— Как думаешь, каким был тот дракон, что смешал свою кровь с кровью моей семьи?

Я задумался. Вопрос-то был по-настоящему непростым. Пусть и хотелось сразу ответить, что, конечно же, тот самый дракон отличался удивительными качествами, на деле ничто нельзя было утверждать наверняка.

— Я не знал его или её, — пришлось мне отказаться от выводов. — Что ты чувствуешь в себе?

— Мне понятны пути камней и как пролегают жилы драгоценных металлов, — заговорила она медленно. — Мне ясно, как наводят жуткое колдовство, как разрушить плетение и даже переплести его иначе. Я многое могу, вот только… Мне неясно, где же пролегает грань, отделяющая добро от зла.

— Вот это как раз просто, — хмыкнул я. — Ни того, ни другого не существует, это всё лишь оценки. Так что придётся искать иные мерила.

— Например? — с любопытством присмотрелась ко мне она.

— Например красота и жизнь.

— Это требуется осмыслить, — она подкинула поленце в костёр. — Огонь красив, но если он выходит из-под контроля и несёт разрушения, он не становится менее красивым.

— А вот смерть, что он сеет, обычно уродлива.

— Можно и в ней найти красоту, — возразила она.

— Но не нужно.

Я смотрел на неё, улыбаясь, она же сощурилась.

— Похоже, ты всё же немного подтруниваешь надо мной.

— Возможно, ведь вопросы, которые ты задаёшь, нужно решать только внутри себя, не прося совета странников, — я откинулся на спину. Над нами шатром развернулось небо, сияли звёзды, одна за другой карабкались на небосвод две луны.

— Ну хорошо, — она прикрыла глаза, словно прислушиваясь. — Меня изгнали из родной деревни, называя ведьмой, хорошо это или плохо?

— Тебе пришлось трудно, но ты стала той, кем являешься сейчас. Ты довольна этим?

— Вполне.

— Тогда это было хорошо.

— Интересно, — она улеглась на земле рядом. — И теперь как будто не на что обижаться.

— Не всегда то, что для нас хорошо, кажется таковым на первый взгляд.

Она засмеялась тихонько.

— Да уж.

— Возможно, некогда дракон похитил кого-то, в ком текла кровь вашего рода, и это, несомненно, было плохо, но потом их отношения изменились, и в результате этого… — я замолчал, давая ей возможность самой додумать.

— Вижу, — согласие в её голосе было всё ещё робким, но, кажется, какие-то вопросы всё-таки решились. — А вот зачем мы встретились на перекрёстке?

— Чтобы обменяться ничего не значащими фразами, — теперь настал черёд мне смеяться. — Слова… В словах всё дело.

— В словах.

И мы оба замолчали, будто исчерпали лимит этих самых слов.

***

Костёр прогорал.

— Но если ты ответил на мои вопросы, не должна ли я ответить на твои? — спросила она внезапно.

— Необязательно, — я сел и посмотрел на угасающие угли. — У меня нет вопросов для тебя.

— Для меня или ко мне? — она тоже села.

— Ни тех, ни других.

— Может, я задолжала тебе историю? — в голосе её звучало лукавство.

— Может, — я не сдержал улыбку. — Но в то же время я могу вытащить её за хвост и сам.

— Это как же?

— Она сама выльется на бумагу. Сказка о девушке, в чьих жилах течёт четверть драконьей крови. О скиталице, что ищет своего дракона, но забывает посмотреть внутрь себя.

— Ах вот как! — но она не гневалась и не обижалась. — Я посмотрю.

— Посмотришь, но не сегодня.

Неподалёку нарисовался контур двери. Я с сожалением поднялся.

— Твоя дверь, — проследила она мой взгляд. — Что ж, дай мне обещание и иди.

— Какое обещание?

— Когда сказка будет готова, ты отошлёшь её мне с весенним рассветом, — она прикрыла глаза, пламя почти погасло, но теперь её кожа сияла сама по себе. — И я прочту её, чтобы найти дракона внутри себя.

— Идёт, — не стал отказываться я. — С весенним рассветом, помни.

***

Я уже знал, о чём будет та сказка, пусть время её не пришло, но она уже жила где-то внутри меня, будто бы это и в моих жилах текла четверть драконьей крови.

Вспомнив тёмный взгляд отца, лукавый и сияющий брата, я снова усмехнулся. Четверть ли?..

Впрочем, мне некогда было уже раздумывать об этом, меня ждал иной мир, где только-только занималась заря. Я стоял на дороге, ожидая того мига, когда можно будет поприветствовать солнце.

========== 156. Лунные дети ==========

Медленно таял отсвет зари, из-под лап тёмного ельника выползала ночь. Луг подёрнулся туманом, и искорка костра среди высоких трав едва мерцала. Ветер уснул с закатом, отчего дым поднимался сизым столбом прямо в чернильное небо, где одна за другой загорались звёзды. На востоке, куда стлались бесконечные луга, засеребрилась макушка луны. У костра расположились путники, все как на подбор из разных миров. Когда один повёл историю, остальные замолчали, прислушиваясь, и, казалось бы, даже луна наклонилась пониже, чтобы не упустить ни единого слова.

***

Двое мальчишек да старый пастух привели тем вечером деревенских коней в ночное. Закат канул в темноту совсем недавно, пламя костра ещё горело высоко и жарко, и мальчишки требовали историю, потому как разве не за сказками они пришли сюда сегодня.

— А что, дед, расскажи нам про оборотней! — попросил один, когда все прочие темы пастух отбросил.

Он и теперь покачал головой да выпустил клуб дыма из трубки, но тут тревожно зашелестели травы, хоть ночь оставалась совершенно спокойной. Дым, продолжал устремляться в небо ровным столбом.

Немного погодя заржали и кони, стреноженные у реки. Младший из мальчишек вскочил на ноги, высматривая что-то за пределами освещённого огнём круга.

— Кто там?!

Верная пастушья собака, дремавшая на границе света и тени, поднялась, услышав его звонкий окрик, но, едва повернувшись к темневшему полоской лесу, тут же поджала хвост, жалобно взвизгнув. Только пастух сидел спокойно, и, глядя на него, мальчишки тоже постепенно успокоились, хоть и поглядывали на лес теперь с опаской.

— Ишь как. Ты позвал, они и оживились, — пастух принялся выбивать трубку о колено.

— Никого я не звал, — обиделся младший, насупившись. — Зачем пугаете?

— А я и не испугался вовсе! — перебил его второй, как старший он не мог позволить себе показывать страх.

— Тише, — пастух покачал головой. — Разве не слышишь? Ночь обманчива, крадётся к нам, навострила уши.

Мальчишки притихли. Во мраке тишина доходила до звона, только костерок потрескивал живо и славно. На берегу даже кони притихли, а собака вглядывалась во тьму под деревьями, не шевелясь и даже не вывалив язык, хоть ночь была жаркой.

***

Из-под ветвей ельника искорка костра казалась очень яркой. Отблески пламени ложились на кожу людей, превращая тех в огненных духов. Но её не интересовали люди или кони, или эта мелкая шавка, трусливо поджавшая хвост. Пряча в тенях ночи серебряную шкуру, она размышляла. Голос луны привёл на этот луг, но никого, отмеченного знаком, тут не оказалось.

Между тем, располневшая луна медленно вползала всё выше.

***

— Пришли, — улыбнулся пастух. — Слушать нас станут.

— Кто, деда? — старший поёжился, потянулся за курткой, хотя в той на самом деле не было нужды.

— Те, кого звали, — пастух неторопливо забил трубку и снова раскурил её, выпуская дым кольцами.

— Никого, — младший обиженно поднялся и отступил на границу, очерченную пламенем, снова вглядевшись во тьму. — Я не звал!

Он отступил ещё на шаг, отчего блики костра перестали скакать по его коже, вместо того его словно обняло светом луны. Очаровавшись, он сделал и ещё один шаг, только сейчас понимая, что ночь не так уж темна, когда стоишь не там, где пламя слепит глаза.

***

Она подняла голову, всматриваясь в хрупкую фигурку, замершую в двух шагах от костра.

Совсем котёнок.

Нервно поднявшись, она метнулась из тени в тень, подбираясь поближе, чтобы рассмотреть лучше. Луна всё ещё молчала, молчала и ночь.

А ей нужна была уверенность, абсолютная уверенность.

***

Пастух сунул трубку в поясную сумку и заговорил вдруг низким и тихим голосом, привлекая внимание мальчишек.