оказался рядом. Наверное, в том состояла его способность и особенность.

— Что, тебе тоже он не понравился? — усмешка была почти хищной.

— Чрезмерный покой похож на смерть, — пожал я плечами. — Откуда это внутри твоих снов?

— Подарок одного мира, — он поморщился. — Не знаю, как справиться с этим. Я попадаю сюда каждую ночь, всякий раз, как отправляюсь спать, и потом не могу выбраться, а жизнь… Она ведь течёт не во сне.

79
{"b":"599048","o":1}