– Разве ты не свят, жрец, и тебе есть, в чём каяться? – призадумался Галерий. – Впрочем, передо мной не только можно, но и нужно! Валяй! Заодно сам пойму, не ошибся ли я в своём скоротечном выборе.

– На все сто святы только вы, о цезарь, плюс Диоклетиан и двое других царей Рима! А я вот сейчас сниму с себя груз умолчания и тоже стану свят, каким был до вчерашнего вечера! Хочу вернуться во вчерашнее прекрасное. Перед своим повелителем я должен быть чист, аки стёклышко, чтобы начать нашу новую совместную жизнь и общее движение вперёд без всяких недомолвок!

– Тогда кайся! Чего медлишь? Я давно разрешил.

– Нельзя было приносить в жертву Юпитеру белую козу! То есть белую можно и нужно! Белый цвет, как экспериментально, методом проб и ошибок установили наши предки, к лицу верховным Божествам, а тёмный и даже чёрный – подземным и морским: Плутону, Посейдону, их служителям и сожительницам! А вот козу Юпитеру – ни в коем разе! Это кощунство! Ну, совсем в крайнем случае пожертвовали бы козла! Всё свершившееся сегодня пред святилищем – это оскорбление чувств верующих, знатоков и тонких ценителей прекрасного! Моя душа пылала негодованием всеми своими фибрами, и даже фиброчки взбунтовались, когда я видел эти извращения пред Храмом брата нашего Юпитера! На кого замахнулись, нечестивцы! Чуть ли не на Шекспира! Единственная радость от циркового представления этих фокусников – хорошо и плотно покушали в Храме, давно у меня такого не было, и вот опять! Эва, вот я и покаялся, облегчил душу, словно камень с неё упал, уф! Чего ещё изволите такого, что бы я вам поведал и в чём бы покаялся?

– Я перестаю тебя понимать, жрец. Быка Юпитеру – плохо, но почему хорошо козла, если нужен вол? цезарь не успевал осмысливать поток метафизического сознания Кондория, искрящегося искренностью, глубоким знанием предмета и многодушием.

– Козла тоже нельзя, но козёл лучше козы, ибо он не даёт молока! Мужчинам Божественного Пантеона положено жертвовать только самцов, самок – лишь Богиням. Логично же: Богу – Богово, а Богине – Богинево! Так порешили наши пращуры! Предки не пальцем были сделаны! Впрочем, они все разные: и те, и другие отдаются то силой, то лаской, и Боги, и козлы с козами, каждому не угодишь.

– А Марсу что по посконному регламенту положено? – вернулся цезарь к своей рубашке, которая оказалась ближе к телу.

– Молиться, молиться и молиться, как завещал великий… эээ… Ленин! Вернее, будет завещать. Впрочем, и завещал тоже, ведь Ленин жил, жив и будет жить…

– А кто такой Ленин?

– Дед. Дедушка. Всеобщий. Милый и с доброй улыбкой. Он тоже, как и Марс, Бог войны, гражданской и во всемирном масштабе. Священным животным для Марса, безусловно, является бык, как и в нынешние времена для Юпитера. Но теперь уже в священные к Марсу записались и конь, и волк, и дятел. Раз уж так есть сейчас, то пусть и останется во веки веков, не будем порушать то, что тоже установили наши предки, пусть и недавние, а то не ровён час, тетрархия рухнет, чего мы, истинные патриоты и либералы Рима, допустить не имеем права. Тетрархии ведь тоже прежде не было, а теперь милостью Диоклетиана возьми да и есть! И Марс нынче не только Бог войны, но ещё и весны, рощ, полей и огородов, как Фавн. Поэтому его любят хуторяне и прочие земледельцы. Надо зацементировать текущее, но бороться с ним бескомпромиссно, чтобы восстановить грядущее! – Кондорий как будто чем-то льстил цезарю. – Надо возрождать село и сельское хозяйство! Село поставляет державе воинов и жрецов! Я за всё хорошее и против всего плохого!

В голове Галерия, словно из дымки, из миража, из ничего, из сумасбродства одного заиграла ностальгическая музыка далёкого детства, в котором они вместе с Фавном прыгали и резвились на пасторальных лужайках и в котором даже свершали винные и безвинные возлияния. Юнона присоединилась к Фавну, как прежде, по-доброму взглянула свыше и погладила Галерия по макушке. Марс вдруг стал сливаться с Фавном воедино, при этом даже не протестовал. «Может, это и есть один и тот же Бог, просто с противоречивой сущностью?» – гульнула мысль в голове цезаря.

– Но всё остальное, если оно никого не задевает и не обижает, надо непременно восстановить в своей первозданной исконной посконности, как наши пращуры завещали! – продолжил Кондорий то ли читать лекцию своему непутёвому ученику, то ли увещевать Его Величество. – А если кого-то задевает или обижает, но кто единица с голосом тоньше писка, то их – под нож. И никто не заметит, даже если всплакнёт о грядущих бальзаковских утраченных иллюзиях.

– Жрец, если не врёшь своему цезарю, то ты спец в своём деле! Я люблю и уважаю посконных профессионалов. У меня нет желания раздувать бюрократические штаты чиновников, ибо я почитаю воинов, а не гражданских чинуш. Но без мудрых жрецов-экспертов, не носящих оружия и погон, мне всё равно не обойтись. Будешь моим главным и единственным советником по жертвоприношениям, ну, и вообще по вопросам отеческих культов?! – то ли спросил, то ли приказал Галерий, машинально придавив до жидкостной массы какого-то случайно и неизвестно откуда выползшего на свет Божий сельского червячка. – Быстрее отвечай! Будешь?

– Вы сделали такое предложение, о цезарь, от которого почём зря не отказываются! – покорно согласился Кондорий, засияв от безудержного счастья. – Я готов посвятить свою жизнь родному отечеству, пожертвовав личной. Я патриот, но, если надо, могу быть и либералом. Чего изволите?

– В вопросах веры буду прислушиваться только к тебе! Впрочем, стоп, совсем уж не наглей! Будешь на втором месте после моей матушки дакийской жрицы Ромулы!

– О великий тетрарх! Я согласен служить тебе верой и правдой, словом и делом и даже без тройной ставки с оплатой чистым золотом! Я всегда рад служить, а не прислуживаться. Вы тайную службу «Слово и дело» уже олегитимировали? Они меня не зацепят своими щупальцами и не отправят в подвалы? – жрец пал ниц и с чувством собственного достоинства и вдохновенно поцеловав сандалию-лабутен Галерия (до восхитительных штанов не дотянулся). – Ваши штаны не просто восхитительны, но я бы не побоялся этого слова – ослепительны! Они сияют, как солнце, и ярче солнца не в пример сердцу в гнилом зеве болота.

– Юпитера мы почествовали, пожертвовали ему быков и коз, времени до вечера ещё вагон и маленькая тележка, успеем отдать дань уважения великому Богу войны! А то завтра планирую проаудировать оружейные мастерские, будет не до святых кумирен Марса. За полдня я многому научился у тебя, сделаем всё по-древнему, как наши деды завещали, – объявил Галерий. – Не бойся «Слова и дела», ребята оттуда тебя, конечно, просветят насквозь, но всё в руцех Божиих!

– Цезарь собрался в поход? – уточнил Кондорий.

– Я всегда готов к походам! Они – сестра моя – жизнь моя! Иль ты приснилась мне? Словно я весенней гулкой ранью проскакал на розовом коне.

– Неужели на розовом?

– Ну, не в голубом же мундире! – вскинулся восточный цезарь.

– Вы правы, величайший цезарь! Народ испокон веков предан и покорен своим императорам! Но голубые, а лучше малиновые и краповые береты всегда нужно держать сухими, наготове и с отглаженными стрелками, чтобы людишки не расшалились. Я понимаю, что слово всегда нужно доказывать делом. Поэтому следует немедля почтить своим присутствием Храм Марса! Значит, с места – в карьер! Вот то магическое и сакральное место, где на стене висят священные щиты и копьё Бога войны. Правда, это не в Никомедии, а в самом Риме. В Риме как городе, а не в Риме как державе. Иначе Боги Павор, Паллор, Виртус и Хонос, всегда сопровождающие Марса в сражении, могут никогда не проснуться. Супруга Бога войны Нериена тоже всегда обязана быть при муже, она сильная женщина, её тоже придётся будить от спячки, принося Марсу дары – она знатная засоня, спящая красавица. Но жертвоприношения должны пройти на Марсовом поле, оно тоже в Риме-городе. Тогда всё будет истинно по-нашему, по-посконному! Но сейчас и этот обряд испоганен реформами! – не унимался Кондорий.