Я шёл, удивляясь подобной архитектуре, но больше заботился о том, чтобы отыскать какую-нибудь кофейню. В этом мире я бродил уже вторые сутки, мне пришлось спать в чаще леса, и теперь хотелось горячего питья и обед.

Можно было легко обнаружить дверь — едва ли не в каждом переулке затаилась хотя бы одна, которую не видели другие люди, коренные обитатели этого мира. Но я не хотел торопиться.

На самом деле это ощущение присуще каждому страннику: оно намекает, что где-то здесь, совсем рядом бродит чудо, которое нужно изловить, узнать, запечатлеть в памяти. И уходить из реальности, где что-то такое ждёт на самом деле почти что глупо.

Так что, пропуская всё новые и новые двери, я шёл квартал за кварталом, иногда поворачивая, иногда выходя на площади, а порой сворачивая в переулочки. Город дышал разными ароматами, но я никак не мог отыскать кофейного, а чая мне совсем не хотелось.

Наконец среди множества чайных я учуял другой аромат. Усталость будто вмиг покинула, и я расправил плечи, удивляясь тому, что, оказывается, сам не заметил, когда наступили сумерки.

Витрина кофейни мягко сияла в подступающей тьме. Заведеньице занимало часть первого этажа большущего здания, настолько высокого, что когда я задрал голову, так и не смог понять, где оно сливается с потемневшим небом. Отбросив мысли об этом, я вошёл в приветливо распахнутые двери и отыскал для себя столик в углу у окна. Позади меня была стена, и потому это местечко казалось особенно уютным.

Почти сразу ко мне подскочил бойкий мальчишка:

— Кофе? — угадал он и улыбнулся, когда я кивнул. — Что-нибудь ещё?

Глянув на краткое меню, я пожал плечами. Здесь не подавали обедов, только десерты.

— Какую-нибудь сдобу.

— Минуту! — и мальчишка унёсся. Я прикрыл глаза, чтобы лучше напитаться смесью тёплых вкусных ароматов, чтобы вслушаться в звон вечера.

Среди негромких голосов, приглушённого смеха, позвякивания ложечек, я снова уловил присутствие чего-то донельзя странного, какого-то почти свершившегося чуда. Однако когда оглядел помещение, ничего ровным счётом не обнаружил.

Народа здесь было немного, кое-кто сидел на диванчиках в дальнем конце, кто-то уселся прямо к стойке, мальчишка-официант шастал между столиками, из кухни доносились едва слышные звуки, навевающие приятные размышления о поднимающемся тесте, турках с кофе и прочих кулинарных хитростях.

Я едва удержался, чтобы не пожать плечами. Что же такое мне мерещилось? Что нашёптывал этот город, этот вечер?.. Задумавшись, я даже не обратил внимания, в какой момент передо мной возникла чашка кофе и тёплая булка, загнутая как рогалик.

За окном плыли сумерки, они были зеленоватыми, точно сквозь бутылочное стекло, и почти казалось, что скоро в этой бутылочной темноте зажгутся золотом медузы, заснуют почему-то именно ярко-красные рыбки, быть может, даже мелькнёт огромное тело кита.

И снова, снова мне почудилось легчайшее дуновение, прикосновение чуда. Словно бы это оно и проплыло мимо, прячась за мыслями о морских обитателях.

Только когда чашка кофе подошла к концу, а от булки не осталось ни крошки, я, зарывшись в карманы в поисках монет, заметил, как волной накатывает то же самое ощущение. Но на этот раз я будто бы понял, откуда — хотя бы приблизительно — оно исходило.

Сначала я глянул туда искоса, опасаясь спугнуть, но потом уже развернулся открыто: в углу сидела кошка. Разноцветные глаза её мягко светились, едва заметно, отчего казались драгоценными камнями. В меру пушистая и рыжая, кошка таращилась на меня, обернув хвостом лапы, и иногда поводя ушами.

Оставив на столике пару монет, я поднялся и подошёл к ней. Кошка не сдвинулась, только посмотрела на меня со спокойным удивлением.

— Кто ты? — спросил я, опускаясь перед ней на корточки и протягивая ладонь — не погладить, а только показать, что не желаю ей зла.

— Кто — ты? — отозвалась она отнюдь не мурлыканьем. — Не местный. Из-за тебя двери сошли с ума?

— Двери?

— Да, двери-двери, — она чуть дёрнула кончиком хвоста. — Я слежу за всеми дверями этого города, и сегодня те, что ведут прочь, сошли с ума. Что тебе нужно здесь?

— Я странник.

— Ах, так вот оно что. Им хочется тебе понравиться, — кошка направилась к выходу. — Иди за мной, не так-то это просто. Нельзя открыть какую угодно дверь, — она выделила голосом «какую угодно».

Украдкой я оглянулся, но никому и дела не было, что пытаюсь беседовать с кошкой. Вероятно, они даже и не видели нас.

Кошка повела меня по улицам, уверенно поворачивая на самые узкие, лавируя между зданий. В какой-то миг мы оказались в таком странном переулке, где водосточные трубы сплетались, будто плющ. На одну из них и запрыгнула кошка. В темноте она стала рыже-сизой.

В этот городской уголок не долетал свет фонаря, и теперь создавалось ощущение, что кошачьи глаза разгорелись и даже освещают всё вокруг, пусть и очень неярко.

— Так вот, — она строго фыркнула. — Не любую дверь здесь можно открывать, когда захочется. Не знаю, как там в других мирах, но у нас строгая очерёдность. Ты и так уже разрушил их спокойствие!

— Какую же тогда следует открыть? — улыбку я спрятал, очень уж умильный это был страж.

— Я покажу, — и она пошла по водосточной трубе. — Не теряй меня из виду.

Нам пришлось ещё долго блуждать по подворотням, иногда я почти терял мою провожатую в темноте, но всё же мы вышли к двери.

— Вот эта! — и снова кошка уселась, обернув лапы хвостом.

— Что ж, я всё равно уже поймал то, за чем приходил, — но я всё же не спешил открыть дверь.

— Это за чем же? — она сощурилась, глаза сверкнули ярко и почти зловеще.

— Познакомиться с тобой, чудесный привратник.

— Ладно уж, погладь за ушком, — и она подставила голову под ладонь.

Шёрстка её была очень мягкой и нежной, а вырвавшееся мурлыканье звучным и громким. Но всё же я отступил и отворил дверь.

Кошка проводила меня до порога.

Уже у себя дома я снова вспомнил её. Что-то я всё же не поймал до конца, а потому сразу задумал вернуться. Отчего там так сложно с дверями? Что это за город такой? И почему его хранит кошка?..

Вопросы только сейчас будто выпрыгнули на меня и не собирались больше покидать. До самой глубокой ночи я просидел за рабочим столом, вырисовывая снова и снова наброски улиц и переулков, плетения водосточных труб… Будто бы такие рисунки позволили бы мне заглянуть под полог тайны.

Кошка, наверное, посмеялась бы надо мной. Впрочем, я собирался и это узнать, отыскав её в следующий раз.

========== 086. Полынное зелье ==========

Горький полынный вкус — это всё, что я запомнил. Очнулся под белёсым, словно выгоревшим небом июля в мире, где было слишком много пыли и мало дорог. Первое время память не возвращалась. Я сидел у костра и рассматривал пламя, будто и его тоже требовалось узнать заново.

Я слушал голоса ветров за спиной.

Наступил момент, когда я ощутил жажду, и пришлось подниматься, осматриваться. Хорошо, что колодец оказался неподалёку. Впрочем, быть может, и не так уж хорошо. Я напился чуть солоноватой воды и долго сидел на камнях, всматриваясь в горизонт. Где-то там далеко пустошь обращалась холмами.

День клонился к исходу, подступала ночь, сумерки здесь наверняка намечались короткие — и откуда у меня возникло такое убеждение, я не сумел отследить. Да и не хотел, наверное, мысли текли свободно, не задерживаясь, они не бежали по кругу. Проносились, словно поток, в котором не было никаких догадок, никаких идей, только спокойное недоумение.

Пустошь, пыль, редкие кустики травы, догорающий костёр, ветер, вечер…

Точно я вспоминал названия, искал внутри себя понимание каждого, но всё-таки что-то ускользало. Именно из-за этого глубоко во мне растекалась, угрожая затопить целиком, тишина и немота.

Небо чуть порозовело, солнце упало за холмы, и сумеречный час вытянул тени, загустел в воздухе. Костёр прогорел, и мне будто бы больше незачем было здесь оставаться. Не выбирая направления, ни о чём не заботясь, я побрёл наугад сквозь пыль и пустоту.