– Не верь глазам своим, цезарь. Вернее, глазам верь – не верь фокусникам с их трюками. Присмотрись внимательней! Бык рыжий! Глянь, в трёх местах мел уже чуть-чуть облупился: на лопатке, костреце и голяшке. Видишь? Бык крашеный, его натёрли белым мелом!

Глаза Галерия округлились от шока, трепета и гнева, багрянец готов был пробиться наружу римским бунтом, бессмысленным и беспощадным.

– Но это ещё не всё, цезарь! Вернее, не самое страшное, – продолжил ходить по лезвию свеженаточенного ножа Кондорий.

– А что самое? – вдруг резко успокоился цезарь.

– Раньше за быка, даруемого Юпитеру, всех незнаек и мошенников наказали бы как кощунников, ибо это большой и непоправимый грех!

– Что тут не так?

– Юпитеру следует посвящать вола! Но теперь все делают вид, что это забыли, и довольствуются тем, что послал какой-нибудь новоявленный варварский Бог – белыми быками. И даже рыжими. Модернисты! – так мягко и ненавязчиво Кондорий напомнил цезарю, что многобожная Римская держава, расширяясь, вбирала в себя, признавала и адаптировала под свои нужды Богов поверженных государств: чужие Божества тоже становились ромейскими Богами.

В этот момент гаруспик, соблюдая правила обряда и приличий, воскликнул:

– Юпитер не принимает жертву! Она нечиста, а результаты неблагоприятны! Начинаем всё сначала! Никому не расходиться! Всем ждать у моря погоды!

Море смеялось, ибо его тут рядом не стояло.

Около десятка истинно верующих, получив сигнал, дешифровав его и поняв, что конца священнодействия они не дождутся, а если и дождутся, то мяса им всё равно не светит, тихой сапой улизнули, расползшись по домам хлопотать по запущенным хозяйствам.

Обряд повторялся три раза подряд. Условия, как назло, продолжали быть неблагоприятными, и толпа благоверных прихожан перед алтарём постепенно редела. Похоже, гаруспик, чтобы не делиться мясом, именно этого настойчиво и добивался, рассчитывая, что на следующий день голодные, но свободные насытятся хлебом и зрелищами из державной казны, а не из храмовой.

Когда гаруспик в очередной раз пафосно воскликнул: «Юпитер не принимает жертву! Начинаем всё сначала!» – выяснилось, что даже крашеных быков в резервном фонде святилища больше нет: разобрали по другим обрядам (о недостачах предпочли не упоминать).

– Всех рыжих и разноцветных уже пустили в дело, они так часто не рождаются, как ими жертвуют! Кушать-то все хотят! А неприкосновенный запас волов и быков принадлежит самому Диоклетиану! Все они приписаны к главному Храму Юпитера в Никомедии, Кафедральному! – шепнул Кондорий Галерию: – Там сейчас тоже идёт служба. С самим августом!

– Почему ты знаешь, а я – нет?

– Я пообщался с Богами, они мне намекнули, пошептав.

– А это тогда какой Храм Юпитеру, если не главный?

– Вспомогательный! Храм Храму – в помощь!

Священный обряд тем временем продолжался. Привели какое-то белое животное как равноценную замену рыжему быку, который в свою очередь был равноценной заменой белому быку, который в свою очередь был равноценной заменой белому волу.

«Живые товары-субституты», – подумал цезарь, осознавая, что это не его мысли.

Жрец-понтифик, гаруспик и другие жрецы не протестовали: древняя процедура, согласно регламенту, соблюдалась безукоризненно, в мельчайших деталях, которых всё равно никто из них не ведал.

– Я так понял, что ты всё знаешь, жрец. Скажи мне, что это за чудо-юдо? Вроде коза, а будто бы и не коза, а мини-бык! – снова обратился Галерий к Кондорию: – Что за скотинка?

– Это коза, но загримирована под быка! Козобык!

– Козобык тоже крашеный? Или моё зрение снова меня подводит? – всё так же шёпотом продолжал консультироваться цезарь у Кондория.

– Коза естественно белая от природы. В смысле цвета у ней преимущество перед рыжими быками. Но только в смысле цвета!

– Litatum! – воскликнул гаруспик, лезвием ножа вскрывая тушку несчастного животного, что наконец-то означало оглашение успеха в почти безнадёжном деле.

– Litatum! – подхватили оставшиеся горстки прихожан. – Условия благоприятны!!! Пора обедать!!! Есть в жизни счастье!

В пламя огня полетели жертвенные лепешки, напечённые намедни тёплыми трудолюбивыми руками римских женщин.

– А что это за девочки и мальчики всё время вокруг алтаря толкутся? – с новым интересом спросил Галерий у Кондория.

– Это камиллы, они прислуживают при совершении обрядов, – ответил жрец, запечатлев свой нежно-недовольный взгляд на юной камилле, которая тайком засовывала кусочки свежей лепешки себе в рот.

– То, что прислуживают, вижу. Просто никогда не задумывался, как они называются. А почему их так называют?

– От слова «космос». Космос – не только Вселенная, но и красота, украшение стола!

– Они съедобны?

– Лепёшки – да, камиллы – пожалуй, нет, хотя это дела вкуса, на который вместе с цветом товарища нет. Но есть и другая интерпретация этимологии, однако она вам может не понравиться, цезарь.

– Говори!

– От имени Кадмил.

– А что за Кадмил?

– У нас в Риме он стал Меркурием-Гермесом. А вообще пелазго-тирренский Бог. А может, и не Бог, кто ж это знает теперь, в стародавние времена дело было, даже я не помню. Но мысль крутится, что гусь свинье не товарищ!

– А вон те две девушки-камиллки уж очень хороши! – не удержался от богохульства Галерий и сладко причмокнул. Два раза.

– Они ещё не девушки, а девочки. Это мои внучки, они в будущем пойдут по стопам своего деда, станут жрицами, останутся девственницами! Хочу, чтобы они служили Богине Весте! – напрягся Кондорий, мысленно предлагая одной из внучек поскорей дожевать и проглотить кусок хлебобулочного изделия.

Ну, если жрицами, то подожду немного! Эти в девках не засидятся. Подрастут!

«Потерпи, не торопись окраситься в пурпур, – мысленно согласился жрец. – А потом, глядишь, и мой старший сын сможет стать тестем младшего тетрарха».

– Да ты не нервничай, жрец! Не внучка виновата в том, что ты её с утра не покормил. Теперь пусть насытится ребёнок, раз случай представился! – вдруг произнёс внимательный к деталям Галерий.

– Не хлебом единым… – сглотнув слюну, тихо повинился застигнутый врасплох жрец.

Достоверно зная о существовании ещё одной прихрамовой белой козы, Кондорий решил использовать свой звёздный час и словить синюю птицу счастья: между ним и цезарем пробежала химическая то ли волна, то ли рябь доверия.

«Я это сделать должен, в этом судьба моя! Если не я, то кто же? Кто же, если не я?» – подумал жрец, порешив не пропасть, но стать западнославянским паном будущего.

– Обряд неточен! Упустили важный компонент! Надо начать с алтаря! – неожиданно для всех, включая Галерия, закричал он во всю мощь. – Среди нас вместе со своими легионерами присутствует величайший цезарь, сын и зять великого августа Диоклетиана. Пусть его воинов тут немного, всего пара десятков, но они есть среди нас! Согласно обряду, надо выставить перед Храмом идол Бога нашего Юпитера, закопать старый алтарь и установить новый! Ежегодно так велит нам делать наш древнеримский миф! Вернёмся к истокам!

– У нас здесь разве плац? И сегодня не третье января! – задрожав то ли от негодования, то ли от страха, попытался возразить жрец-понтифик, словно почувствовав, что сакральная власть над душами убогих утекает у него из рук и перехватывается иногородним узурпатором.

– Командуй тут парадом! Пусть будет третье января! – ожидаемо кивнул Кондорию Галерий. – А что это за день такой особенный?

– День всеобщего жертвоприношения Юпитеру и ежегодного принесения присяги императору для усиления её прошлогоднего действия! – как на духу ответил жрец-протестувальник и борец за древние традиции.

– Тогда пусть сегодня будет третье января! – подтвердил своё распоряжение Галерий. – На апрельские подснежники для императрицы я претендовать не буду!

Кондорий выстроил всех имеющихся в наличии и не успевших попрятаться женщин, велел им распустить волосы, принести из Храма и раздать всем лавровые венки: