Внезапное озарение Босфорца было бессмысленным: во-первых, трепаться о том, что ему известно, этот юноша не станет, во-вторых, если и станет, то ему никто не поверит. Однако всё же было слегка неприятно оттого, что в то, что должно было быть только между ним и братом, вмешался третий. Мало ему Кронзверя, так теперь ещё и Босфорца, явно считающий, что заполучил некий козырь, начнёт действовать. Каким бы любителем острых ощущений Йен ни был, но Таиса стоило присмирить немедля, дабы из-за беззубой, но упрямо норовящей укусить шавки не поставить под угрозу всю охоту.

— Так скажи же мне, Босфорца, — с лёгким пренебрежением, когда в комнате они остались только втроём, не считая мёртвого мальчишки, начал Йен, — что же ты понял?

— Я всё думал: почему? — Таис сделал шаг вперёд. От Рэя его отделяло не такое уж и большое расстояние, которое он надеялся быстро сократить. С юношей что-то происходило, что-то неладное, тот даже не взглянул на друга, одевшись и упрямо оставшись стоять к нему спиной. Но Йен не позволил, чётким движением в сторону преградив ему путь. Таис едва слышно цыкнул: возможно, если ему удастся обыграть столь матёрого противника, он сможет понять ещё больше.

— Зная о том, что Верховный кардинал затевает государственный переворот, я сразу же предположил, что ты, Йен Вессалийский, вхож в его фракцию. Очевидно, у Адриана Босфорца, — Таис нарочито использовал мирское имя кардинала, дабы подчеркнуть обыденную, человеческую породу того, кто возомнил себя гласом Творца, — уже было подготовлено всё для смены власти. Не сомневаюсь, что в его планах не было больше никакой Империи во главе с императором. Скорее всего, Ромея должна была превратиться в один большой приход, во главе которого стоял бы наместник Творца на земле, то есть мой дядюшка.

— А ты много знаешь, как для рядового вояки, — нарочито пренебрежительно фыркнул Йен.

Признаться, подобной осведомлённости от Таиса он не ожидал. Даже если учитывать то, что у Босфорца были и собственные, оставшиеся за ним ещё как за преемником связи, и то, что его отчим всё же примкнул к коалиции императора, концы всё равно не получалось свести. Возможно, Таис сам планировал нечто вроде заговора. В конце концов, он был следующим претендентом на престол после своего малолетнего кузена, да и Максимилиан Босфорца пасынка не жаловал, иначе не сослал бы его в багряную армию. Точно так же, как Таис не мог понять мотивы своего противника до того, как он начал действовать открыто, Йен не мог объяснить осведомлённость Босфорца.

— Предполагаю, что этот год стал бы переломным для Ромеи, — продолжил Босфорца, не то чтобы ликуя, оттого что ему удалось застать недруга врасплох, но всё же чувствуя, что его преимущество растёт, — однако вторжение ардов нарушило планы кардинала. Свергать власть действующего императора сейчас, когда Ромея стоит на пороге новой войны, было бы неразумно. Все доступные Валентиниалу войска стягиваются к столице. Начни дядюшка переворот, и ему элементарно не хватило бы для этого людей. Даже убив императора, он бы не обеспечил себе победу, ведь багряная армия, как бы там ни было, предана властвующей династии, а посему приняла бы сторону того, кто бы возглавил её во имя законного императора.

— И этим кем-то мог бы быть ты. Не так ли, Таис? — не без довольства спросил Йен. Всё-таки его изначальное предположение было более-менее верным, однако выступил бы Босфорца против кардинала в угоду себе или же ради того, кто был его тайным покровителем, мужчине ещё предстояло понять.

— Не стану отрицать подобную возможность, — ответил Босфорца, заметив, как дрогнули плечи Рэя. Всё это время ему не доверяли до конца и правильно делали — вот что подчёркивал Таис своим откровением в присутствии обоих вессалийских принцев.

Род Вессалийских целиком и полностью поддерживал правящую династию, а сам Грегор некогда даже считался приближённым императора, так что сомнений в том, что Вессалия поднялась бы на борьбу против кардинала-узурпатора, не было. Рэй должен был понять, что, если бы он, Таис, возглавил сопротивление, он, Рэй, стоял бы за его правым плечом, как Босфорца и пообещал беловолосому мальчишке ещё семь лет назад.

— Если бы, — подчеркнул Йен, продолжая свою мысль, — достопочтенный граф Максимилиан не сослал тебя сюда, в Арду. Скажи, Таис, граф просто подозревает что-то на твой счёт или же сам метит на место императора?

— Война с Ардой могла затянуться на неопределённое время, — проигнорировав провокационный вопрос, продолжил Босфорца, — что никоим образом не устраивало кардинала. В конце концов, в предыдущей кампании арды опасно близко подошли к столице, так что на то, чтобы предполагать, что и последующая окажется для Ромеи ещё провальней предыдущей, у дядюшки было достаточно причин. Поэтому Верховный кардинал и отдал этот приказ: убить Кронзверя и в качестве доказательства привезти его голову в Константинополь.

— Смерть вождя ардов не остановит, — с энтузиазмом втягиваясь в столь занимательное противостояние, бросил Йен.

— Зато, если его голову привезёт паладин, прибавит политического и стратегического веса самому кардиналу.

— Весной полумиллионная багряная армия выступит на Бьёрн.

— Но возглавлять её будет не император, а паладин, добывший голову Кронзверя.

— Верный кардиналу.

— Который сможет после свержения императора подмять багряную армию под себя.

— Знаешь, Босфорца, — когда их перепалка репликами закончилась, Йен приподнял уголки губ в довольной улыбке, — мне искренне жаль, что тебе пришлось стать шлюхой. Если бы остался тысячным генералом, я бы предложил тебе место адъютанта главнокомандующего.

— Сомневаюсь, что всё это время ты, Йен, лишь притворялся равнодушным к пылу сражения стратегом, — опять-таки проигнорировав реплику оппонента, продолжил Таис. — Ты таков по своей природе, однако всё же возглавил эту кампанию, в случае успеха которой стал бы главнокомандующим столь огромного войска. Сомневаюсь, что тебе приятна и желанна подобная участь.

— Ты прав, Таис, — Йен широко раскинул руки в стороны, словно признавая своё поражение. — За головой Зверя я шёл не по этой причине.

— А потому, что здесь, в Бьёрне, Рэй, — ещё твёрже, чеканя каждое слово, произнёс Босфорца. — Ты шёл за тем, кого желаешь уже давно. Не так ли?

— Не только, но зерно истины в твоих словах есть, — уклончиво ответил Йен. Пусть Таис и был смекалистым, кое-чего ему всё же не понять. Пожалуй, в таком случае счёт стратегических ходов между ними будет 1:1, ведь мужчина тоже не смог понять, какую игру ведёт Босфорца.

— Зерно? — иронично переспросил Таис. Творец наградил его достойным восхищения разумом, вложил в его сердце волю, а душу одарил интуицией, однако одного только данного свыше было недостаточно для того, чтобы быть Таисом Босфорца — сыном скрывающегося мага, преемником императора, генералом и… Смешно, но и мужем вражеского командующего.

— Вот что я тебе скажу, Йен, — Таис подступил к мужчине ещё ближе, совершенно его не опасаясь. Он нужен Чёрному Паладину как заложник, так что убить пастырь его всё равно не убьёт, даже если будет этого страстно желать. — Изначально, как только кардинал прознал об условиях мирного соглашения, в Арду от рода Вессалийских должен был поехать именно ты. Заведомо предполагая, что породистых отпрысков Кронзверь станет держать при себе, кардинал дал тебе задание: убить вождя, а после вместе с его головой покинуть Бьёрн тайными проходами. Это был идеальный план, в котором не был бы замешан ни один посторонний. Ведь так?

— И что с того? — Йен напрягся, понимая, что он впервые так непростительно оплошал, недооценив противника, который только что достал из рукава свой главный козырь.

— А то, что, даже если Рэй опередил тебя своим согласием, ты, зная, как король Грегор относится к среднему сыну, мог бы убедить его изменить решение, но не стал делать этого. Всё это время, пылая порочной страстью к своему брату, ты и пальцем не тронул его только потому, что тот был невинен. Каким бы ублюдком ты, Йен, ни был, но что-то человечное внутри тебя не позволило тебе применить насилие к столь обожаемому тобой Рэю. И то, что Рэй в качестве заложника отправился в Арду, ты расценил как свой шанс. Если невинность Рэя заберёт Зверь, ты не будешь повинен в этом грехе. Наоборот, сдаётся мне, что для тебя это стало идеальным оправданием собственной похоти, своей противоестественной любви, которой ты бы попытался исцелить опороченное тело и душу брата.