Творчество Нестерова вступало в новую фазу, очень постепенно, но вместе с тем глубоко и основательно подготовленную в предшествующий период.

Перелом произошел почти незаметно. Он был связан с событиями, происходящими в жизни страны, в жизни людей, и с осознанием Нестеровым этих событий; он был связан с внутренним ростом самого художника, с освобождением его от многих иллюзий.

Великая Октябрьская социалистическая революция явилась рубежом в творческой жизни Нестерова. Новая жизнь, новые люди, их деятельность определили искания художника в советский период. Однако перелом в его творчестве, во многом подготовленный предшествующим развитием, произошел далеко не сразу.

Гражданская война, бушевавшая в стране, надолго отрезала Нестерова от Москвы. Зиму 1917–1918 годов его семья проводила на Кавказе. В 1918 году художник приехал в Армавир. Здесь он перенес тяжелую болезнь, почти не работал. Наконец, в 1920 году Нестеров перебрался в Москву. Материальное положение было трудным. Художнику приходилось делать много повторений своих старых вещей, писать для заработка иконы^[143].

В 1921 году он писал А. А. Турыгину:

«Так много произошло за это время неожиданного, так переменилась наша и моя, в частности, жизнь, что не знаешь, с чего и начать»^[144]. Но художник продолжал работать. Лето 1921 года Нестеров проводил у В. Н. Башкеева в деревне Дубки. Он делает в это время этюды к картине «Путник», задуманной на тему одноименного рассказа Л. Н. Толстого, начинает работать над картиной «Мыслитель», законченной в 1922 году.

Летом 1922 года, живя в тех же Дубках у Башкеева, Нестеров сообщал А. А. Турыгину:

«Пишу по 8–9 часов в день (утром в мастерской Бакшеева картины, вечером этюды с натуры). Пишу пока для души, написал своего „Пророка“, кончил „Мать Евпраксию“ („На Керженце“ тож), заканчиваю „Весна-красна“».

В это же лето было завершено одно из крупных произведений Нестерова — «Мыслитель» (1921–1922; собрание Н. М. Нестеровой, Москва)^[145]. Эта картина явилась продолжением линии, намеченной в «Философах».

Фигура человека в черном высится на фоне серого, белесого неба с тревожно бегущими облаками. Близко поставленная к зрителю, она занимает почти всю картину, а пейзаж кажется далеким, ушедшим в глубину. Фигура не сливается с окружающей природой, а подавленно отстраняется от нее, придавая пейзажу ощущение холодноватой тревоги.

Композиция построена таким образом, что человеческая фигура оказывается сильно сдвинутой в левую сторону, еще шаг, и она упрется в край картины, и от этого создается впечатление безысходности, тяжелой подавленности. Все существо человека поглощено какой-то упорной мыслью, она всецело владеет им, не отступает, не дает отдыха, не позволяет оглянуться на луг, на реку, бледно-зеленый холмистый берег которой уже по-осеннему тих и нежен.

Фигура человека, данная очень резким силуэтом, господствует над пейзажем, делая его почти сюжетным фоном. В портретах Нестерова пейзаж всегда играл значительную роль в определении направленности образа человека, являлся аккомпанементом его чувствам; часто его эмоциональная содержательность была самодовлеющей и служила мерилом ценности личности, ценности человеческой жизни. Здесь значительность человека выступает уже в иных формах. Это значительность мысли человека, мысли ищущей, противоречивой, напряженной.

При решении своей задачи Нестеров не избежал, может быть, сознательной нарочитости. Художник доводит до преувеличения те черты в человеке, которые нужны ему для выражения своей идеи, сознательно заостряет их, опуская прочие. Мы уже отмечали прежде резкость и остроту силуэта фигуры. Столь же подчеркнуто изображено лицо человека: лоб, прорезанный крупными морщинами, торчащая рыжая борода. Есть известная нарочитость и в цветовом решении, построенном на бледно-серых и черных тонах, и в выборе разных точек зрения на фигуру и пейзаж, вносящем момент диссонирующего сопоставления.

«Мыслитель» одно из первых произведений советского периода, в котором нашли свое отражение проблемы, поставленные временем.

В период глубокой ломки, происходящей в стране в первые годы революции, значительная часть интеллигенции ставила перед собой вопрос об отношении к происходящим событиям. Не все видели перспективы будущего, не всем оказывался ясен смысл и значение социального переворота, раздумья были велики. В своем «Мыслителе» Нестеров, может быть сам того не желая, отразил именно эти стороны жизни. «Мыслитель» в настоящее время почти забыт, а между тем это одно из примечательных произведений первых лет революции.

В следующем, 1923 году Нестеров создает картину «Девушка у пруда» (собрание Н. М. Нестеровой, Москва), изображающую младшую дочь художника Наталью Михайловну^[146]. Это произведение во многом продолжило линию «Мыслителя». Портрет был написан летом 1923 года в Дубках у Бакшеева. «По случаю дождей, — писал Нестеров, — пришлось почти все лето проработать в мастерской (прекрасной, специально выстроенной). Написал 8 вещей, из них три новых картины — „Старец“, „Дозор“, „Молитва“… и „Портрет Натальи на воздухе“… Вышел, говорят, не хуже, чем в молодые годы, — свежо, нарядно. Она сидит у пруда в серый день в голубом платье типа „директория“, в белой косынке на плечах и белой шляпе соответственного фасона…»^[147]. Взволнованный и напряженный эмоциональный строй картины был не совсем обычен для женских портретов Нестерова.

Неспокойна поза девушки, ее взгляд, взгляд серьезного, очень чистого душой, но чем-то взволнованного человека, устремлен в сторону. Внутреннее неспокойствие, порывистость, пока выраженные художником чисто внешними приемами, подчеркнуты и в пейзаже. Густая зелень лета живет ярко и звучно в этот серый сумрачный день.

Здесь уже нет настроения мягкой грусти или скорбной думы, столь свойственных предшествующим портретным работам художника. Состояние человека нельзя определить как радостное приятие мира, но в портрете передано пытливое, настороженное желание проникнуть и познать этот мир. Эмоциональная активность образа — одно из основных качеств «Девушки у пруда».

С. Н. Дурылин в своей монографии о Нестерове вспоминает, что эта картина, впервые появившаяся на небольшой персональной выставке 1935 года, «возбудила острое внимание зрителей. Перед нею долго стоял А. М. Горький^[148]. Как-то он выразился о „Девушке у пруда“: „О каждой нестеровской девушке думалось: она, в конце концов, уйдет в монастырь. А вот эта девушка — не уйдет. Ей дорога в жизнь, только в жизнь“»^[149].

Появление подобного произведения тем более интересно, что в это время художник в своих непортретных работах целиком находился во власти старой тематики, старых образов: «Дозор», «Молитва», «Старец»^[150], «Вечерний звон», «Тихие воды», «У Белого моря». По-прежнему в творчестве мастера мы находим картины, овеянные элегическим настроением, оторванные от событий реального мира.

«Девушка у пруда» открывает новую серию работ, продолженную в дальнейшем. Уже в 1924 году Нестеров задумал сделать портрет своей другой дочери — В. М. Нестеровой (Титовой). Он предполагал написать ее сидящей в белом платье на фоне распустившихся яблонь. Но замысел этот не осуществился; окончательный вариант портрета художник считал неудачным и поэтому обратился в 1928 году к другому решению образа В. М. Титовой^[151].