— Стань моей, и я добуду тебе луну с неба!

Зачем ей была луна? Но она кивнула, потому что никогда прежде не была чьей-то…

***

Он не обидел её, но уже на следующую ночь Нэйра заскучала по ветрам и холоду горной реки, по туманам, облакам и скалам. Выскользнув из объятий мужчины, с которым разделила постель, она вышла в ночи во двор, прыгнула и оказалась на крыше.

Луна смотрела прямо на неё.

— Ты мне обещана, — сказала Нэйра.

Луна засмеялась:

— Человек обманул меня, ведь он никогда не снимет меня с неба. Он только хотел, чтобы ты принадлежала ему.

— А я обманула его, ведь не могу никому принадлежать, — дёрнула плечом Нэйра.

Но луна продолжала смеяться:

— Теперь в тебе прорастёт он сам, и пусть ты никому не принадлежишь, но твоё дитя будет — людям! Человечьему племени.

Нэйра огладила себя по плоскому животу и хмыкнула.

— Я заберу ребёнка с собой.

— А он уйдёт к отцу, едва поймёт, кто таков!

Нэйра прыгнула, и деревня оказалась позади.

***

Он родился между полоской ледника и серыми скалами, в двух шагах от горной реки. Он рос очень быстро, как мать, но внешне напоминал отца. И Нэйра, опять утратившая имя, тревожилась, что сын хочет спуститься с гор.

— Запомни, — сказала она. — Ты Наргат, — она пригладила белые — как у неё — волосы, вгляделась в тёмные — как у человека — глаза. — Твой отец узнает тебя.

— Узнает ли, — он качнул головой. — Вряд ли.

— Тогда не ходи, — она уложила ладони ему на плечи. — Останься в царстве туманов и скал.

— Нет, хочу посмотреть на него, — и Наргат побежал вниз, оставив мать печалиться.

***

Староста, утратив возлюбленную, поначалу сам себе не поверил. Он искал её, подозревал, что её похитили, пока убелённый сединами старик не сказал ему прямо:

— Явилось тебе порождение духов, покинуло деревню и только. Не было никогда Нэйры!

И староста поник, только любовь в его сердце оказалась живой и цепкой.

Он страдал девять месяцев и день, когда в ворота деревни постучали.

— Хочу видеть отца! — заявил высокий беловолосый юноша в странных одеждах, будто сотканных из тумана.

— Кто ты? — вышел вперёд староста.

— Наргат. Сын Нэйры.

— Значит, она не человек, и ты…

— Если это имеет для тебя значение, — Наргат усмехнулся, — то и клочка тумана не стоит любовь твоя.

Осёкся староста.

— Но я хочу видеть Нэйру…

— Ты обманул её, обещая то, что не можешь достать, а я хотел посмотреть в глаза твои, чтобы понять… Да вижу там пустоту, — и он отвернулся. — Луна говорила, я захочу вернуться к людям, но вернуться я хочу только в горы.

— Эй! Отведи меня к ней! — воскликнул староста, рванувшись к сыну.

— Для тебя путь тяжёл, — отозвался тот.

— Пусть так!

***

Чем выше поднимались они, тем холоднее становилось, порошил снег, а камни резались, как осколки стекла. Но шаг за шагом поднимался за сыном староста, забывая себя, и суть свою, и собственное имя.

Холодный ветер обнажал его, но уносил не одежду, а плоть, да так, что староста ничего не замечал. Так и не понял он, отчего задышалось легче. А снег перестал пугать.

Чем выше взбирался он, тем меньше был человеком.

***

Нэйра встретила их обоих там, где ледник встречается со скалами, забывая себя.

— Я пришёл просить прощения, — упал перед ней на колени не человек, но дух.

— Что не достал луну? — она засмеялась.

— Да, — склонил он голову.

— Теперь мы вместе до неё достанем, — она взяла его за руку и потащила вверх, к звёздному небу, к восходящей луне.

Наргат же обернулся белым вороном и с тех пор так и живёт в горах…

***

Сказка рассыпалась смехом, разлетелась снегом. И, шагая через порог, я заметил только, как кружит над горными пиками белый ворон.

Пора было проснуться.

========== 206. Птица ==========

Жара пахла птичьими перьями, тёплым пухом, мягким и словно дрожащим в пальцах ветра. Я выступил из тени, из-под арки давно разрушившегося здания, оставившего после себя лишь обломки стен и рухнувшие перекрытия, и огляделся. Всё пропиталось солнцем, и не хотелось ни двигаться, ни искать.

Вот только я всё равно должен был найти.

Остов здания сдавался травам, а чуть ниже на холм упрямо взбирался молодой лесок, между деревьями проблёскивала лента то ли широкого ручья, то ли небольшой реки. Я рассудил, что там должна прятаться свежесть, а вместе с ней и желание что-нибудь делать.

Троп не было, будто бы никому не приходило в голову подняться на вершину холма, чтобы осмотреть руины, потому я пошёл напрямик, раздвигая упрямые жёсткие стебли травы.

На меня накатывал волной стрёкот сверчков, солнечные лучи хотели расплавить, растворить в коктейле яркого дня, и каждый шаг давался с трудом. Но всё же я добрался до первых деревьев, и тень дала возможность вдохнуть и расправить плечи.

Жара уменьшилась едва-едва, но и этого оказалось достаточно, чтобы двинуться вперёд быстрее и наконец-то спуститься к самой воде, оказавшейся чёрной, глубокой, полной тайны.

Я умылся и некоторое время держал ладони в холодном потоке. Теперь разум обрёл остроту, и я вспомнил, что появился в этом мире вовсе не просто так.

***

— Возможно, ты не сразу найдёшь это место, — говорила она, и перо в её высокой причёске покачивалось, точно жило само по себе, существовало вообще вне этого мира. Она пришла ко мне под утро, и я едва верил, что это по-настоящему, так тёк её образ. — Но если идти вдоль ручья, то оно всё же появится.

Она щурила на меня чуть раскосые глаза, которые казались сразу зелёными и бирюзовыми, поглаживала, пропускала между пальцами крупные бусины ожерелья, обвившего тонкую шею.

— Тебе нужно войти и забрать, — объясняла она, а я слушал, слушал, слушал… И всё ещё не признавал, что она существует сейчас в одном пласте реальности со мной.

—Ты понимаешь? — своевременный вопрос.

— Понимаю, — пришлось отвечать, хотя само исторжение звука казалось мне чуждым и неприятным.

Сперва я пытался найти её среди карт Таро, но там её не оказалось, потом я перебирал известные мне руны, только она всё же не являлась руническим знаком. В конце концов я понял — она Птица. Странная Птица, чью человечью форму я видел перед собой, хотя её всё-таки тут ни капли не было.

— Ты должен забрать, — повторила она, — потому что я сама не могу, а ты…

— А я — странник и…

— Шаман, — отрезала она. — И потому.

Что ж, и такое бывало.

***

Вдоль ручья земля была влажной, жадно причавкивала, мечтая поймать сильнее, заполняла следы водой, точно похищала их, навсегда забирая себе. Из покатых берегов выступали тонкие, паутинчатые ручейки. Тут всё пронизывали родники, я удивлялся только тому, что ручей ещё не превратился в крупную полноводную реку.

Однако можно было рассматривать эти чудеса сколько угодно, но я собирался искать то самое место, которое, по словам Птицы, не мог пропустить. Пока что берега поражали однообразие, и в жарком воздухе казалось, что на самом деле никуда и не сдвинулся. Несколько раз я оглядывался, чтобы увидеть цепочку переполненных влагой следов и убедиться, что действительно продвигаюсь, пусть и непонятно куда.

Когда же лес по берегам стал более редким, а впереди замаячил яркий до белизны свет, я подумал, что если луг не является тем, что она мечтала найти, значит, моё путешествие останется безрезультатным.

Вдруг я пошёл не в ту сторону?

Но компас внутри, упрямый и нервный, не дрожал, не метался, уверенно указывая именно сюда.

Деревья расступились, разлился и ручей, а я застыл в шаге от солнечной яркости, на границе тени. Передо мной раскинулся луг, пестрящий цветами, гудящий, жужжащий, перекликающийся тысячами голосов.

Не сразу я набрался сил шагнуть туда, снова в объятия солнца.

За лугом темнела кромка леса, так что место, наверное, было подходящим. Теперь пришлось осматриваться пристальнее, со всем вниманием, сопротивляясь жаре… что продолжала пахнуть птичьим пухом.