Оно помолчало, а ночь стала будто бы гуще и темнее, подул прохладный ветер.

— Их надоумил на это странник, оставшийся без компаса, — теперь голос был не мелодичным, а глухим и печальным.

— Откуда же он тут взялся, родился?

— Нет, что ты, странники тут не рождаются. Им тут нет места. Он попал сюда случайно, ветром занесло. Кто-то сломал его изнутри, — существо вгляделось в меня. — Вот ты — не сломан, а он…

— Всякое случается, — кивнул я. — И что же, как он узнал, что делать?

— Путешествия же не вытравить из нашей крови, из нашей сути. Отобрать компас — это ещё не всё. Да ты и сам наверняка знаешь.

— Да, знаю, — пришлось подтвердить. Я вспомнил мир, где у странника вырвали компас.

— Вот он и выстроил первый корабль, а за ним и ещё два. Сегодня он пошёл искать свою суть. Он найдёт, я-то чую.

— Но печалишься?

Оно долго не отвечало, будто выбирая, что же сказать, быть может, даже сочиняя ложь, но потом всё же нехотя заметило:

— Почти наверняка их всех ждёт гибель. Если странник обретёт свой компас и выйдет на дорогу, так бывает, ты сам понимаешь, то они… Они же бескрылые.

— А корабли их крылаты, — усмехнулся я. — Напротив, пройдя границу впервые, они могут получить шанс на иную судьбу. Они ведь уже поклялись дороге в любви, раз уж сотворили то, чего в этом мире не бывало и вряд ли случится ещё раз.

— И правда, — оно порывисто поднялось. — Поспешим.

— Куда? — моя дверь ещё как будто бы не собиралась открыться.

— Увидим своими глазами!

***

Возможно, в этом существе было что-то от сильфиды, так ловко оно управлялось с ветрами. Очень скоро мы оказались над морем, что свивалось в чудовищной силы водоворот, отблёскивающий алым и золотым. Солнце над ним будто бы не заходило, хоть его и не было видно на по-ночному синем небе, оно точно светило сквозь пенные волны, изнутри.

— Вот, видишь, там иная реальность, но какой корабль преодолеет это?

— Как мы посмотрим на них сейчас, если они только утром выдвинулись в дорогу? — поинтересовался я.

— Ничего сложного, — объяснило оно. — Ведь мы здесь не существуем на самом деле. Что нам временные условности этого мира? Как я позвал ветра, так попрошу и временные потоки показать мне то, что для кого-то только будет.

Усмехнувшись, я замер над водой, в то время как существо говорило с гибкой для нас реальностью. До меня доносился шум и рёв, пена зацепила щёку. Кораблям придётся упасть с небес в горло моря, как они умеют это?

Водоворот был столь огромен, что я почти представил, как корабли, кажущиеся игрушками, уходят вниз…

И тут паруса показались на горизонте, приближаясь так быстро, словно кто-то включил реальность на ускоренную перемотку.

— Смотри! — выдохнуло существо.

***

Один за другим, они плавно, мягким спиральным движением, ускользали вниз, в сияние. Я боялся, что стихия начнёт разрушать их, но всё происходило так красиво и спокойно, что я отбросил тревоги.

Нет, никому там, на кораблях не грозит ничего, кроме… Вечной разлуки с теми, кто остался на берегу. Впрочем, вряд ли они обещали вернуться.

— Сколько сердец теперь зажжётся на пути! — воскликнуло существо.

Я всё не отводил взгляда. Мне тоже предстояло пройти этот водоворот. Но пока я смотрел, внутри зажглось и оформилось в слова осознание: не ради себя, не ради компаса в груди, который кто-то безжалостно вырвал, этот путник решился уйти на корабле.

Он знал, он понял этих людей лучше, чем они сами себя.

Теперь тоска, грусть, любовь трансформируют их. И зажгутся сердца, влюблённые в дорогу, не только тех, кто сейчас погрузился в пучину. В далёком теперь городе, уснувшем в ладонях холмов, родятся другие путники. Они выстроят корабли, они научатся открывать двери.

Вот ради чего он так трудился.

— И если я не могу, то сумеют они, — прошептал я.

— Что ты сказал? — удивилось существо.

— Это был не я.

Последний корабль исчез из виду, и в ту же секунду я бросился в волну, позволил ей увлечь, потащить, затянуть и меня… Впереди ждала иная реальность, и я надеялся, что смогу там найти того странника, который не мечтал найти собственный компас, а жаждал подарить страсть путешествий другим.

========== 194. Приступ любви ==========

Я был поражён в самое сердце острым приступом любви.

Шёл по полузнакомым, может, привидевшимся некогда во сне улочкам и узнавал в каждом мгновении, в каждом порыве ветра, в каждом прикосновении солнечного луча апрель.

Внезапный, но настоящий апрель.

Открывались крупные почки каштанов, лаковые и клейкие, они давали свободу мягкой зелени, покрытой серебристым пушком. У этой зачаточной молодости мне чудилось столько общего с птицами! Маленькие птенцы точно так же беспомощны и пушисты, так же открывают клювы навстречу апрельскому свету.

В траве, которую пока ни разу не подстригали на газонах, открылись жёлтые солнышки одуванчиков. Их тут оказалось немного, но я чуял, я видел, что скоро все газоны тут станут совершенно золотыми. Одуванчики ведь неистребимы, и каждый год зелень будет сменяться солнечным их золотом, а потом безжалостные косилки сомнут пушистые головки раньше, чем те успеют разлететься по сторонам и смутить прохожих беззаботностью и лёгкостью.

Бесконечный круг, который никто и никогда не прервёт.

Я чувствовал себя влюблённым.

Безумно влюблённым, до глубокой горечи и боли, и в то же время счастливым до самых небес. Странная двойственность.

Чувство распирало изнутри грудную клетку, поглощало мысли, оставляя лишь восхищаться. И, наверное, некоторое время я вовсе ни о чём не думал, глядя только на плавно очерченные и величало плывущие в лазури белые облака, на стройные здания и мягкие очертания крыш.

Прохлада окутывала меня, и ветер поднялся почти ледяной, но вот солнце оказалось настолько ласковым, что я тут же забыл о холоде, едва не сбросив плащ на ближайшую лавочку.

Пробежаться бы по этим улицам налегке!..

Острый приступ любви.

***

Я вслушивался в звук шагов по плиткам, вглядывался в спешивших мимо людей, которые и не замечали меня, жаждал улыбаться им. Но, как порой случалось, был лишь призраком для очаровательных переулков и перекрёстков, лишь очередным бликом, только новой тенью.

Настроение же оставалось похожим на апрельский ветер. И я продолжал исследовать, изучать и проникаться городком. Останавливаясь на площадях или в укромных арках, ведущих в закрытые со всех сторон дворы, я всё никак не мог поймать наконец за хвост мимолётное ощущение, которое то манило, а то сбегало, ускользало, скрываясь за поворотом.

Его нужно было назвать, оформить словом. Будто бы так я совершил бы обряд, благодаря которому вошёл в город уже не тенью, не отголоском, не бликом. Собой.

Впрочем, которым собой?

Тут мне приходилось улыбнуться, снова упуская то самое, зачем так гнался.

***

Море? Это ли не оно?!

Море — слово-имя-заклинание!

То, что всегда заставляло меня испытывать особенный трепет.

Нашёл ли я то, за чем спешил? Поймал ли?

Сейчас этот город вовсе не был приморским. Океан катил волны над долинами, над холмами ещё в те времена, когда здесь никакого города не было и быть не могло.

Океан — старый, как само время — исчез, оставив о себе только вот это…

Это.

Ощущение, за которым я бежал со всех ног. Призрачный привкус соли на губах, шелест волны, перекатывающей камни, яркий и острый аромат водорослей выброшенных на берег. Пусть мираж проскальзывал и растворялся среди солнечного света так близко, что и уловить-то его было почти нереально, но я вдруг увидел во всей красоте и полноте лазурную и зелёную, пурпурную и багряную, тёмную, светлую, восхитительно переменчивую морскую ширь. Под ней, словно укрывшись беспрестанно колыхавшимся одеялом, лежали просторы, ставшие позднее основанием города.

И я был безответно влюблён во всё это, в какие бы времена и реальности оно ни простиралось.