— Того, — Исия пододвигает тарелку мне обратно. — Они же использую тебя. Все, — подчёркивает, опять-таки важничая. Одна только его глупая привычка поправлять очки, чуть приподымая их за оправу, бесит меня до надутых раскрасневшихся щёк, — а за спиной смеются и обзывают.

— Врёшь, — шиплю, подтверждая свою правоту ударом кулака по столу. Кажется, это вполне по-взрослому. — С чего бы им обзываться?! Ты просто завидуешь, Исия, потому что с тобой вообще никто не дружит и даже списывать у тебя не просит.

— С того, что ты омега, — бросает Исия небрежно, словно только что, и усилий-то особых не прилагая, решил простейшую задачку, над которой я сам ломал голову несколько часов, а после водружает грязную посуду на поднос, встаёт и просто уходит.

Конечно, я описал эту сцену с точки зрения себя нынешнего, тогда же наша с Исия перепалка походила на склочку двух желторотых воробьёв, однако… Именно в тот день я задумался над тем, что значит быть омегой.

Мне было семь, и я знал, что я, как и мой папочка, стану омегой. Омега — это пара альфы, которую тот защищает и о которой заботится. Омега даёт жизнь их с альфой детям, вкусно кормит и заботится о домашнем уюте. Так делал мой папа, поэтому таковым было моё представление об омегах, но из-за услышанного от Исия во мне что-то щёлкнуло. Будто механизм переключился на режим более мощных шестерёнок. В тот день я впервые задумался о том, что быть омегой — это ещё что-то, причём намного более важное, чем я представлял себе до этого момента.

Мне было восемь, когда случилось ЭТО. Ну, сейчас я вспоминаю о том уже с улыбкой, но тогда для меня, ученика младшей школы, впечатления были просто ошеломляющие.

— Дети, внимание! — наш классрук, чуть запыхавшись, пытался цивилизованно построить нас попарно, но мы, ученики, были слишком взбудоражены, чтобы слушаться и не перешёптываться. Нас вели в бассейн, и лично у меня это было впервые.

— Все взяли плавки?! — ещё громче спросил учитель, и я смутился. После того разговора с Исия я так упорно наседал на папочку, требуя объяснить мне, что значит быть омегой, что он таки сдался.

— Быть омегой — это вот, — отложив в сторону бумаги, с которым он возился целый вечер, Радован Панич поднялся во весь рост, указывая на себя открытой ладонью. — Быть как я. Понял?

Активно киваю, хотя на самом деле понял лишь одно и то — буквально. Если и папа, и я — омеги, значит, мы должны быть похожи. Отстав от занятого папочки, ушёл в свою комнату и долго рассматривал себя в зеркало. Да, у меня были папочкины темные волосы, но на том моё сходство с омегой Радованом Паничем заканчивалось.

Голубые глаза, светлая кожа, тонкий нос, да и общие черты лица — я был маленькой копией своего отца, но отец — альфа, а я — омега. Разве так бывает? Подобное так и не смогло утрястись в моей маленькой детской головке, а опять приставать к родителям с расспросами я не стал. Наша семья переживала не лучшие времена, впрочем, как и большинство сербских семей среднего достатка, и оба моих родителя упорно трудились, чтобы обеспечить мне, их единственному сыну, достойное будущее. В общем, разбираться тогда с возникшими в моей голове вопросами мне предстояло самому, хотя я и не представлял, как сложить то, что само по себе не слагаемо.

Учителю таки удалось нас построить колонной по два, следуя принципу «от мала до велика». Мой друг Исия оказался в первых рядах, а я почти в самом конце, между альфами.

Повторюсь, что в то время я не понимал всех особенностей ни видовой, ни половой разницы между омегой и альфой, но инстинктивно чувствовал, что так быть не должно. Меня не должны приравнивать к альфам. Не должны ставить в пару с альфой и заставлять держаться с ним за руки. Мне вообще не место среди альф.

— Что, Панич? Стрёмно? — одноклассник из разряда тех, что шкодничают, пытаясь заработать свой первый малый авторитет и прихвостней в коротких штанишках, хватает меня за руку и крепко сжимает пальцы на моей омежьей ладони.

— Отцепись! — бросаю зло, с силой дёрнув руку обратно. Освободился от его мерзкого потного захвата, отвернулся и хмыкнул, мол, чтоб знал, что это ему не сопляков-погодок шпынять.

Тогда мне не показалось это странным. Напротив, я был горд тем, что сумел поставить зарвавшегося мальчишку на место. Пусть Исия только попробует теперь сказать, что я со всеми заискиваю, пытаясь снискать их расположение, да и задира этот, раз получив по щам, ко мне больше не сунется. В общем, горд настолько, что даже не обратил внимания на то, как на эту сцену отреагировали другие мелкие альфы. Тогда я ещё по определению не понимал, почему омега не может вырваться из захвата альфы.

К моему глубочайшему разочарованию, на этом мои перипетии не закончились. Сейчас я воспринимаю произошедшее как важный жизненный урок, но в тот день мне было безумно неловко и стыдно.

Мы были детьми, поэтому, естественно, и речи не было о том, что альфы и омеги будут переодеваться порознь. Ни у кого из нас ещё не было своего запаха, мы даже не смотрели друг на друга так, будто нас что-то различает. Каждый просто знал, что лет через пять всё изменится, и тогда пометка «ω» или «α» возле порядкового номера в школьном журнале будет означать нечто очень важное, а пока все мы двадцать и я один, толкающиеся у входа в раздевалку, были просто бетами.

Как нам объяснили на уроках обществознания, бета — это особый период в жизни особи от её рождения и до полового созревания. Увы, даже будучи умным и сообразительным, я так и не смог понять, чем же с виду отличается альфа от омеги в бета-периоде.

— Святимир, что-то случились? — перед учителем было стыдно, потому что нас двадцать один, а он просто — один, не считая выделенного для нашей группы инструктора, и именно я стал причиной беспокойства классовода.

Отвернулся упрямо, промолчав. Подумал, что учитель не станет докапываться и просто уйдёт помогать остальным, но пан Игнац тоже оказался упрямым. Совсем как я. Тогда-то я и подумал, что между мной и этим взрослым омегой есть нечто общее, хотя моя мелкость так и не позволила мне понять, что именно.

— Я не хочу переодеваться при всех, — пробубнил, хмурясь.

— Господь Триединый, я уж было подумал! — учитель с явным облегчением всплеснул руками и просто забрал меня с собой в раздевалку для взрослых омег.

Пан Игнац мне очень нравился. Он был добрым, умным, в меру строгим и справедливым, но иногда совершенно несообразительным. Учитель подумал, что я просто стесняюсь — всё-таки единственный ребёнок в семье, мало ли какие у нас в доме порядки, — но на самом деле я испугался.

Смотря на своих одноклассников, переодевающихся в плавки без присущего взрослым стеснения, я постепенно приходил к ответу на столь терзающий меня вопрос. Дети всё познают в сравнении. Вот и я сравнил то, что видел каждый день в зеркале, с тем, на что смотрел в тот момент.

Омеги даже в столь малом возрасте уже отличались от альф ростом и телосложением. Омеги невысокие и хрупкие, тонкокостные и миловидные. Омежестость заметна по поведению, эмоциональным реакциям, по тому, как омега общается с себе подобными и как меняется, стоит в поле её зрения появиться альфе. Пусть пока ещё беты, но дети всё равно, инстинктивно, чувствуют, кому в будущем быть нерушимой опорой семьи, а кому — хранителем домашнего очага.

Конечно, я опять говорю с точки зрения себя нынешнего, взрослого, тогда же я понял одно: во всём я больше похож на альфу, чем на омегу.

— Исия, — спросил осторожно, полушёпотом, нагнав мелкого, когда мы уже топали к бассейну, — почему ты не сказал мне, что я похож на альфу?

— Чтобы ты сам, наконец, до этого додумался, — отмахнулся от меня омега, более заинтересованный плавательным жилетом, с которым никак не мог совладать.

Он подошёл к нему и просто помог упаковаться в этот злосчастный жилет. Альфочка года на два старше, из группы, на смену которой в бассейн пришли мы. Исия улыбнулся ему и сказал: «Спасибо». Альфа улыбнулся ему в ответ и пожелал хорошо провести время. Впервые на щеках нашего сухаря-ботаника я увидел милый румянец.