О Лилла, ты бежишь! Так серна на горах

За робкой матерью стремится;

Порхнет ли соловей в кустах?

Дрожит – и ручейка журчания боится.

5 Коль ветер засвистит в дуплах,

Колена серна преклоняет;

На что неопытный свой взор ни обращает,

Все ей наводит страх!

О Лилла! я не тигр, воспитанный в лесах,

10 Не африканский лев с ужасными когтями!

В пример возьми подруг – они, в твоих летах,

Не все беседуют с одними матерями:

Не погаси огня, волнующего кровь;

Пора узнать любовь!

Нам ли печали стыдиться? Нам ли знать меру

Грусти о столь драгоценной главе? Мельпомена!

Пой печальную песнь, ты, которой родитель

Дал с цитрой и сладостный голос!

5 Да! И Квинтилий сном мрачным заснул – где отныне

Скромность и Верность, сестра Справедливости честной,

С Правдой нагою, – ему подобного мужа

Где найдут между смертных?

Многие честные люди льют о нем слезы!

10 Но, о Виргилий, никто, как ты, не крушится!

Богобоязненный, тщетно молил ты бессмертных –

Боги не отдали друга!

Если б Орфея фракийского слаще на лире

Звуки ты издавал, и древа бы внимали,

15 То и тогда бы кровь не могла возвратиться

Тщетному образу, тени!

Тени, которой Меркурий, не внемля молитвам,

Грозным жезлóм указал путь к черному стаду!

Горько – но что возвратить нам уже не возможно,

20 То легче творит нам терпенье!

Реже у окон твоих молодежь собирается. Реже

Шумный их говор тебя пробуждает от сладкой дремоты.

Дверь покорилась замку; а бывало, она то и дело

Звонко на петлях визжит…

5 Нынче, как длинная ночь разольется широко по небу,

Реже и реже к тебе долетают признанья влюбленных,

Реже ты слышишь теперь: «Умираю от страсти безумной…»

Ты же – о Лидия! – спишь…

Скоро настанет пора: ты совсем отцветешь, и тогда-то,

10 В улице темной бродя и знобимая ветром холодным,

Вспомнишь невольно о тех, на которых ты прежде смотрела

С ленивым презреньем… Тогда

Сердце твое, как огонь, запылает мятежною страстью,

Будет оно день и ночь беспрестанным желаньем терзаться;

15 Кровь потечет у тебя, как по жилам степной кобылицы.

Ищущей в степи коня…

Тщетно ты взглянешь назад… Ведь румяная молодость любит

Мирты цветущие: лист, отлученный грозою от ветки,

Гордо кидает она, не заботясь о нем, в волны Эбра,

20 Спутника мертвой зимы…

Друг Муз, я отдаю тоску и страх печальный

Мчать к морю Критскому бунтующим ветрам.

И думать позабыл, кого же север дальний

Страшится мощного по хладным берегам.

5 Узнал ли Тиридат про козни боевые?

О ты, взлюбившая ручьев прозрачный ток,

Пимплея сладкая! Свивай цветы младые,

Свивай для Ламия мне милого венок.

Без помощи твоей моя хвала не стройна:

10 Его опять воспеть и на струнах иных

Лесбейской лирою превознести достойно

Прилично лишь тебе в кругу сестер твоих.

Бокалом, созданным к веселью, воевать

Фракийцам свойственно. Обычай тот неправый

Оставьте варварам и бойтесь обижать

Лиэя скромного вы распрею кровавой.

5 Вину и факелам индийца острый меч

Противоречие ужасное. Смягчите

Крикливо-вздорную заносчивую речь

И, чинно подпершись локтями, возлежите.

Фалерна терпкого я с вами выпить рад,

10 Но с оговоркою, друзья мои, одною:

Пусть опунтийской нам Мегиллы скажет брат,

Кем сладко ранен он и чьей пронзен стрелою.

Не хочешь? Ни за что другое я не пью!

Но, как ни покорен Венериною властью,

15 Краснеть не будешь ты за милую свою

И можешь погрешить лишь благородной страстью.

Что б в сердце ни таил, не опасайся – вверь

Ушам надежным все. Увы, лишен ты воли.

Какой Харибдою ты поглощен теперь,

20 Несчастный юноша, достойный лучшей доли!

Какой же маг тебя, ворожея иль бог

Избавит наконец от гибели великой.

С трудом бы и Пегас тебя похитить мог

Из пагубных когтей Химеры троеликой.

Гораций. Ах! Не тебя ли земель, и морей, и песков беспредельных,

мира измеритель, Архитас, кроет

здесь на бреге матинском персти ничтожныя малый

памяти дар? К чему же служило,

5 что ты селенья изведал эфирны, круглое духом

небо обтек ты – что пользы в час смертный!..

Архитас. Пал и родитель Пелопса, божественных пиршеств участник;

быстро Титон в превыспренних скрылся;

скрылся Минос, к Зевесовым тайнам доступный; держит

10 Тартар сына Пентеева, дважды

в ад нисходяща, хотя на щите пригвожденном во храме

время он Трои сказал и не боле

смерти злой уступил, как бренные кости и прах свой;

ты свидетель: он был непостыдный

15 нравов природы судья – но мрачная Нощь надо всеми!..

Всем протоптать путь верный ко смерти;

гонит Фурия тех на гибельны игрища Марса;

тех алчба предает на жертву пучине.

Смешанны юношей, старцев густятся могилы, свирепа

20 ни одной главы не щадит Прозерпина;

так и меня, сопутник сходящего в мрак Ориона,

Нот погубил на водах Иллирийских.

Ты же, пловец, будь добр, не скупись, от песков здесь сыпучих

не погребенной главе и костям сим

25 горсть подай на покой; и за то, при буре ревущей,

с треском падущим Венузии соснам,

ты, торжествующий, будешь безвреден – и многи корысти

вдруг неожиданны хлынут от Зевса,

правых отца и Нептуна, великого стража Тарента!

30 Иль не боишься привить недостойну

чадам послерожденным казнь? Верь: тайная Сила,

суд избежной, злобных каратель

поразит и тебя самого; не останусь в мольбах неотмщенный!

Нет к очищению жертвы довольной!

35 Ты поспешаешь? Мгновенье могиле! Брось токмо трикраты

праха на прах мой и шествуй надежно!..