Но вот стало проще. Внутренний компас подсказал направление, и я двинулся вперёд, чутко прислушиваясь, ловя мельчайшие запахи. Очень скоро я забыл, что значит видеть как-то ещё.

Клочок бумаги я сжимал в кулаке, почти не вспоминая о нём. Да и что с него было толку тут, если света никакого не было. Впрочем, тут я задумался, кто и как сумел написать эти строчки. Может, потому они такие малоразборчивые и кривые, а может, на самом деле писавший оказался совсем в другом мире, чтобы рассказать свою историю.

Как бы то ни было, а мне предстояло идти ещё долго, дверь, которая выпустила бы меня отсюда, находилась очень далеко. И потому я только сунул бумажку в карман, постаравшись ускорить шаг насколько то возможно.

Камни под ногами отзывались гулким эхом, будто под ними на самом деле простирались пустоты. Но эхо помогало ориентироваться, я даже не споткнулся ни разу. Не слышал я поблизости никого другого. Да и кто бы стал жить в такой темноте и пустоте. Странный мир напоминал мне безжизненную пустошь, хоть я и не спешил делать таких заключений.

Внезапно раздался далёкий и тихий отзвук. Будто кто-то смеялся. Я повернулся в ту сторону, хоть это и было бесполезным. Смех повторился. Внутренний мой компас указывал совсем не туда, но я двинулся к источнику звука, слишком любопытный, чтобы продолжать путь.

Вскоре расслышал я и звук сбивчивого дыхания. Кто-то убегал от меня? Или пытался спрятаться в темноте? Но тогда ему следовало бы сдержаться и не выдыхать так часто. Или, напротив, так он заманивал меня к себе?

Насторожившись, я замер, сдержав дыхание. Стал ли я невидимым при этом?

— Эй, странник, я всё равно могу почуять тебя, моё обоняние превосходит твоё в сотни раз, — и снова раздался тот же смех, уже ничем и никак не сдерживаемый. — Уверен ли ты, что нужно приближаться?

— Похоже, что ты меня боишься, — отметил я, расслабляясь.

— Зачем бы мне бояться того, кто слеп?

— Здесь мы все слепы, — усмехнулся я.

— Но я тебя чую.

— А я тебя — слышу.

Существо задумалось.

— Может, мы и равны, — признало оно. Почему-то мне показалось, что именно слух у него не очень острый. Однако проверять я б не стал. Сердце настойчиво тянуло меня дальше, потому я больше не стал задерживаться. Стоило мне сделать пару шагов, как послышался лёгкий шелест позади и справа. Кто-то решил следовать за мной.

Я ускорил шаг. Пустошь вокруг не казалась мне страшной, а вот поиграть с существом было любопытно. Побежит ли оно быстрее? Может, оно знает о чём-то в этом мире, чего мне постичь не дано?

— Странник! — скоро прозвучал голос позади. — Там ждёт тебя провал, ты упадёшь и разобьёшься.

— Вовсе нет, — отозвался я. Откуда во мне была такая уверенность, я не задумывался.

— Ты же не видишь!

— Но чувствую.

— Он говорил, что в темноте вы совершенно беспомощны, — теперь в голосе звучала злость. — Он говорил, что я настигну, напугаю и наконец-то выпью твоей крови, странник.

— Что ж, попробуй, — посоветовал я.

— Издеваешься, у тебя сталь в ладони.

Шаманский нож на самом деле ещё не появился, но он несомненно был рядом. Как и всегда.

Между тем до двери оставалось несколько шагов. Я остановился снова.

— Так кто же говорил тебе, что со странниками просто справиться? — спросил я.

— Тот, кто забрал здешний свет с собой, тот, кто дал мне эту никчёмную жизнь вместо другой, — он заворочался на камнях очень близко, и я отступил к двери, так, чтобы можно было сразу же перешагнуть грань между мирами.

— И кто это? Имя, быть может? — уточнил я, ни на что не надеясь.

— Имя во мне, потому что оно моё, — откликнулось существо, и тут мне всё стало ясно.

— Что ж, творец тёмных миров, ищи другого странника, иную дверь или учись творить свет, — и я упал в дверь, зная, что меня подхватит ветер.

***

Я лежал в траве, в собственном саду. Занимался рассвет. Странный творец, изголодавшийся в своём пустом мире, кого-то мне напомнил. Уж не это ли существо тогда пробралось к нам? Не эта ли темнота?

Бумага всё ещё лежала у меня в кармане, но строк я больше прочитать не сумел, как не смог и открыть дверь в этот мир снова. Возможно, когда-нибудь я попаду туда опять, если творец всё же вспомнит, как дать миру солнце.

========== 141. Башня и огарок свечи ==========

Город встал из тумана, точно был нарисован углём на грубом холсте. Чёткие абрисы зданий, башен, крыш, и никаких цветов кроме белого и чёрного. Никаких полутонов.

В первое мгновение я удивился этому, моргнул, а потом вдруг различил множество иных оттенков, будто контур рисунка стал заполняться акварелью. Вот пролегла мягкая голубизна, а тут чуть отдало зеленцой, а в этом окошке расцвела капля алого.

Подходя ближе, я отыскивал всё больше полутонов, но всё же они казались приглушёнными и будто ненастоящими. Наверняка виноват в этом впечатлении был туман, молочное марево, обнимавшее меня со всех сторон, оно словно бы позволяло что-то рассмотреть, и в то же время скрадывало детали, превращая весь мир в картину, в холст.

Вскоре я достиг городских ворот. Они были распахнуты и так вросли в землю, что наверняка не закрывались уже очень долго. Улица, уводящая мимо пока что спящих домов, была совершенно пустынна. Никто не встретил меня, но я и не предполагал, что найду здесь хоть кого-то. Может быть, все спали, но скорее я сам был тут во сне. Жителям я показался бы призраком, порождением тумана, который развеялся бы тут же, стоило лишь вглядеться пристальнее.

Шёл я медленно, пока не представляя, зачем вообще тут оказался. Возможно, я слишком зациклился на этом самом «зачем», но мне отчего-то чудилось, что всё-таки есть некая причина. Вполне определённая, даже в таком полупризрачном мире.

Когда передо мной развернулась площадь, я увидел на другой её стороне башню. На таких следовало бы располагать городские часы, но эта стояла, обегаемая туманом, будто на самом деле являлась рифом, который осторожно ласкали морские волны.

Внутрь вела дверь, и она была распахнута. Ни одна другая дверь города не открывалась, приглашая меня войти. Только это раскрыла рот, вытянув язык ступенек. И я послушался, перепрыгнул сразу через две и ступил в небольшой сумрачный холл. Мои шаги сразу же подхватило эхо, утащило вверх, намекая на высоту, на множество узеньких ступенек, который собрались закружить мне голову.

Однако прежде я хотел осмотреться внизу. Я увидел окно на противоположной стороне и подошёл к нему. Тусклое стекло давно запылилось, в уголке висела паутина, где сиротливо висели несколько сухих коконов. Хозяин ловчей сети смотрел на меня из центра. Я не стал ему мешать.

Что ж, тут не было ничего интересного, и я направился к лестнице, металлической и гулкой, я уже чувствовал, как она задрожит под моими шагами, как запоёт, превращая всю башню в органную трубу. Но начать подниматься я не успел — дверь за моей спиной шумно захлопнулась.

Я обернулся.

Прижавшись к дверному полотну спиной, на меня с прищуром смотрел мальчишка. Он облизал обветренные губы, сдул прядки непослушной чёлки со лба и спросил:

— Что тебе тут надо?

Вот уж странно, но если он житель этого города, то как же он может видеть меня? А если странник, подобный мне, то у него не должно возникать таких вопросов. Или он сновидец?

— Странник, — подобрал я ответ.

Он сощурился, качнул головой, будто бы не веря.

— Тут не бывает странников.

— Отчего же?

— Ведь этот город пустой, его нет на картах… — он нахмурился. — Но, честно говоря, я не знаю, отчего так вышло. Что такое вообще странник?

Я всё же начал подниматься по лестнице, и она ответила мне гулом — радостным, звучащим с предвкушением. Слишком давно её не тревожили.

— Я брожу по снам и между мирами.

— Что такое сны? — он бросился за мной. Теперь стало совершенно ясно, что он — заблудившийся в ткани своего сновидения творец, некто, неосознающий своих сил, а потому особенно одинокий.