Но, как Нора Цюрик решила для себя, теперь это, пожалуй, не имело никакого значения.

Правда, ее несколько напрягало то, с какими эмоциями Нэр рассказывал эту историю. С такой злостью, даже ненавистью. Если бы ему было совсем насрать, он бы так не реагировал, да? Да, все это случилось уже много лет назад, но не Норе ли знать, как можно убиваться пять лет по одному мудаку просто так, ну потому что сердце решило, что ему не хватает приключений. Ей чертовски не нравилась мысль о том, что эта неизвестная ей женщина может как-то еще задевать Шеппарда. Что он может еще что-то к ней испытывать. Потому что с таким жаром... Он, конечно, на многие вещи реагировал, словно припадочный, но с такой самоотдачей...

Чем больше Нора об этом задумывалась, тем сильнее нахмуривалась.

- Ты после этого ударился в радикальный сексизм? – спросила она, чувствуя, как в голосе проскальзывает неудовольствие. Но Нэр, видимо, истолковал его по-своему.

- Скорее сначала я ушел с прежней работы к чертовой матери.

- И ударился в сексизм. И поломал собственное будущее. Ты же и раньше тянул на мага-теоретика весьма слабовато. Скорее, кажется, что ты какой-нибудь солдафон под прикрытием. Серьезно, Шеппард, мне кажется, что тебе место на поле боя, а не у котла.

- Женщина.

- То есть ты свалил с подходящей тебе работы, ударился в этот чертов сексизм, сломал все к херам... Шеппард, как тебя с твоей впечатлительностью вообще туда взяли?

В следующие несколько секунд на Нэра было страшно смотреть. Казалось, его лицо побагровело так, что дальше уже некуда, а сам он выглядел так, словно был готов взорваться. Он с силой сжал кулаки и смотрел на Нору так, словно был готов ее убить. В прямом смысле слова.

Нора уже смекнула, что зашла на очень-очень опасную территорию, но, в отличие от кого-нибудь другого, уходить она с нее не спешила, а наоборот, обосновалась там со всем кормфортом. Чем выбешивала Нэра априори.

- Эта моя впечатлительность, – наконец очень тяжело сказал Шеппард, – проявляется исключительно в отношении личной жизни и сказывается на ней же. На работе это никак, нахрен, не отражается.

- Что-то я ее не заметила по отношению ко мне.

- Цюрик, ты издеваешься? – сначала Нэр уточнил достаточно мирно.

- Странно, что ты сейчас не сказал, что я пытаюсь вывести тебя на эмоции. Но ты же наверняка это подумал, так? – Нора чувствовала, что начинает злиться. Да, он молчал. Но раньше он хотя бы прямо высказывал свои мысли. А теперь она могла только догадываться, что он думал относительно нее в своей голове. И ей это не нравилось. И всегда будет не нравится. Как и не нравится эта его баба.

Да, всего за несколько минут она сумела пропитаться к ней ненавистью не хуже, чем уже пылала у Шеппарда. На ту тварь он, значит, реагирует с такими вот живыми эмоциями, а для нее, Норы, чуть ли не год из себя клешнями тянул. Да и сейчас продолжает.

А Нэр вдруг мрачно расхохотался.

- Нора, ты вот в своем уме – ревновать меня к давно уже умершей женщине?

- А ты проверял? – процедила Нора Цюрик.

- Нет. Но уверен, что со своим образом жизни эта тварь уже давно сдохла и лежит в гробу. Цюрик, успокойся. Я насрал на нее лет через пять, как ты на своего молокососа.

- И поэтому на всю оставшуюся жизнь зарылся в эту свою херню, да?

- Да, Цюрик, она изрядно попортила мне впечатление обо всем женском роде. После этого я вообще ни разу ни в кого не влюблялся.

- Ты что, не трахался сорок лет? – выпучила глаза Нора, потому что этим своим заявлением Нэр разом вышиб у нее из головы все скользкие мыслишки относительно этой чертовой Эллы.

- Не глупи. Я сказал, что не влюблялся. Про хранение целибата я не говорил.

- Но отношений у тебя не было? – ошалело уточнила Нора.

- Нет. Но бабы были, – отрезал Нэр. – Тебе рассказать, как это происходило?

- Нет уж, спасибо, я представляю, – прошипела Нора, – ты явно на каждую их попытку потребовать от тебя проявления хоть капли уважения в их сторону тут же обвинял их в меркантильности и рассказывал, какие они твари. Я же права, Нэр? – судя по очень выразительному молчанию, права она была очень даже.

- В любом случае, Цюрик, это уже нахрен в далеком прошлом. Мне даже вспоминать это тошно. Сейчас меня интересуешь только ты, женщина. Успокойся и запомни уже наконец: я люблю тебя. Не ту дрянь, не левых баб, а те-бя. Просто усеки себе это где-нибудь, окей?

Этот ответ Нору Цюрик устроил более чем полностью.

И они снова замолчали, как это бывало с ними довольно часто. Просто внезапно разговор заходил в тупик и проще было резко прерваться, нежели пытаться выдавить из себя хоть слово.

Это была тяжелая, давящая тишина, но на самом деле Норе она приходилась очень по душе. Другим людям порой было тяжело ее понять... Но когда рядом с тобой такой же, как и ты, вы оба находитесь почти в подвешенном и раздраженном состоянии... Это дарит некое чувство единства.

На самом деле Нора не очень любила бесконечно светлых и радостных. Они казались какими-то слишком поверхностными и даже глупыми. Исключения, конечно, были – Ян, например, но темнота ее прельщала намного больше. Потому что в ней не нужно было притворяться. И все намерения были открыты. Темнота не пытается казаться лучше и чище, чем она есть, как это частенько делает свет.

Темнота – самая искренняя и правдивая.

- А вообще, Цюрик, – наконец прервал затянувшееся молчание Нэр. – Может, ты уже ко мне переедешь? В конце концов, раньше вы тут жили вдвоем с Лайтмером, а теперь за аренду платишь ты одна. Тебе же существенно дешевле будет. Все расходы на квартплату разделим пополам.

- Спасибо, конечно, за такое щедрое предложение, Шеппард, но снова тебя несет куда-то не туда. Уж больно ты разогнался. Еще недели не прошло даже после того, как мы сошлись. Один чертов день, Нэр. Вот если мы хотя бы месяц протянем спокойно и не поубиваем друг друга, не разосремся в край и не разойдемся в конечном итоге, то окей, я еще подумаю. Но не раньше.

...Свои вещи в его квартиру она перетащила на этой же неделе.

- Будешь мне впаривать, что мое место на кухне, потому что я баба, свалю в тот же день, – предупредила она Нэра. Они, разумеется, пособачились, потому что – как удивительно! – Шеппард даже и не думал ни на что такое указывать, а Нора была уверена в обратном.

Они даже умудрились несколько дней прожить относительно мирно, но в конце концов грянул очередной скандал. И какой. Ибо после того, как они сошлись, Нэр стал просто невероятно молчаливым по сравнению с прежней версией себя. Порой он несколько секунд думал, прежде чем что-то ответить, и вообще предпочитал не вступать в разговор.

Иногда Нору это радовало. Чаще – злило. Беспокоило. Напрягало. В конце концов все это вылилось в один сплошной ор. И Нэр выдал кое-что, уже очень Норе знакомое.

- Хватит меня нахрен провоцировать, женщина!!! – ревел он не хуже разъяренного быка, и стены в квартире чуть не сотрясались. – Если ты думаешь, что это, нахер, очень легко, то ты ошибаешься! Я не перестроюсь тебе за один день, можешь ты в конце концов это понять или нет?!! Естественно, мне потребуется на это время!

Нора Цюрик в ответ высказала ему тоже много всего хорошего.

Но на самом деле в словах Нэра Шеппарда содержался очень маленький процент правды. Иногда она и правда специально выводила его из себя. Потому что боялась, что этот хероносец чертов снова сорвется. И то, что он продолжал держаться, одновременно радовало ее и пугало. Поэтому Нора Цюрик порой выбешивала его так, чтобы его терпение наконец лопнуло. И он вылил из себя тот ушат дерьма, который наверняка еще хранился в его голове. Она понимала, что однажды может здорово нарваться, но остановиться не могла.

Да, в основном, конечно, провокаций с ее стороны не было – такие люди, как Нэр Шеппард, вообще часто уверены, что во всем виноваты не они, а другие люди. Что это жертва, например, спровоцировала насильника. Пример, конечно, такой себе, но Нора знала этот постулат, продвигаемый некоторыми слоями общества. И раньше Нэр Шеппард очень старался к таким слоям принадлежать.