Серия «Император Галерий»

Айдас Сабаляускас

Из грязи в князи

Мальчишки и девчонки! А также их родители!

В весёлую историю вчитаться не хотите ли?

роман-фантазия

роман-стёб

роман-сатира

роман-сарказм

роман-ирония

роман-шутка

Традиционно и соблюдая правила хорошего тона, принято высказывать признательность друзьям и непричастным за неоценимую помощь, оказанную в подготовке данной книги.

Мои благодарности за личные консультации всем великим мира сего: Гераклиту, Гомеру, Апулею, Овидию, Цицерону, Руставели, Аммиану Марцеллину, Кабиру, Бианту, Чосеру, Шекспиру, Кальдерону, Шамраю, Сервантесу, Смиту, Джону Актону, Нагорскому, Гёльдерлину, Монтескьё, Гёте, Метерлинку, Стивенсону, Дюма, Крылову-баснописцу, Пушкину, Лермонтову, Гоголю, Моголю, Грибоедову, Тургеневу, Салтыкову-Щедрину, Чернышевскому, Андерсену-сказочнику, Диккенсу, Некрасову, Толстому, Франсу, Чехову, Горькому, Есенину, Блоку, Маяковскому, Пастернаку, Булгакову, Ильфу и Петрову, Лецу, Кэрроллу, Тагору, Михаю Себастиану, Раневской, Берулаве, Цветаевой, Барто, Маршаку, Когану, Чуковскому, Мичурину, Апдайку, Шварцу, Ахмадулиной, Фуллеру, Волохонскому, кинорежиссёру Гайдаю, Окуджаве, Бродскому, Высоцкому, Евтушенко, Токареву, Михалкову-отцу, Цою, Земфире, Щербе, Банникову-историку, польскому историку Кравчуку, Бутрину, Шебаршину (из КГБ), Черномырдину, Малеру, Харанаули, Джону Аллену, Олегу Тихомирову, Ваенге, режиссёрам и сценаристам советских фильмов, поэтам-песенникам и висельникам, и разным прочим шведам. И ещё многим и многим, кого помнил, но случайно забыл.

Это всё мои друзья до гроба, пусть не грустят и не обижаются.

Все персонажи и события, описанные в книге,

являются полным художественным вымыслом.

Любые совпадения с реальными людьми и событиями,

если кто-то их и обнаружит,

носят исключительно случайный характер:

ни в коем случае не надо воспринимать на свой счёт или на счёт соседа.

Галерий: начало всех начал

«Жалкая страсть человека – подобна собаке цепной:

Крик её – лай непристойный, докучий, без всякого толка!

Лисья таится в ней хитрость… Даёт она мнимый покой.

Зайца обманчивый сон… Сочетались, слились в ней одной

Бешенство лютого тигра и жадность голодного волка!..»

Омар Хайям. Рубайят

Всё детство Галерий провёл в сельской пасторали римской провинции Иллирия, в окрестностях скудолюдной Сердики, пася домашний скот, отчего спустя кучу времени и получил кличку Арментарий – «скотовод, пастух, селюк-хуторянин, рогуль». Самые смелые и отважные не боялись даже слова «быдло», но не вслух, а если и вслух, то только по ночам шевелением губ, предварительно спрятавшись с головой под двойным шумонепроницаемым одеялом.

Мальчонкой и подростком Галерий вприпрыжку скакал по полям вместе с Фавном-Паном, не видимым мирскому человечьему глазу Богом пастбищ, дающим приплод скотинке, и, мечтая о битвах с победами в конце, внимал его мистическим и не слышным уху прорицаниям. Ничего не понимая из божественных шепотков, несмотря на возраст, Галерий упивался воздушным, разлитым в атмосфере счастьем и сливался с женственностью Реи-Кибелы, римской Богини плодородия и супруги грозного Сатурна-Крона, вечно на кого-то сердитого за свой утраченный на Олимпе статус владыки всего сущего.

– Не верь злым языкам, что я сын Пика, Бога предсказаний, полей и лесов, авгура с жезлом, что тусуется в роще у Авентинского холма. Пик не герой ни моего, ни твоего романа. Отец мой Бог Марс, но я не люблю войн и смертоубийств, я сибарит, хотя не чураюсь игрищ и состязаний на боевых колесницах, – с милой улыбкой голосовыми связками шелестел Фавн-Пан, зажигая детское воображение мельтешением мозаики из радужных камешков Богини Ириды, перекидываемых с одного полушария пастушьего мозга в другое, отчего они тут же меняли окрас: больше всего Галерию нравился жарящий багрянцем пурпур, а пурпуром багрянец, особенно ночью, когда им окрашивался месяц. Фавн, как праздник, всегда был рядом и не отставал от чистого листа пергамена, подобного бумаге, вписывая в него начало всех начал, ведь в начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог: «Я добрый дух природы, мирное Божество, я живу везде и, как бездомный бомж, нигде: в лесных чащах и пещерах, на опушках лужаек, у озёр и родников, в каждой молекуле и в каждом атоме живой и неживой природы. Заметь, что неживая природа вовсе не означает, что она мёртвая. Меня все знают, лишь единицы слышат, отчего почему-то испытывают панический страх, ужас, но никто не видит. То я ненастный вихрь, то лёгкий ветер. Я не опрокидываю пудру у зеркала и не трогаю лютню. Не путай меня с ханьскими духами, с отеческим Сильваном и с иными добрыми и злыми демонами, посконными и иноземными. Я люблю нимф, теперь уже много нимф, хороших и разных, они рожают мне потомство, пацанов-наследников, одного за другим. И девочек-наследниц тоже. Мне без разницы, кто по гендеру у меня дети. Но наследства у меня нет, мне нечего им передать, кроме вот этих малахитовых широт и далей, водных разноцветных гладей и рябей. Я буду журчать тебе в ухо на свирели-дудочке, пока ты не покинешь мою сказку и райские места Иллирии. Ты непременно их бросишь, как только повзрослеешь, безо всякой жалости, ибо ты не усидчив, у тебя шило в нужном месте, я это знаю, и ты верь мне, ибо я – Бог! Погляди-ка на мой музыкальный инструмент, это же просто чудо-юдо, хоть и рукотворное. Его изобрёл мой собрат Меркурий-Гермес и подарил мне на день рождения. Ну, вот ты молчишь и даже не смеешь мне возразить, дурачок. А ведь всё было вовсе не так, а иначе. Свирель собственными руками соорудила Богиня Минерва-Афина, но сама не поняла значения своего изобретения и выбросила за ненадобностью в канаву. Инструмент подобрал козлоногий демон плодородия, сатир Марсий, отточил своё мастерство и вызвал на музыкальный ринг самого Аполлона! Марсий выиграл бой, а может, и проиграл. Не это главное, ведь в состязании всегда побеждает дружба. Но Аполлон не оценил протянутую руку, подвесил соперника на сосне и содрал с него кожу. Ну, вот ты опять молчишь и не споришь со мной. Почему? Не хватает знаний или отваги возразить? Ведь всё было иначе! Когда я был совсем юным романтиком и у меня ещё не было бессчётного множества нимф, я гнался за одной из них, самой прекрасной на свете. По крайней мере, мне так казалось, ибо это была моя первая любовь, неподдельная и самая искренняя. Не скажу, как её звать, пусть до поры до времени это будет моей маленькой скромной тайной. Нимфа спряталась в реке, умолив родителей превратить её в камыши, у неё самой от волнения чары рассеялись и колдовства не получалось, отказали тормоза. Её предки, особенно отец, не сразу уступили мольбам дочери, ибо давно мечтали иметь зятем такого славного, статного и весёлого парня, Бога-красавца, как я. Но, видимо, она очень уж меня боялась и упрашивала более, чем страстно. Я же по глупости возраста не смог отыскать свою первую романтическую любовь и с горя и от отчаяния срезал все камыши, связал из них свирель-дудочку – духовные скрепы мне были в помощь! – и по наитию научился играть грустные мелодии, изливая в них всю свою печаль-тоску. Колдовство стало вечным, замонолитилось, и даже всемогущий громовержец Юпитер не сможет снять родительские чары. Папа и мама пугливой нимфы до сего дня пребывают в горести от того, что у них нет зятя Фавна. Но с тех пор моя любимая всегда со мной, мне открылись все тайны камыша как бытия и как свободы духа. Времени прошло много, нет ничего вечного, в том числе и грусти-печали, теперь я наигрываю уже весёлые мотивчики. Я не обманываю, я лишь лукавый по жизни».