Так или иначе, а он в то утро приготовил новый лист и забыл уже о нарисованной кошке. Впереди лежал долгий день, полный работы Школа Искусств заказала ему несколько натюрмортов для образцов. Уже заканчивая первый набросок, он обратил внимание, что и туда закралась кошка — в причудливом сплетении линий и теней отлично угадывалась изящная голова с небольшими ушками.

Он только посмеялся над собой и над тем, как его проняла кошачья тематика. Наверное, это все из-за вчерашних проделок котят у Марты. Они, помнится, чуть не перевернули вверх дном весь дом и даже едва не опрокинули поднос с чашками.

Он отложил и этот набросок и оставил попытки поработать до обеда. Хоть у него и была склонность к порядку, он всё же обладал живым воображением, поэтому если какая-то деталь завладевала разумом, попытаться нарисовать что-то иное приводило к плачевным результатам. Гораздо лучше было выйти на улицу. Тем более что солнечный свет обещал воистину прекрасную прогулку.

Захватив свою трость, он покинул дом и направился в ближайший парк. Улочка была, как и всегда, тиха, и только рядом с булочной царило некоторое оживление. Хозяин магазинчика, мистер Роуд, раздавал мальчишкам поручения. Это всё были соседские детишки, и они помогали Роуду за пару сладких булок и несколько монет, но больше всего им нравилось само ощущение участия в невероятно важном деле.

— А, мистер Томас, — кивнул Роуд. — Вы сегодня рано.

— Работа не задалась, — улыбнулся он.

— Ну вам-то можно приняться за свою работу в любое время, — Роуд добродушно рассмеялся. — Это мои булки не станут ждать.

— Так оно и есть, — и он отправился дальше.

Улочка круто заворачивала и выходила прямо на мостик, переброшенный через небольшой канал, заключённый в каменные берега. Камни покрылись зеленоватыми водорослями, и он часто приходил сюда, чтобы рисовать тихую воду, с изумрудными тенями, блики света, каменные перила моста. За мостиком раскинулся милый парк, немного заброшенный, немного заросший, но потому ещё более приятный. Его запущенность добавляла особенный шарм всему этому месту.

Он остановился на мосту и посмотрел вниз, на воду. Сейчас там отражалось высокое сентябрьское небо с лёгкими кудлатыми облачками. Всякий раз как он видел такое небо, вспоминал свою юность.

И тут что-то коснулось его, он опустил взгляд и обнаружил, что рядом устроилась красивая белоснежная кошка. Она смотрела, как это водится у кошек, совершенно не мигая, и глаза её, зелёные, как молодой крыжовник, казались чуть раскосыми.

Надо сказать, здесь кошек было мало, и каждую он хорошо помнил. У булочника жил толстый чёрно-белый кот по имени Честер, чаще всего лежавший на каменном заборе и мало на что обращавший внимание. Милая рыжая кошка и двое котят — Фрис, Кит и Кэт — обитали у соседки Марты. Сиамский кот, которого Марта подозревала в отцовстве, носил гордое имя Кинг и проживал на соседней улице в доме за номером восемь, у совсем дряхлой старушки Элизабет Торн. Ещё через улицу у молодой семьи недавно появился породистый котик удивительного серо-голубого окраса. Но, конечно, ни один из их района не походил на белоснежную красавицу, пристально изучавшую его.

Но удивительнее всего было то, что именно эту изящную осанку и маленькие ушки дважды набросал он сегодня на своём мольберте.

Однако он не присел и не попытался коснуться пушистой красавицы, а продолжил путь. Выбрав одну из затенённых платанами скамеек, он устроился поудобнее, вытащил блокнот и карандаш, ведь рисование давно было его дурной и приятной привычкой.

Почти сразу же он опять наткнулся взглядом на белоснежную кошку. На этот раз она сидела среди травы и смотрела куда-то вдаль. Не находя в этом ничего странного, он заговорил с кошкой, совершенно не предполагая, что она станет вдруг отвечать:

— Милая моя, что привело вас в наш парк?

— Слышала, вы художник, — промяукала она и теперь уже повернулась к нему.

— Да, — отозвался он, ошеломлённый этим. Но показывать удивление было бы слишком неучтиво, и он продолжил разговор: — Вы не ошиблись. Неужели вы искали меня?

— Так и есть, именно вас, раз уж вы — художник Томас, — кошка подошла ближе и вспрыгнула на скамейку. — Мне нужен портрет, самый лучший портрет.

— Вы хотите, чтобы я написал его для вас? — вежливо переспросил он.

— Да, — кивнула важно белоснежная кошка. — Моё имя — баронесса Киттифолд. Скоро я вступаю в наследство, и мне нужен, непременно нужен самый лучший портрет. Но истинных художников осталось так мало! К кому я только ни обращалась, никто не смог даже, — тут она сделала многозначительную паузу, — даже заговорить со мной. Куда только катится этот мир!

— Милая мисс Киттифолд, — начал он деликатно. — Видите ли, люди отвыкли от того, что с ними беседуют кошки.

— Наслышана об этом горе, — кивнула баронесса. — Но там, откуда я родом, совсем нет людей. Раньше при нас всегда жил хоть один художник, но так вышло, что сейчас никого не осталось.

— Я работаю над важным заказом для Школы Искусств, дорогая мисс Киттифолд, — попытался объяснить он, но, заметив мольбу в глазах баронессы, не выдержал: — Но смогу уделить вам время. Какой портрет вы бы хотели?

— О, непременно маслом, — с жаром отозвалась мисс Киттифолд. — Должно быть, вы понимаете, мне очень идёт синий цвет, и к тому же это цвет моего дома…

— Да, понимаю, о чём вы, — прервал он и предложил: — Пройдём в мою мастерскую, я сделаю несколько набросков. Если вы не против, я мог бы понести вас, думаю, ваши лапки уже очень устали.

— О, благодарю вас, — и мисс Киттифолд запрыгнула ему на руки, довольно мурча.

***

Он вернулся домой никем не замеченный и там сперва напоил гостью свежим молоком, только после этого усадив на синюю бархатную подушку, чтобы сделать наброски.

Надо отдать должное мисс Киттифолд, она оказалась прирождённой натурщицей. Сколько было нужно, она сидела не шевелясь и меняла позу так, как её просили. Он не удержался и извинился перед ней и всеми её родственниками по породе за то, что считал их не склонными к порядку. Мисс Киттифолд благосклонно приняла извинения и рассудительно добавила:

— Кошки и люди очень похожи. Среди нас тоже есть те, кто любит порядок, и те, кто страстно насаждает вокруг себя хаос. Не стоит судить обо всех по одной лишь кошке, так же, как не следует судить о людях по одному человеку. Вы ведь были бы против, скажи я, что все люди одинаковы?

— Да, моя милая, вы совершенно правы, — улыбнулся он и пригласил взглянуть на наброски.

Довольно скоро баронесса Киттифолд определилась и попросила не откладывать работу в долгий ящик, потому что картина нужна ей уже в октябре. А потом исчезла — выпрыгнула в окно, и сколько он ни смотрел, так и не обнаружил, куда она могла подеваться.

Работа над портретом захватила его, и он проводил за ним много времени, никому, впрочем, не показывая. Картины для Школы Искусств остались в стороне, так он был упоён самой мыслью о картине для столь милой знакомой.

Если бы кому-то пришло в голову тогда спросить, для кого он так старательно работает, он растерялся бы и не сумел подобрать слов. Ведь скажи он, что пишет портрет кошки, добрые соседи могли бы счесть, что он тронулся умом.

Но вот ясным октябрьским вечером картина была закончена. Она всё ещё пахла свежей краской, ей требовалось время, чтобы просохнуть, но больше не требовалось добавлять ни мазка.

Он с радостью оглядел работу и остался ею доволен. Баронесса Киттифолд полулежала на синем бархате, и облик её был царственным и прекрасным.

— Браво, вы настоящий мастер! — услышал он вдруг аплодисменты и обернулся.

Позади стояла девушка в элегантном белом платье, руки скрывали длинные кружевные перчатки. Золотистые волосы были убраны в высокую причёску, а зелёные глаза искрились лукавством.

— Как вы здесь оказались? — спросил он, не в силах вспомнить, запирал ли входную дверь.

— Оказалось открыто, — кивнула девушка его мыслям. — Вижу, вы в срок выполнили мой заказ. Ваша плата, — она подала увесистый кошель. — Могу ли я забрать картину?