И всё же идти не хочется. Чтобы оттянуть момент расставания с домашним теплом, приходится подбирать одежду подчёркнуто долго, выбирать шарф, вспоминать о невзначай потерявшихся перчатках, шарить по карманам в поисках ключей.

Ветра тем временем уже танцуют на крыльце, зовут, шепчут в замочную скважину. От них не отвертеться.

Но наконец дверь закрыта, отступать бесполезно. Дорога уводит прочь, мимо занесённых снегом домиков, мимо припорошенных садов с дивными кружевами инея на ветвях и выбегает в лес, где тут же обращается извилистой тропкой.

Ветра больше не хватают за руки, не норовят отобрать шапку и шарф — одни присмирели, другие ускакали сбивать с ветвей снег, оттого в лесу напряжённая, словно звенящая тишь, совсем не такая, как в опустевшем доме.

Остановившись на краю поляны, задумчиво осматриваюсь, точно мне здесь намечена встреча, вот только не понять, с кем же. С ночью? Но мы виделись буквально вчера. С лесом? Но он спит в хрупких объятиях зимы. С тишиной, сестрой моей домашней? Но она не подходит ближе.

Выступая вперёд на почти нетронутый, только аккуратно разрубленный тропкой ковёр снега, я уже почти понимаю, кто меня ждёт.

Увенчанная короной рогов голова, глаза, в которых утонули звёзды…

Мне бы хотелось протянуть руку, чтобы коснуться, но, конечно, это невозможно: мы и рядом, и слишком далеко сразу.

Наш диалог состоит из тишины, из взглядов, из трепета воздуха между нами. И покой, разлившийся по лесу, нельзя перепутать или сравнить с чем-то ещё. И я остаюсь до утра.

Мороз крепчает, но мы не разводим огня, серебрится снег — это луна выглядывает из-за облачной пелены, едва заметно улыбаясь. Хозяин холмов и леса задумчиво качает рогатой головой, луна тут же путается в разветвлённых рогах и рассыпается крошечными искрами.

Понимаю, что скоро рассвет — часа через полтора, если переводить в отрезки, к которым привыкли люди. Под деревьями сумрачно, но не слишком темно — снег сияет и сам по себе, точно уговаривая потерпеть ещё немного. Холода я почти не чувствую, в конце концов, какой может быть холод, когда рядом стоит живое божество. Мы словно сидим на пороге двух миров, и наш диалог — неслышный, но важный — где-то в иных реальностях станет дождём и туманом, где-то превратится в солнечные и лунные лучи, а здесь лишь множит тишину.

Чувствую кожей, а может, каким-то внутренним взором вижу, как на востоке небо выцветает до белого. За линией горизонта рождается огненный росток, пока его не видно, но он уже совершенно точно есть.

Лес будто выпрямляется, поднимает ветви, а ветра, напротив, укладываются у корней — наступает время их сладкого сна. Звёзды над нами всё ещё сияют, рассыпались бесконечным шатром, перемигиваются, но таящийся покамест за горизонтом свет уже заставляет их замирать. Они словно закрывают глаза.

Хозяин холмов и леса встаёт во весь рост, раскидывая такие осязаемые и такие бесплотные разом руки. Он обнимает небосвод, и деревья, и каждый холм по отдельности и вместе. Смотреть на него почти невозможно, если неосторожно моргнуть, то легко потерять среди стволов эту тонкую и худую фигуру. Только глаза… Взгляд ещё можно поймать, но и то на краткий миг.

Не замечаю, когда на самом деле начинается рассвет. Огненный цветок распускается на востоке, поднимая бутон, а с небосвода как будто бы уже льётся сияние, лёгкие облака румянятся, звёзды стыдливо прячутся, глубже ныряя в расцвечивающуюся разными тонами гладь. Синева мешается с алым и золотым, вспыхивает перламутр, откликается бликами лавандовый, лиловый, фиолетовый. Отобразить это невозможно, но лес пытается запомнить, старается поймать каждый блик.

Его хозяин уже покинул меня на промёрзшей поляне. Оставшись в одиночестве, я продолжаю смотреть на буйство рассветного пламени. Сейчас холод начнёт пробираться под одежду, проникать, растекаться в каждой клетке, стараясь забрать меня в этот хрупко-хрустальный мир навсегда.

Я, конечно, не поддамся, хотя порой бывает такой искус. Но даже сейчас, когда на востоке огненный цветок наконец-то превратился в солнце, я не хочу остаться среди холмов, под кронами деревьев. Не хочу слышать вечно лишь пение птиц и шорохи трав, не хочу сам стать цветком, ростком, забытым деревцем. И потому на щедрое предложение холода я не соглашаюсь. Ему приходится отступить.

Повернувшись к востоку спиной, я нахожу взглядом тропинку. Она блестит, и сияет, и звенит радостнее, чем вчера. Теперь предстоит недолгий путь к дому. Там ждёт тепло, и плед, и остывший чай, и бокал вина с ароматом корицы. Двигаюсь медленно — отчаянные оковы холода крепки, но с каждым шагом в крови всё больше рассветного огня. Вскоре хочется и бежать, и смеяться.

Лес остаётся позади, в тишине утра пробуждается город, гудит и шумит, выбрасывает клубы белого, серого и цветного дыма. Просыпаются люди, толпятся на улицах, спешат, не поднимая глаз к небесам. Кто из них поверит, что я встречал сегодня рассвет в лесных объятиях?..

Прохожу в дом, сбрасываю одежду, опускаюсь в кресло. Череда действий — скучных, размеренных, каждодневных, нанизанных одно на другое. Но в душе всё ещё горят неземным светом глаза хозяина леса, всё ещё кажется, что под веками проступит узор его дивных рогов. Он будет ждать в гости снова, быть может, не завтра, но весной. И пусть до весны ещё далеко, в сердце она жива прямо сейчас. Ведь именно из-за неё я не проиграл холоду.

Ветра крутят соседский флюгер, вино допито, только капелька его в стеклянной ладони бокала всё так же ловит световой блик. Нужно лечь спать, хоть за окном новый, полный сил и радости день.

Медлю. Смотрю сквозь стекло. Сердце моё видит дальше. Видит лес и его хозяина.

========== 003. Сновидение города ==========

Северный ветер снова постучался в стекло. За окном снегопад, всё укрыли пушистые подушки, мир погружается в сон. Город погружается в сон. Только мне спать ещё рано, да и я совсем не хочу. Недавно сварился кофе, и теперь привкус корицы и горечи бодрит и дарит удивительные мысли.

Когда закат угас, напоследок поцеловав стёкла многоэтажек, небеса окутались облачной пеленой, и вот уже который час идёт снег. Завтра город проснётся и не узнает себя, а может, и не найдёт себя. Забавно было бы посмотреть на это. Люди проводят в поиске самих себя порой целую жизнь, отчего бы и городам время от времени не заняться тем же самым? А какое, наверное, странное чувство заблудиться в городе, который не может найти себя. Как, должно быть, это удивительно, блуждать в том, кто заблуждается в себе. Тут уже не только словесный каламбур, тут целый каламбур пространства и времени.

Чашка кофе опустела, а в турке лишь гуща… Снег всё сильнее, и, конечно же, ничуть не усидеть на месте. Стоит выйти на улицу, и снегопад пригласит на вальс.

Фонари уже сейчас слепо перемигиваются между собой, где-то далеко ещё слышен шум машин, но вот прямо здесь звучит только музыка снегопада. Почти колыбельная…

Когда выхожу из дома, небо не видит меня, слишком слепое из-за облаков, а город забывает меня почувствовать. Если он окончательно уснёт, то потеряет себя — это становится кристально ясно, перестаёт быть только маленькой шуткой для усталого мозга. Всё слишком реально, слишком уж по-настоящему.

И невольно я ускоряю шаг, ведь так хочется пробежать по грани между городом, который ещё помнит, кто он есть, и городом, который полностью заблудится в снежной круговерти. Грань тонка и остра, как мгновение, которое отделяет прошлое от будущего, было от быть.

Фонари мигают в такт нарастающей мелодии, город кружится со снегом вместе, больше нет ни людей, ни машин. Кажется, что здесь и сейчас на улицы не сумеет выйти никто, может быть, я уже внутри сна, ведь город уснул, а значит, должен видеть сны.

Сновидения города похожи на снежные облака, они плотные и кудлатые, переполнены туманных оттенков, погружают во мрак. В них просто потеряться, потерять себя, но найти что-то иное. Иногда даже что-то более важное, чем утерянное. И это тоже меня забавляет.