— Ты? — на этот раз Рэй отступил на шаг, чуть подрагивая то ли от волнения, то ли от негодования. Интуитивно он уже догадывался, что сейчас скажет Таис. — Доверенный императора? Добровольная жертва?

— Что-то вроде того, — уклончиво ответил Босфорца, чуть скривившись в ответ на столь резанувшее его слух «жертва». — Я, для всех оставаясь таким же заложником, как и другие, должен был стать супругом Ареса, тем самым обеспечив прочность связи между Ардой и Ромеей, благо для безупречности моего прикрытия на тот момент были все предпосылки.

— И какие же, позволь узнать? — едва ли не прошипел Рэй, отказываясь верить в ту лёгкость, с которой Босфорца говорил о своём выборе. Слишком уж свежи были воспоминания о грусти в серых глазах, когда Таис говорил о своей несостоявшейся жене и умерщвлённом ей ребёнке. Даже ему, не менее преданному своему государству, чем Босфорца, было трудно понять мотивы этого человека.

— Инцидент произошёл во время осады Сьеры, — отвернувшись, дабы не видеть этот укоризненный, полный боли и невысказанных сожалений взгляд, продолжил Босфорца. — Приняв неприемлемое на тот момент решение, я бросил на крепостных стенах остатки своей тысячи и помчался в полевой штаб, располагающийся возле Злотны. Рассчитывая на то, что смогу получить обещанную подмогу, я без сна и отдыха мчался в штаб, однако почти сразу по прибытии туда меня настигла весть о том, что Сьера пала, как и все её защитники, державшие оборону до последнего воина. Генерал Аустер даже не думал о том, чтобы послать нам подкрепление. За счёт моей тысячи он просто выигрывал время для аристократов, знати и духовенства, которые бежали из Сьеры вместе со своим добром. Смерть моих братьев была бессмысленной, ведь простой люд так и остался погибать в подожжённом со всех сторон городе. Я, Рэй, перерезал глотку этому продажному генералу и совершенно об этом не сожалею. Тварь получила по заслугам. К тому же мое уставное преступление оказалось как нельзя кстати: опального тысячного генерала, в жилах которого течёт кровь Багрянородных, вместо того чтобы казнить, отправили в Арду в качестве заложника. Согласись, Рэй, это было отличное прикрытие для меня и более чем мудрый ход Первого министра Его Величества.

— Не говори чуши, Таис! — вспылил Рэй, вцепившись в полы одежды друга и тряхнув его со всей силы. — Тебя бы не казнили за убийство продажного генерала. Может, понизили бы в звании или разжаловали, но никак уж не вынесли бы смертный приговор племяннику императора! Просто признайся! Признайся в том, что либо тебя заставили, либо… — опустив голову, юноша содрогнулся, но так и не разжал пальцы, словно сделай он это, и Таис снова закроется в своей ракушке, наполненной тоскливым одиночеством. — Либо объясни, почему ты согласился на эту авантюру, зная о последствиях.

— Давая своё согласие, я ещё не знал, к чему это приведёт, — Босфорца таки отцепил от своей одежды безвольно ослабевшие пальцы друга. Рэй всегда был дотошным, и если раньше Таис считал это не такой уж и плохой чертой характера, то сейчас вессалийский принц, не желающий проглатывать столь тщательно проталкиваемую ему в глотку ложь, просто бесил его своей настойчивостью.

— Конечно, я предполагал, что Анна откажется от помолвки, но и подумать не мог, что она пойдёт на убийство ребёнка. Даже если я, сосланный с глаз долой, и находился в опале у своей семьи, они бы не бросили плоть от моей плоти. Впрочем, насколько я понял, Анну такое положение вещей не устраивало. Я разочаровался в этой женщине, вот и всё, а по поводу «признаться»… — Таис нахмурился. Поймёт ли Рэй? Увы, даже неплохо изучив вессалийского принца, Босфорца не мог предугадать его реакцию.

— Кроме того, чтобы стать доверенным и связующим между двумя державами, найти настоящего шпиона кардинала и защитить ардского вождя, я и сам должен был шпионить для императора. Узнав от отчима, насколько важная и ответственная эта миссия, я понял, что не менее опасно доверять её кому-то постороннему. Максимилиан сделал правильный выбор насчёт меня, и я, разделяя его мнение, согласился. Вот тебе и всё признание, Рэй.

— Шпион? — юноша попятился назад, смотря на Босфорца так, словно видел его первый раз. — Ты? Но зачем?

— Первая причина — это тайные проходы, — нет, он никогда не ошибался насчёт Рэя. Может, у того и были свои идеалы и принципы, однако этот мальчишка способен был понять, правда, если ему всё тщательно разжевать. Но ничего, опыт в таких делах придёт к вессалийскому принцу с возрастом, и Босфорца надеялся, что на то время они всё ещё будут друзьями. К удивлению графа, без Рэя было бы намного скучнее и сложнее. Одним своим присутствием мальчик с белоснежными волосами придавал сил — а ведь Таис тоже не верил в то, что в сыне Сицилии нет ни зёрнышка магии. Однако у такой поддержки была и обратная сторона — плата. Рэй взамен требовал честности — опасно, когда один человек знает о тебе всё, однако иначе мальчишку на свою сторону переманит кто-то другой. Например, тот же Арес.

— Мы не сомневались в том, что их ищет кардинал, как и были уверены в том, что их же исследуют арды. Империя должна была обезопасить себя от внезапного вторжения даже из-под земли, так что первым моим заданием было сделать максимально точную карту тайных проходов под Бьёрном. А второе, и не менее важное, — убедиться в том, что арды действительно потомки сколотов. Империя не только заключила союз с варварами, но и обязалась поступиться им значительной частью своей территории в обмен на мирное сосуществование. Ввиду всего этого у императора должны были быть гарантии того, что его не одурачили, сделав ставку на запись, которую и пророчеством-то трудно назвать.

— И как? — тяжело дыша то ли от негодования, то ли ледяных тисков, сжимающих его горло, спросил Рэй. — Ты справился со своей миссией?

— Частично, — уклончиво ответил Босфорца, бросив вкрадчивый взгляд на дверь. Йен подозрительно долго не показывался, оставив его наедине со своим сокровищем. Паладины что-то затевали, а у него не было ни малейшей возможности узнать об их планах.

— Карту тайных проходов составить просто невозможно. Отчасти мне это удалось, но, будучи ограниченным стенами карареса, обо всём Бьёрне я пока что и не помышлял. Зато я убедился в том, что арды — это действительно потомки сколотов. В дарсе я нашёл несколько книг, написанных на древнем языке. Увы, прочесть мне их так и не удалось, зато — и спасибо тому, кто их писал, — в книгах были иллюстрации. Понять, что мужчина с волчьей головой, танцующий в огне старик и змеехвостая женщина — это отголоски славного прошлого ардов, мне не составило труда. Видимо, за несколько столетий сколоты утратили свой изначальный духовный облик, но их черты и дух живут в ардах. К слову, я даже предположил, что некогда арды владели магией, которая и позволяла им принимать облик животных. Обо всём этом я доложил в Константинополь графу Босфорца.

— Я внимательно выслушал тебя, Таис, — чуть погодя, выдохнув, ответил Рэй. — И знаешь что?

— Что? — в ответ на высоко вскинутую голову Босфорца иронично приподнял бровь. Если Рэй сейчас опять начнёт говорить ему о жертвенности, он просто отвесит этому пацану оплеуху. Ещё и ещё — ровно столько, чтобы вессалийский принц понял, что сейчас Империя стоит на кромке крошащегося мира, и то, упадут они в разверзнувшуюся у её подножья бездну или же нет, зависит всего лишь от нескольких человек, в том числе и самого Рэя.

— Я понимаю, хотя и не могу с уверенностью сказать, что, окажись на твоём месте, поступил бы точно так же, — Рэй снова шагнул к Босфорца.

Именно такой и была их дружба: они то делали шаг навстречу друг другу, иногда попеременно, иногда одновременно, то снова отступали каждый в свой угол. И сейчас такая поэтапность, что ли, их сближения казалась юноше правильной, да и обид или же упрёков в сторону Босфорца у него не было.

Взвали Таис на него всё это изначально, он бы не смог понять, однако сейчас Рэю удавалось более-менее ясным взором смотреть на вещи, которые, как он считал, никогда его не коснутся. Таис прав: кроме него, никто бы не справился, однако никто не говорил, что это было справедливо или же честно по отношению к самому Босфорца. К тем юношам, которые, ничего о том не ведая, стали всего лишь жертвами обстоятельств и политики. По отношению к нему самому, оказавшемуся вовлечённым в столь тонкую игру, что каждый его шаг лишь путал нити столь хитростно сплетённой Босфорца паутины.