— Нет, — в порыве мальчик прижал ладонь к лицу расма, аккурат прикрыв его уже было шевельнувшиеся губы. Из-за таких, как он, слабых физически мальчиков до сих возводят в энареи, не давая им ни шанса проявить себя в каком-либо ином ремесле. От них отказываются родители, передавая на попечение варзам. Они не могут иметь собственных детей, предостерегаемые не сеять своё слабое семя. Это сейчас энареи не оскопляли, а раньше это было повсеместной практикой. Холёные, словно комнатные растения, не могут защитить дорогих им людей. Из-за таких, как он, у ардов до сих пор есть слабое место.
Как-то разом с пониманием собственного незавидного положения перед мысленным взором Неясми предстал тай Ждан. Этот старик словно олицетворял тот стержень, с которым были связаны всё ещё соблюдающиеся в племени традиции, с которыми он всё это время мирился, но согласен уж никак не был. Пусть только и этому старику, но он докажет, что энареи — такие же полноценные члены племени, как варзы или женщины.
— Сейчас нам нужно вернуться назад, — быстро зашептал мальчик, чувствуя, как к щекам приливает краска: до этого момента он ещё ни разу не прикасался к постороннему варзу. — К тому повороту, что ведёт влево.
— Мы там уже были, — отняв от своего лица тонкую ладошку, хмуро отметил Занс, — и уже раз повернули обратно.
— Были и повернули, — согласно кивнул Неясми, черпая свою решимость из твёрдой уверенности в том, что в этот раз он не ошибается, — но не туда. Не назад, а вправо. Я ручаюсь, что выход там.
— Вот поэтому я и не беру под опеку энареи. Одна морока, — проворчал Занс, отползая от мальчишки. — Возвращаемся!
Варзы приглушённо заворчали, но цепочка всё же медленно начала двигаться в обратном направлении. Никто не верил в мальчишку. Большинство просто последовало за вождём. А вот Занс верил, не понаслышке зная, какой силы дух в своих адептах, да и, похоже, в энареи способен воспитать Арес, сын Сагара.
Неясми залился краской пуще прежнего, благодаря влажную тьму за то, что она скрывает его неуместный, предательский румянец. Был бы сейчас рядом Нави, он бы обязательно бросил в его сторону какую-нибудь колкость по этому поводу. Но Нави рядом не было. Физически не было, но их братский дух всё ещё пульсировал в его мальчишеской груди неудержимым пламенем. Теперь один за двоих.
Всё у них получилось. Неясми не чувствовал, что ладони и коленки уже изодраны об искрошившийся со временем камень. Пытался не обращать внимания на то, что происходило там, за ним, во тьме, где над головами могучих варзов всё сужалась и сужалась и без того тесная терма. За его спиной был только Занс: расм, который, не относясь к нему как к чему-то хрупкому и слабому, с лёгкостью, чтобы в голову не лезли дурные мысли, отвесил бы ему по заднице смачный шлепок.
— Стойте, — прошептал Неясми, опять краснея из-за постыдности собственных мыслей. — Это ловушка.
— Почём знаешь? — Занс снова подался вперёд, теперь-то, из-за узости термы, буквально придавливая тело энареи своим к её днищу.
— Решётка не задвинута, — пропыхтел мальчик, чувствуя себя жутко неудобно из-за тяжести тела и жара близости мужчины. — Если Нави выбрался бы из укрытия, он бы точно поставил её на место, дабы не выдать этот ход. Нас ждут и дают нам это понять.
— Умная у тебя голова, маленький энареи, — Занс, изловчившись, всё-таки потрепал мальчишку по волосам. — Как варза, прямо зависть берёт.
Неясми задохнулся тем язвительным комментарием, который хотел отвесить в сторону наглого расма. Занс всего лишь пытался отвлечь его от неминуемого, отшучиваясь, но мальчику, как энареи, было на грани крайнего смущения очень приятно услышать такие слова в свой адрес.
— Оружие наготове, вождь, — Арес шёл сразу за ними и именно он должен был отдавать приказы всему отряду, однако Занс снова своевольничал, понимая, что сай вряд ли слышал сдавленный шёпот мальчика, хотя и не сомневался в том, что сын Сагара уже догадался о засаде.
— Не забудь то, о чём я тебе говорил, маленький энареи, — шепнул, даже улыбнувшись, Занс, кое-как, но всё-таки перебираясь через худощавого мальца. Первый удар он, как истинный воин, собирался принять на себя.
— Да помню я, — успел буркнуть Неясми прежде, чем всё завертелось, словно в канители снежной бури.
Он поступил так, как и сказал ему расм. Шустро выбрался наружу и, не выпрямляясь, откатился в сторону, дабы не задерживать других воинов. Всё это мальчик проделал с зажмуренными глазами: во-первых, после тьмы термы яркий свет больно резал глаза, во-вторых, было просто страшно. Особенно за синеглазого расма, клинок которого скрестился с вражеским ещё до того, как воин успел подняться с колен.
Неясми вжался в стену, обхватив согнутые ноги руками и пригнув голову. Вокруг бряцало и звенело — это ардская сталь противостояла ромейской. Боевой клич, который подхватили могучие голоса, точно издал вождь, и им ответил рёв на ромейском: «Во славу кардинала!»
Сколько же их здесь? Судя по тому, что мальчику удалось услышать, всего в караресе было не более трёх десятков паладинов, но это же паладины, среди которых один воин по силе был равен пяти имперским ратникам. Его соплеменники сейчас сражались с врагом, проливая свою кровь, так мог ли он, пусть и всего лишь энареи, отсиживаться в уголке, прячась за широкие спины варзов?
Босых стоп коснулось что-то омерзительно тёплое. Неясми сперва вскинул голову, широко распахнув глаза, и только потом поджал пальцы на ногах, почувствовав, что под ними что-то влажно хлюпнуло.
Мальчик закричал, но его крик утонул в шуме разыгравшегося сражения. Прямо у его ног растекалась лужа крови. Вражеской, ведь тело ромея с рассечённой грудиной лежало на расстоянии вытянутой руки.
Неясми смотрел в распахнутые неподвижные глаза врага и не дышал, чувствуя, как комок гадливой тошноты подкатывает к горлу. Нет, он не может здесь оставаться. Не может вынести этого зрелища, когда человеческая кисть, всё ещё сжимающая клинок, шмякается в не так давно до скрипа выдраенную им ванную.
Задыхаясь раскалённым воздухом, скользя по залитому кровью полу, Неясми пополз вперёд. Забыв обо всём, в том числе и о предупреждении Занса, он просто хотел сбежать с места побоища, лишь чудом проскальзывая между ног и под клинками сражающихся мужчин.
Арды теснили ромеев. Ценой потерь, но всё же теснили. Зелёный плащ рыжеволосой женщины своим краем мазнул Неясми по лицу, и мальчик снова прильнул к стене, оглядевшись. Он был уже в спальне — развороченной, где некогда брачное ложе вождя и его эори было забрызгано кровью. Война далеко не так благородна, как о том поётся в хвалебных песнях о бессмертных героях. Она — низменна, подобна животному, которое никогда не насытится подношаемой ему кровью и плотью.
Дрожащей ладонью, ища опору, мальчик наткнулся на холодный предмет. Повернув голову, даже залюбовался на миг, сжав тонкими пальцами искусную рукоятку.
Это был инстинкт, хотя Неясми готов был поклясться, что в тот момент кто-то до боли знакомым голосом окликнул его. Сперва мальчик выбросил руку вперёд и откатился в сторону и только после вскинул полный ужаса взгляд.
Подобранный стилет так и остался в его руке. С его острия капала кровь, а огромный ромей, который, кажется, даже не почувствовал раны, словно та была комариным укусом, уже заносил свой меч над его беззащитной головой. Неясми просто сжался в комочек и зажмурился.
Говорят, что в чертогах многоликих людские души просто блуждают, не осознавая себя и не помня своего прошлого. Даже не узнавая тех, кто был им дорог при жизни, хотя они всё это бесконечное время могут бродить рядом. Может, так оно и было, в тех чертогах, однако Неясми не собирался забывать. Если сегодня ему суждено переступить порог семимирья, брата он в нём отыщет обязательно.
Воздух свистнул, словно сломленный настойчивым порывом ветра, и на лицо мальчика снова брызнуло что-то настолько горячее, что, казалось, проедало кожу до самых костей.
Неясми распахнул глаза, охнув. Расм… Этот сколот прижимал его к своей груди, подставив под удар собственное плечо. Сокрушительной силы удар, который вполне мог лишить воина руки. Неясми предпочёл смотреть в синие глаза, а не на ту ужасную рану, кровь из которой сейчас обагривала их обоих.
