— Видишь ли, Панич, — альфа, проходя в гостиную, чувствует себя как дома, я же словно на привязи семеню за ним, — один бета, с которым я на днях должен плыть эстафету, заявил, что его не будет в тренировочном лагере по не зависящим от него причинам. Я был взбешён, поражаясь безалаберности и безответственности этого человека, однако прямо указать бете на этот факт, а тренеру — на его попустительский непрофессионализм, мне не позволило то, что я и сам, не по своей воле, конечно же, в тренировочный лагерь не собирался.

Слушаю альфу, затаив дыхание. Его запах, сгущаясь вокруг, покрывает меня словно сетью. Слушаю Торстена завороженно, не понимая, отчего тот начал столь издалека, интуитивно чувствую подвох и в то же время наплевательски отношусь к тому, что мой секрет, судя по всему, раскрыт. Колени дрожат, и только сила воли да непомерная гордость ещё держат меня на ногах, омега же во мне, ещё только учуяв желанного альфу, плюхнулась перед этим самцом на карачки, виляя задом и умоляя её трахнуть.

— Так вот, — альфа продолжает после непонятной мне паузы. Он вальяжно рассаживается на моём диване и широко раскидывает руки в стороны. Получается, что стою я перед ним, словно провинившийся ребёнок, вот только взгляд альфы, заинтересованный и самую малость выдающий его возбуждение, совершенно не похож на тот, которым смотрят на шкодливое дитя. Его взгляд словно медленно, по дюйму снимает с меня одежду, отчего тело покрывается мурашками, а щёки пышут стыдливым румянцем. Со стороны это наверняка то ещё зрелище.

— В тренировочный лагерь я не поехал потому, что наконец-то, во-первых, мне представился шанс в неформальной обстановке пообщаться с человеком, к которому я далеко не равнодушен, а во-вторых, получил от отца одобрение наших с ним отношений. Именно отец сообщил мне о том, что наша семья приглашена на одно мероприятие, на котором я и собирался открыть свои чувства этому человеку, а после сделать всё мыслимое и немыслимое, дабы он, до этого совершенно равнодушный ко мне, ответил взаимностью.

Сердце пропускает удар, словно пытается мне что-то подсказать, на что-то намекнуть, однако я настолько поражён словами Франа о том, что у него есть возлюбленный, что совершенно не понимаю его бухающих в моих висках намёков. Омега во мне жалобно скулит, пытаясь достучаться до меня через заслонки бета-рассудительности. Она вопит о том, что это мой первый, реальный и, скорее всего, единственный шанс отдаться тому альфе, к которому я испытываю действительно сильные чувства. Но оно мне надо? Да и нужна ли моя девственность Торстену? Разве только как дар утешения, если у него, а интуиция мне подсказывает, что я не ошибаюсь, что-то с тем омегой так и не сложилось.

— И что? Ты встретился с ним? — не узнаю собственного голоса. Шепчу, выдыхая и едва постанывая. Омежья порода, чтоб её, оставила мне более-менее трезвый рассудок, но полностью взяла под контроль моё тело. Ещё пару минут наедине с Франом, и я начну умолять его исполнить свой альфий долг перед влюблённым в него течным омегой. То, как альфа смотрит в ответ, с блеском голодного хищника в глазах, уже вселяет надежду на то, что не оттолкнёт. По крайней мере, он чует непокрытую омегу, готовую отдаться в его власть. Насколько бы железной ни была его воля, однако инстинкт — противник, не знающий поражений.

— Увы, — альфа досадно разводит руками. Меня накрывает его запахом, мощно так и бесповоротно. Какая разница, почему, если Фран уже здесь.

— Оказалось, что этот человек, племянник самого короля, между прочим, демонстративно не явился на приём. Я, конечно, был взбешён до чёртиков, потому что в сложившейся ситуации и речи не могло быть ни о каком ухаживании за этой эгоистичной особой, за безрассудство которого ответ пришлось держать его родителям.

Фран чуть подаётся вперед, подавляя меня своим естеством хищника. Вжимаю голову в плечи, но взгляда не отвожу. Опять сердце колотится так громко, что я едва разбираю слова альфы, читая их по губам и рассыпаясь на осколки от каждого их звука. Сомнений нет: Торстен сейчас говорит обо мне.

Кажется, земля уходит из-под моих ног. Даже уже превратившись в амёбную омегу, я всё равно почувствовал острый укол совести. Фран прав, открыто указывая на мой эгоизм: мне нет оправдания и я действительно сильно виноват, однако безупречность моей легенды стоила столь низкого поступка. Стоила бы, если бы этот альфа каким-то образом не разрушил мой устоявшийся мир.

— Ты хоть представляешь, что чувствовал взрослый и уважаемый в обществе омега, глубоко извиняясь передо мной, молодым альфой, за то, что его сын, готовясь к участию в соревнованиях по плаванию, вынужден был отправиться в тренировочный лагерь. Представь, Панич, что почувствовал я, когда сложил все кусочки этой витиеватой мозаики.

— Ты разозлился? — спрашиваю робко, снова чувствуя себя маленьким и беспомощным. Похоже, кроме пренебрежения, ожидать со стороны альфы ничего не стоит, однако заслужил. За свою ложь и попытки занять место, которое никогда не предназначалось мне.

— Скорее, меня одолел азарт, — Фран хмыкает. Вибрации его голоса и правда волнами тягучего эхо обволакивают моё тело или же это очередной выверт слабой омеги во мне?

— Теряясь в догадках, я весь вечер не спускал глаз с твоего папы, пытаясь уличить момент, когда смогу прямо и открыто спросить его о тебе. И, представь, такая возможность мне представилась довольно быстро, так что, не теряя времени и не растрачивая его на обходительность, пока твой отец отлучился куда-то с королём, я и задал мсье Радовану столь интриговавший меня вопрос: где на самом деле сейчас находится его изворотливый сын?

— И что? — затаил дыхание, внемля каждому слову альфы. Точнее, снова, залипнув на его губах, в которые так и подмывало впиться не шибко умелым, зато настойчивым поцелуем. — Это он рассказал тебе об этом месте?

— Нет, конечно, — Фран досадно цыкает, а я ухмыляюсь. Как бы папочка ни относился к моим бета-выкрутасам, но важность для меня моего нынешнего статуса он понимает. — Поэтому мне пришлось пойти на маленькую хитрость и расспросить о тебе того, кто точно не смог бы мне соврать.

— Только не говори… — возвёл глаза к потолку и обессилено опустился на колени. Финита ля комедия, Свят. Ваша игра была блистательна, но свеч, как оказалось, не стоила. Однако почему Фран здесь, если он и так уже знает обо мне всё? Им руководила задетая гордость или же, как и говорит Фран, просто овладел азарт? То или же другое — не важно. В любом случае это точка в конце последней строчки эпилога.

— Да-да, — альфа бодро кивает, словно и не осязает моего подавленного состояния. – Сперва, учитывая слухи о том, сколь настойчив король в вопросах поиска достойной пары для своего племянника, я действительно подумал, что ты просто сбежал, однако ответ маленького Стефана, мягко сказать, расставил все точки по своим местам.

Как знать, каких там точек недоставало Франу, а вот у меня явно не хватало запятых. Во Фране Торстене я ошибался изначально, слепив для себя образ таинственно-прекрасный, мужественный и выше всего того, что называют мирским. На самом деле Фран и был таким, таинственно-прекрасным и так далее, но при этом он всё же был грёбаным самцом и манипулятором, умело скрываясь за маской интеллигента.

— Понимая, что мне нужно получить от ребёнка максимально внятный ответ, я спросил Стефана, почему его брат не пришел на приём.

— «Потому, что братик уехал за сладостями для меня» — вот что ответило мне это мелкое чудо.

— «И куда же?» — я всё же попытался ещё раз, хотя уже откровенно сомневался в том, что моя затея принесёт плоды.

— «Домой. В Драговицу. Братик каждый раз привозит мне оттуда много подарков и сладостей».

— «И как часто?» — тут, Панич, даже несмотря на мою уверенность в том, что ты бета, у меня закрались самые что ни на есть определенные подозрения: «Как часто Святимир ездит домой, Стеф?»

— «Часто» — мальчишка сперва кивнул мне утвердительно, а потом задумался. Знаешь, Панич, лучше бы он так и не понял, что всё-таки не ответил на мой вопрос.