Зачем этот дом звал меня к себе? Что в нём скрывалось, как жемчужинка в раковине?

Я заметил в холле лестницу на второй этаж. Дом оставался крепким, сколько бы ни пустовал, так что я решил подняться и осмотреться и там. Быть может, тогда и выяснил бы, что же здесь такое спряталось.

***

Многие комнаты хранили свои тайны за запертыми дверями. Ключей у меня не осталось, потому я только прикасался к неподдающимся дверным ручкам и шёл дальше, понимая, что тут нет ничего, припасённого для меня. Дом всё так же спал, не думая о пришельце, о госте, которого никто не приглашал. Окно, выходившее на лестницу, заплела паутина, и сквозь него, там, где ставни немного разошлись в стороны, виднелся осколок прозрачно-голубого неба. Некоторое время я стоял, глядя на него, не в силах решить, подняться выше или спуститься.

Наконец последний пролёт привёл меня к мансарде. Просторное помещение пустовало, но в центре его, прямо в пыли на полу лежало что-то небольшое, непонятное.

Я приблизился и склонился, но всё равно не смог рассмотреть, пришлось присесть на корточки, протереть пыль с предмета. Тогда только я смог узнать в нём крохотную шкатулку, свободно помещавшуюся на ладони.

На тёмной лаковой крышке, слегка потрескавшейся за многие годы, цвели странные тёмно-алые цветы. Лепестки прорисовывались с такой тщательностью, будто на самом деле картина была живой. Осторожно я коснулся крышки и приоткрыл её. Внутри таился тёмный бархат, на котором поблёскивал кулон.

Явно выполненный из серебра, он, тем не менее, не потускнел и не потемнел, точно только вчера оказался внутри коробочки. Это был скорпион.

Предназначалась ли коробочка мне? Или, может, она ждала кого-то другого?

По первому этажу гулял ветер, я слышал его шаги. На втором таилась сонная тишина. А здесь в единственное не скрытое ставнями окно привольно лился солнечный свет. И в этом свете танцевали пылинки, а я стоял, недвижимый, удерживая на ладони шкатулку.

Наверное, это была бы забавная картина, да только поблизости не оказалось ни художника, ни фотографа, чтобы поймать мгновение.

Сомнения и вопросы вдруг разом куда-то пропали, и я положил коробочку в карман. Компас внутри меня не ошибался никогда прежде, вряд ли он ошибётся и теперь.

Я уже намеревался шагнуть на лестницу, но вместо того оказался в другом пространстве и даже не сразу узнал собственную гостиную. Она утонула в сумраке, а в камине осталась только остывшая зола. Дом встречал меня тишиной и покоем.

Я зажёг свет, поставил греться чайник и тогда только вспомнил о причудливом подарке. Всё-таки я использовал последний ключ, не была ли шкатулка своеобразной наградой? Тот, кто дал мне задачку с ключами, вполне мог подстроить что-нибудь этакое.

Я извлёк подвеску и долго рассматривал её, пока не понял, что теперь-то скорпион должен оставаться со мной, как можно ближе. Пришлось повесить его на цепочку.

Подоспел чайник, я заварил трав, а не чая, и ушёл с кружкой в сад, смотреть на то, как ночь кутает город.

========== 140. Творец тёмных миров ==========

Я знал немало историй, которые никогда не приключались со мной, но отчего-то приходили ко мне в чужих рассказах. Так много, что иногда возникала необходимость выписать какую-то из них, только бы не позабыть. Тогда я закрывался в кабинете и отдавался во власть слов, чтобы они излились сполна, обернулись некоей формой и застыли в ожидании читателя.

Этим вечером я точно так же замер, удерживая в пальцах ручку. История потихоньку обретала голос, и я выжидал, когда же можно будет её записывать. В такие минуты я не любил беспокойства, но кто бы и побеспокоил меня в моём доме, где я жил один? Разве что гость, но из кабинета я не слышал возни у входной двери, а появиться иными путями тут могли немногие.

Однако стоило мне начать выписывать первое слово, стоило только первой букве нарушить покой бумаги, как что-то ударило в стекло. На миг даже солнечный свет померк. Я поднял голову от стола и удивлённо нахмурился. Так меня не прерывали ещё никогда.

История внутри недовольно свернулась клубком и затихла. Без её голоса вытащить её наружу было делом непростым, так что я решил всё же сначала посмотреть, что там творится за окном, прежде чем уговаривать ненаписанные слова вести себя хорошо.

Окна кабинета выходили в сад, поначалу кроме свежей зелени и ярких пятен цветов я ничего не увидел. Кто бы там ни старался привлечь моё внимание, он уже сбежал или спрятался. Впрочем, довольно скоро я заметил, что на траве лежит какая-то непонятная вещица. Пришлось открыть створки и перегнуться через подоконник, только бы рассмотреть, что там на самом деле такое.

С виду это больше всего напоминало бесформенную груду тряпья, и всё же что-то с ним явно было не так. Неужели кто-то швырнул этим в стекло?

История уснула внутри меня, и потому я отправился вниз. Раз уж слова перестали проситься на бумагу, значит, можно и подойти поближе к тому, что там лежит. Может, это ещё одна история, кто же знает наверняка?

В саду оказалось неожиданно жарко, ветер совсем не тревожил листвы, воздух был пронизан гудением пчёл. Я обошёл дом и приблизился к тому, что сверху напоминало тряпьё, а тут уже больше казалось… сильно побуревшей от времени бумагой. Присев на корточки, я убедился, что это действительно бумага, обёрнутая вокруг самого обычного камня.

Измочаленный, местами порванный лист был исписан мелким почерком, хотя поначалу я представил себе, что увижу карту. Но нет, неровные строчки на непонятном языке, может, и рассказывали о других мирах, вот только оставались мне совершенно непонятными.

Машинально я сунул бумагу в карман и вернулся в кабинет. Теперь история уже пожелала пробраться наружу, и я более не отвлекался. Заниматься именно этой пробудившейся сказкой мне пришлось почти до заката. Однако вот она была закончена, и я опять вышел в сад — выпить чаю в беседке, посмотреть на то, как сумерки захватывают власть над городом.

Под потолком беседки висел крохотный фонарик, загоревшийся, едва стало слишком темно. И его ласковый жёлтый свет напомнил мне про клочок бумаги. Уложив его на столешницу, я снова склонился, провёл кончиками пальцев по строкам.

Интересно, как же понять, что тут написано?

Суть странника, конечно, помогала в этом, но довольно долго я не мог понять ни единой буквы, пока вдруг, чуть отстранившись, не прочёл их все разом. Смысл перестал ускользать, открылся полностью.

«Мрачен ли мир, где не знает никто о солнце,

Плачет ли он, если ведома только лишь тьма?

Где бы достать ответы, как сотню червонцев,

Как бы узнать, отчего в этом мире нет дна?

Может, он полон водой, а может, туманом,

Может, за лесом найдёшь его, может, в горах.

Может, его больше нет, тогда самообманом

Занялся тот, кто его воспевает в стихах.

Ну же, давай, собирайся скорее в дорогу,

Птицы кричат, возникает вдали переход.

Как ты узнаешь, что правда, что ложь понемногу,

Если пока не собрался ты в этот поход?

Строчки кривые мои, я о том уже слышал,

Ты не забудь только выбросить эту игру.

Жду я тебя, вот послушай, ты всё ещё дышишь,

Значит, и я без тебя покамест не умру».

Таким замысловатым образом меня ещё не приглашали в путь. Но значит, и этот листок был ключом?

Я потёр виски, отчего-то в них пробудилась боль. Отвечать на вопросы и путешествовать на ночь глядя я не хотел, но письмо, если уж оно вообще адресовалось мне, настаивало.

В груди шевельнулся мой внутренний компас, и в тот же момент напротив выхода из беседки соткался дверной проём, заманивающий в мир, где темнота была нормой. В таком я ещё, честно говоря, не бродил. Трудно представлялось, что где-то нет никакого света, не было никакого света и не будет никогда.

Я сделал шаг и на мгновение потерял способность ориентироваться. Зрение здесь не могло мне помочь, но прежде чем остальные чувства обострились, я словно оказался в воде, перестал ощущать землю под ногами, понимать, где верх, а где низ.